Послание тому, кому бы жизнь отдал

здравствуй, братец!
ночи в домик, вечер в хату,
тебе грустить уж полно. хватит!
уж больно мне-то здесь не рады...

я не про вас, о, душетрепечущий,
я про то, что меня выгоняет из мира вон,
я, как обиженный слон, сажусь в шестьсот шестидесят шестой вагон,
я как комар бесконечно мечущийся-
из угла в угол.

что такое, братец, жизнь?
вопли, крики, драки?
может радости полные штаны?
говоришь ей:"зайка! "
а во сне закручиваешь ей в шею гайки...
ласковое солнышко ударит темечко:
я упаду, не встану. душа - семечко,
а тело - шелуха...
это солнышко тянет свои лучи:
шепчет что-то на ухо, может лязгает,
проникают скользко в любимые штаны,
а лучи эти грязные,
но я их люблю...
и к утру вы уйдете, - совершенно все.
и наступит тишина совершенная...
я живой, пока вы рядом!
но утром, под звуки города:
обуваетесь, снимаете с вешалки душную куртку.
я стою с лицом норова:
протянете руку -
здорово.
окрывается парадная дверь,
что пасть беззубого радостного зверя.
я живой, пока вы рядом!
стою, готовя провод.
провожаю вас жалобным взглядом.
я живой, пока вы рядом...

гадко, я сплюну. братец!
эта вшивая, безобразная запись
в моем телефоне.
ее прочтет, может, кто-то,
или со жгутом во рту я катаюсь на розовом пони.

я в мутной передней, один.
думаю о жизни, переживая тысячную из зим...
мы все уедем, дружище.
я всегда хотел гулять в ночи
в одиночестве.
я думал, что моя жизнь - это пророчество, которая написана в священных книгах.
за такой грех ждет меня вира.

для других я ирод, иноземец.
если много плакать, так и лицо треснет!
брат, спасают меня лишь поэзия и песни...
а так, жизнь скучная, томная, безлюдная,
жизнь - это скверы разобщенности;
молчаливость - характеристика скромности...

да бросьте, я умру, проблемы не исчезнут!
да и с собой я давно уже не честен.
честь пропала, как я перестал верить
а ведь главное в жизни - просто верить...

я шутливо отзываюсь рядом с тобой:
делаю вид, что живой, но на деле
давно потух. жизнь превратилась в понедельник.

красочные фоны, облитые словно сталью и белой махрой.
тошнотная масса кряхтит и хрипит, борется отважно с мокротой.
а ты любуешься видом, страстно
караулишь будущее у порога
а это будущее идет к тебе, но странно
уходит с твоей дороги, словно уступая место
давай я встану вместо рвоты,
грех последних выходных :
в полдень, я помню чудное мгновенье
разинулся рот безработного, стали рты рвами.
раскрылся шрам, как зацвела роза -
полилась из уста сладкая мемоза

о, родитель мой, то ли бомж, то ли изгой,
оперся о водостой, о смыв унитаза,
и нырнул в анабиоз, аж два раза.
разинул глаза в безлазном пространстве:
"сколько я находился в пьном странствии?"
"в пьяном угаре, в седом тумане
сквозь бездну вижу, будто сон,
как по канату поднимаюсь к ножкам Анны, ласкаю тихо ее слушала,
служу ее ногам, целую строптиво.
она бросает опожаренный взгляд,
продолжая разговор, что ей бабка завещала. она стреляет руками в мои руки. как гадко все вспоминать".

я смотрю снизу вверх на представление:
изодранное лицо, отбитые колени
скорчился бродяга, отхудал,
словно раб, кого тащит повелитель на уздах.
выпали глаза, налились кровеносным давлением,
а руки занимаются отожествлением веток осенних деревьев.
а на голове у него птичье гнездо, блошинное поселение.
одетый в рваную рубаху, какое-то трико,
пятна на пахе, недовольное лицо -
все это мой создатель, уродство в одном флаконе.
зашипел, запрыгался в конвульсиях безмолвных...
и помер...

мне отрадно, дружище.
я словно чужд в этом космосе,
душа моя любви клянчит,
словно нищая!
я остановлю это все,
жму на все тормозы.

в воздухе, братец,
радный танец.
танцуй-ка, братец ,
наш последний вальс,
коснись кончиком пальца
моей умирающей плоти,
найди ради меня любовь свою,
даму!
могильщики, ройте
мою посмертную яму...