Сказание о двух Владимирах и врагах в одной партии

               
        Давно  это было. Так давно, что и представить сложно, но нужно, поскольку столько предательств не знала земля русская.  А началось всё с того самого дня, как казнили одного негодного мальчишку. Сашкой звали. Хотел этот мерзавец Царя-батюшку извести, чтобы было от этого убийства справедливо и хорошо всем.  Думали так, да, не вышло. Вот, значит, после этого Сашкин младший брат Вовка, сжалился над мамкой горюющей и честно сказал, мол, мы, маманя, другим путём пойдём. Мама у Вовки не дура была, велела дома сидеть и никуда не ходить, а Вовка этот упрямый что-то сказал в ответ, но не поняла мама. Вовка  картавил невыносимо, показалось ей, что согласился, а оно иначе вышло.
       Прошло немного лет.  Вова и женился уже даже. Всё по Европе со своей женой разъезжал. В разных странах побывал, пиво пил в немецкой стране, да, по горам швейцарским лазил,  всё пакость какую-то замышлял. И придумал, Надьке, жене своей рассказал. Она во всём соглашалась, не перечила, лишь бы Вовка не выгнал взашей, некрасивая была, глаза выпучит, страх один. Но и муж то в гневе яростен был, хоть и маленький, но ругался страшно, матерился. Стоит, значит, ручонками размахивает, бородёнка меленькая  трясётся, всё про какую-то девку орёт, Революцией зовут. К тому же, Бог детей не дал, а это значит, что Надька никому и не нужна будет. «Ну, да» -  размышляла Надюха – «хоть скудненький мужик у меня, но мой. Тоже не красавец, авось не убежит к этой своей, как её, к Революции». В общем, так и жили. А однажды, пришёл Вовка из пивной и говорит: «Собирайся, Надюха! В Петербург поедем, на Аврору смотреть!». Надя  так и обомлела, осмелела, руки в боки и отвечает: «Сперва, значит, ты мне про Революцию песни пел, а оно вот как, ещё одна девка есть, Аврора!». Вовка  посмеялся,  злиться в этот раз не стал.  Так и ответил: «Ты, Надька, не о том всё! Мне это непотребство ни к чему. Революция – это, значит бунт по-другому. А Аврора, корабль такой с пушкой. Бабахнет разок, и мы власть заберём. Царя выгоним. Я, Надька, сам править буду! Буду Владимиром первым!».
      Так и случилось. Только вот стал Вовка болеть часто. Болезнь головная.  Сперва занедужил, потом даже стреляла в него девка какая-то недовольная, толком не попала. Но Вовка сильно испугался и слёг. Правда, девку не простил, приказал казнить. После немного отошёл, но стал всё забывать, путаться. День ото дня глупей становился. Сидит на лавочке, такой дурнина в кепке, ничего не понимает. К нему друзья разные приезжали, товарищами были. Вовку  тогда  Лениным звали, а ему всё равно. Так и помер.
        И собралась вся его компания, а иначе партия. Погоревали, но надо же нового вожака выбирать. Был у Вовки друг сердечный, он ему все тайны доверял, пока думать мог. Друга того Троцким звали.  Имя такое не выговорить, а туда же.  «Я» - говорит – «второй человек!» в этой их партии – «значит и править буду!».  И тоже бородкой трясёт, насмотрелся у Вовки. Буду то оно буду, но не умел  Вовка дружить. Дружки его  даже хоронить по-христиански  отказались. Положили в гроб и оставили лежать так в домишке каком-то, мавзолеем назвали. Надя им говорит, чтобы закопали, пропадёт ведь. Но они все в голос: «Холодища-то какая, не боись, товарищ Надя, придумаем что-то». И придумали. Как китайцы какие-то, обмазали Вовку Ленина травами и бальзамами секретными и в гроб на века уложили, мол, пусть себе так лежит.  А тем временем  сами всё на Троцкого поглядывают, замышляют хитрость.  В общем, недолго Троцкий в главных друзьях значился. Другие дружки Вовки, четверо их было, выгнали Троцкого, потому как враг он был, и отправили далеко, даже за океан куда-то, где он и сгинул. А эти друзья, которые четверо, звались Каменев, Бухарин, Зиновьев и Сталин. Среди них самым хитрющим был чернявый такой с рукой ссохшейся и не двигающейся. А ещё говорил он так странно.  Будто коверкал слова, специально что ли или от того, что с гор спустился, грузинцем был. Иногда его эти трое боязливо так Кобой звали. Он по молодости даже в семинарии учился, но не понравилось. Отправился тогда богатых людей грабить, экспроприацией называл. Ох, злой был и властный!  Вот он зыркнет  на дружков своих, а сам молчит. Как говорится, допрыгались дружки-то, плохими оказались товарищами, как и Троцкий. И даже хуже того, вредителями и врагами. Вот оно как случается!  Сталин стал главным, стало быть, товарищем. И извёл этих врагов. Сперва  их в кандалы заковал один не русский человек Генрих Ягода, а потом совсем этих вражин уничтожили, кажись,  пристрелили.
