Сказ про Яшку Синего и брата его Иллариона...

                (По рассказам моего прадеда -
                Акинфия Степановича Шадрина)

На Старобазарной улице, где петухи на курицах,
Пылили по дороге, по лужицам, верхом,
Где доменка Демидова, пыхтела и сутулилась,
Жил некто Яшка Синий, известный скопидом!

Давно ещё, в преддверии Октябрьской революции,
Когда купцы держали в руках Нижний Тагил,
Открыл он дело бойкое, по чьей-то  резолюции,
Точнее, шерсть и ткани вымачивал, синил...

Работа шла размашисто, но каждую копеечку,
Куда-то сразу прятал, хранил на самом дне,
Народ смотрел и щурился, "ныряя под скамеечку":
"Ну, надо же, богатый, а ходит весь в рванье!?"

С Илларионом, братиком, таким же «скопидомистым»,
Жил в темноте убогой, без дров и без свечей,
Но на износ работали, по их рукам мозолистым,
Определили сразу  ухватистых  людей!

Хвалили предприимчивых: "Не синька, а "конфеточка"!
И, скажем прямо, Яшка успешно торговал,
По уговору верному, но ежели монеточки,
Немного не хватало, в долг вещь не отдавал!

Вымаливать, выпрашивать, за ерунду "удавится",
Ни капли снисхожденья, проверено не раз,
Откажет, не «подкупится», а нравится - не нравится...
Не важно, важен принцип: плати "всё и сейчас"!

Народ усвоил, - Синие скупы до посинения, 
Два бобыля по жизни, без мыслей о семье,
Что даже  сэкономили, другим на удивление,
На самом интересном - на свадьбе и жене!



Тряслись  даже от мелочи, как две осинки тонкие,
А крупный куш получат - все двери на замок,
«Муслякают» мизинчики, слагают кучки звонкие,
По стопочкам купюры и в подпол, в сундучок!

Всё дорогое самое, из серебра и золота,
В бочки замуровывал сам Яшка, только сам,
И в огороде, крадучись, заброшенном, не полотом,
Хоронил навечно в плену глубоких ям!

Закапывал с оглядкою, крапивою ужаленный,
А после в дом, пригнувшись, бежал, не чуя ног,
На полатях струганных, усталостью поваленный,
Храпел, пока на зорьке петух не клюнет в бок!

Храпеть мешала улица, собаки беспокойные,
С трёхрядною гармошкой хмельная молодёжь,
Частушки горлопанили, донельзя непристойные,
Про Яшку и про Ларю, под пляски и галдёж!

Все старики гальянские шушукались в открытую:
"Мы знаем все их схроны, - в кубышках на гумне!'
Лишь домна шумно охала, скипами с коксом сытая,
Она одна всё знала и видела - что, где!
 
У домны пруд с запрудою, плотинка водопадная,
Через неё немало водицы утекло.
Так утекла история про Яшку с Ларей складная
Похожая на горе, как битое стекло!

В Раю, в Аду, - неведомо, не пившие, не евшие,
Нашли их в огороде, у ямы, на краю,
Обнявший с бочкой, Синие, лежали, околевшие,
Упрятать не успели сквалыжную судьбу!

Хоронили улицей, ревели над могилами,
И, каждый, поминая, прощенье попросил!
Из церкви местной батюшка дымил, махал кадилами,
Под карканье воронье гробы заколотил...

И началось! Нашествие с ломами и лопатками,
Три дня пахали, рыли всё вдоль и поперёк!
Несли, кто в чём, - за пазухой, ушатами и кадками,
Как личное, родное, в кубышку, в закуток!

Боялись и не хвастались, помалкивали, сытые,
Вот он, наш, русский, лихой менталитет!
Привычка идиотская, брать всё,  что "не прибитое",
Халява - слово русское, альтернативы нет!

Позднее дом поправили Тагила власть держатели,
Там фабрику открыли и пряники пекли!
Но  до сих пор являются в суды кладоискатели,
Столбы недавно ставили, бидон монет нашли!

И вроде вся история, сюжеты, мысли, линии,
Скажу всем по секрету, ни капли не тая:
По пересказу прадеда,  они совсем не Синие,
А Шадрины с рожденья и, может быть, родня!
           . . . . .