Из книги Люди пустыни Кафе Сайгон

КАФЕ  «САЙГОН»  или УЛИЦЫ  ИЗВЕСТНОГО  ГОРОДА
Глава из поэмы ЭМИГРАНТЫ или ВРЕМЯ ЗАКАТА ВЕЛИКОЙ ИМПЕРИИ

Сонный тритон полуночным кумиром
Влез на гранитные глыбы,
Твой Зодиак загорелся над миром
Ярким созвездием «Рыбы».
Он, засверкав в небесах, отразился
В сточных технических водах,
Но, потеряв ориентир, заблудился
В темных сырых переходах.

Бурые тучи дождя и тумана
И предпортового дыма
Двинулись к берегу от океана
С теплым потоком Гольфстрима
И переполнили сень вертоградов
Желто-зеленых кварталов
Города грозных гвардейских парадов
И коммунальных скандалов.

***

Уличным сонмом, едва постижимым
Зреньем, умом или слухом,
Соединенные вместе единым
Праздным и немощным духом,
Вновь повинуясь единому кругу
Уличных дел и концессий,
Медленно вышли навстречу друг другу
Люди случайных профессий.

Шумный притон с «площадным балаганом»
И неисчисленным сбором
Мог бы сравниться с безумным цыганом
Или хмельным командором,
Что, растеряв подгулявшую свиту
Между вином и разгулом,
Был обнаружен и взят под защиту
Храбрым ночным караулом.

Издревле житель безводной пустыни,
Пастбищ , садов, огородов –
Суетный дух, пробудившийся ныне
В шумном стеченье народов,
Тот, что когда-то вотще состязался
С волей царя-димиурга,


Все же вошел и навек задержался
В темных углах Петербурга.

Он и теперь завладел развращенным
Пагубным уличным пьянством
Странным народом, едва ли смущенным
Стольким его постоянством,
Здесь, где в глухую пору листопада,
Бдят в ожиданье мессии
Не до конца охмелевшие чада
Преображенной России.

В лица рожденных под солнцем и житом
И богатырские спины,
Здесь оказавшихся срочным транзитом
Буйных сынов Украины
Впился с холодной тоской одинокой
Взгляд смельчака или труса,
Не разберешь за густой поволокой
Сумрачных глаз белоруса.

Под голубым наркотическим дымом
Злая болезнь гонорея
Не обошла супостатом незримым
Чресла седого еврея
С юным прибалтом – вчерашним подростком,
И развеселым грузином,
Жившим за старым табачным киоском
И овощным магазином.

Жмутся цыгане толпой суеверной,
Здесь же под небом чужбины,
В скорбной тоске армянин правоверный
Правит свои именины,
Или монгол – плутоватый и блудный –
Жертва балтийской простуды,
Тщится расслышать в толпе многолюдной
Злые ее пересуды.

*** 

Сумрачный град мятежей и гордыни
Встал из пучины растленья
Некогда грозной гранитной твердыней
К людям того поколенья,
Словно подъятый трудом богомольным
Строгой обители братской
Тайный подвижник с крестом добровольным
Проклятой доли кабацкой.

В длинных путях векового движенья
Темных созвездий и дальних
Может быть, кто-то прочтет отраженье
Уличных судеб скандальных,
И в привокзальной ночи безобразной
Поводом к злу и веселью
Стал хоровод , именуемый праздной
Невской ночной каруселью.