         Но ведь какая жизнь, штука интересная, как порой повернётся. Был у Сталина один знакомец, Ежовым звали. Он Сталину рассказал, что Ягода эта волчьей оказалась, а он Ежов, молодец, изловил и готов наказать примерно. Коба приказал Ежову Ягоду казнить, как врага народного и предателя, а потом и самого Ежова отправил, как говорится, в гости к Ягоде, дескать, пусть предатели и враги вместе будут.  У него тогда помощником верным был земляк, с одного значит места приехали. Дружка этого Лаврентием звали и фамилия опять не русская, странная такая, Берия. Стали Сталин и Лаврентий свои порядки наводить, врагов отлавливать. Их много было тогда на земле русской. Кого на каторгу, кого в расход. А как иначе, тогда предателей и врагов  было не счесть. Но видно, сколько верёвочке не виться, а конец всё равно придёт. Помер тогда Коба.  Не понятно было, сам или Лаврентий  порешил. Сталина тогда к Ленину рядышком положили, обмазали китайскими снадобьями, спите, дескать, родимые. Но музыка весёлая  для Берии недолго играла. Оказалось, Берия тот самый главный враг и был, а сразу не приметили, он в очках ходил, как примерный учёный, не понять, какой он на самом деле. Один грозный генерал  по фамилии Жуков  словил Лаврентия и уничтожил.  Жукова народ наш любил и уважал, он хорошим был. Но судьба – злодейка!  Жукова того признали от чего-то  не очень хорошим и отправили куда подальше с глаз долой за Уральские горы.
          И стал править новый товарищ. Мелкий, лысый и с пузом. Его Никитой звали Хрущёвым, а в народе так и звали, Хрущ. Никита всех врагов вывел на чистую воду, народ к себе повернул и сказал всем, что до него все враги были народные, не товарищи вовсе, а предатели, вот  он один нормальный о честном люде печётся. И стал ездить везде и ругаться на всех. Кто умным  был, того педерастом стал называть. А однажды, за океаном, в далёкой стране ботинок снял и орал дико. Стучал, значит каблуком по столу и всё грозился капиталистов этих заморских с какой-то матерью Кузькиной познакомить. А потом успокоился, ботинок натянул и отправился домой кукурузу сажать. Уж очень ему нравилась она. И везде дома, где даже чукчи белых медведей гоняли, велел кукурузу сажать.  Но всем это быстро надоело. Кукуруза чахлой росла. Прогнал Никиту один нормальный дядька на пенсию. Не стал казнить, но назвал нехорошим словом, волюнтаристом, а ещё проходимцем, авантюристом и врагом. Стал Никита жить на даче, а тот дядька, что его прогнал, красавцем был. И русским настоящим человеком был. Леонид  Брежнев. Брови были редкостные, два пышных куста на лбу. До женщин сильный был ходок, но меру знал. Работал много, страну радовал. Но когда стареть стал, сильно полюбил медали разные и ордена, чуть что, так грудь подставлял. А ещё лобызаться любил. Встретит друга заморского и прямо в губы так. И все товарищи тогда целовались. Ну, а что, жизнь удавалась.
     Однако в стране тогда застой объявился. Лёня дряхлеть стал. Говорил когда, ничего не поймёшь, иной раз его под руки вели, как немощного. А те,  кто вели, сами такие же. В общем, помер Леонид, а за ним ещё двое немощных и больных. В стране раздрай  полный, среди товарищей ни одного молодого. Народ прозвал их партийным колумбарием.
           И тут объявился механизатор один, Мишкой звали Горбачёвым. Болтал без умолку, всё обещал и обещал. Вино и водку запретил. На свадьбах люди русские  чай и кефир пили, такая была срамота. Мишка же по всем городам мотался, жену Раису свою слушал, по заграницам тоже разъезжал. Речи хвалебные выслушивал, даже от английской королевы. А сам только болтал и под шумок думал, что теперь делать, народ поверил, а денег,  страну вытаскивать из нищеты, нет. В магазинах и лавках торговых товара не было, а оставшиеся продукты и табак по талонам продавали.  И даже водку по талонам! Тогда народ подумал, ну, это уже слишком! Отродясь такого безобразия не было. В общем, прогнали того Мишку. Потому что он врагом был и предателем.  И, как это на Руси уже было, объявился Бориска. Высокий и сильный такой, здоровьем не обделённый, сибиряк значит. Народ наш доверчивый был, поверил Борису, тем более, он партию эту проклял, а батюшки его знакомые анафеме предали. В народе думали, хоть этот Борька не враг, всё же выпить любит.  А он тем временем отдыхать поехал в пущу какую-то с друзьями с окраин наших российских. Там втроём выпили крепко и документ один подписали. Так и сказали. Земля российская нынче без окраин будет и республик разных! Всё, сказали, хватит нам врагов разных партийных и предателей! Теперь и навсегда каждый сам за себя! Так и кончилась дружба  после их сабантуя в  пуще.
          С той самой поры запил Бориска, видно,  тосковал не мало, была у него «болезнь души».  А в стране всё хуже становилось. Борька подумал, сделать уже ничего не смогу и стал помощника искать. И добрые тайные люди подсказали. Есть один молодой, не пьющий, не болтун и дело крепко знает. Владимиром звать.
         Тогда вышел Бориска к людям и честно так сказал. Мол, простите меня люди добрые, за всё, а я ухожу, вот вам новый правитель, сильный и молодой.
          Владимир этот второй, стало быть, умный был, Бориску врагом объявлять не стал, даже дворец  его памяти построил, когда тот помер. И по сей день Владимир страной управляет. Теперь вокруг него врагов много, завидуют, а он, знай себе, управляет молча, лишнего не говорит, а как скажет, так вокруг него и в странах заграничных все молчат от страха или зубами клацают от злобы.
      Так и живём в стране нашей, мы люди терпеливые и верить умеем. Авось выправимся, Бог даст!