Ступеньки памяти

  Зима. Утро. Свет только за шторой на середе  – так у нас называют кухню,где  над столом висит керосиновая лампа. Стучит маятник часов-ходиков с гирями. Родители разговаривают вполголоса. Поскрипывают половицы. Сначала из углов тянет холодом, а потом всё прогревается. Дрова трещат в печке. Мать готовит завтрак и нам еду на день. Пахнет лепёшками.
     С утра надо подоить и накормить корову Чернушку с теленком, свинью с поросятами и кур. Отец выносит вёдра с кормом для домашних животных – «скотины», её всегда кормят в первую очередь.
      Нас, детей, трое, а скоро и уже четверо: мой старший брат и две сестры младше меня. Каждое утро отец  обстоятельно и не спеша бреется. Сначала он разводит мыльную пену в чашечке, похожей на очень маленький тазик, с  отштампованной виноградной кистью с листочком винограда. После этого тщательно намыливает жёсткой кисточкой щёки. Придерживая кожу пальцами левой руки перед  круглым зеркалом, правой аккуратно водит опасной бритвой, время от времени споласкивая её в металлическом стаканчике с кипятком. Стакан и чашечка одинакового красноватого цвета и оба с развальцованным верхом. После бритья отец всё тщательно споласкивает под умывальником, укладывает в коробочку и ставит высоко на печку у трубы.
     Родители завтракают. Подходят к нам и проверяют каждого. Поправляют одеяла и подушки. Зимой на работу в Селино идут пешком, а летом на велосипеде или на мотоцикле.
Отец работает начальником узла связи.
Мать работает в промтоварном магазине.
     Часто присматривать за нами приходит  дочь нашего родственника  дяди Стёпы Кондакова с лесоучастка Максимовская, что за рекой. (Когда через двадцать три года я приехал на Максимовскую и пошёл по лугу к домам дальней дорогой, где местные ходили очень редко, она встретила меня, стоя у крайнего забора и сразу узнала). В другие дни младших утром уносят к соседской бабушке и тогда мы с братом хозяйничаем сами.
        Дел по дому много. Слушаем радио, которое работает с шести утра до двенадцати ночи. Смотрим книжки, журналы и газеты, которых у нас целая этажерка. Брат уже хорошо читает. Достаём еду из печки. Зимой больше сидим дома, смотрим в окна, узнаём знакомых, ждём мать и отца. Летом выходим во двор и огород.
     С работы родители приходят  к вечеру, всегда что-нибудь приносят: еду, сладости, игрушки, книжки.
 — Лисичка передала, — говорят они, вручая что-нибудь младшим.   
  Часто передавали «гостинцы» родственники, знакомые, сослуживцы родителей.
Берутся за  дела. Летом их много. В огороде мы тоже помогаем чем можем.
  Ужинаем все вместе за столом в комнате. Еда самая простая и почти всё домашнее – мясо, молоко, яйца, овощи, картошка, хлеб. Почти каждые день
«селянка» – так называется варёная на сковороде  смесь яиц с молоком. Очень долго я считал, что «селянка» – это Селинское блюдо. Часто сначала   жарится мелкая рыбёшка, а потом  заливается селянкой.  Рыба  в доме всегда самая разная и всегда свежая. А рыбаки у нас в деревне все без исключения.
  После ужина у родителей дела не заканчиваются до самой поздней ночи.
Под сказки, стихи и потешки, которые знали наизусть отец  и мать, мы быстро засыпаем. Когда спали они сами – мы и не видели.
   
            В праздники и выходные часто бывают в доме ближние гости. Приходят родственники, сотрудники родителей, соседи или просто друзья. Обычно бывают две-три пары, но очень быстро начинает казаться, что народа намного больше. Все красиво одеты. Женщины с пышными причёсками, пахнущие разными духами и в цветастых платьях помогают матери на кухне. Быстро накрывают стол. Мужчины, часто в костюмах или в лёгких куртках, открывают консервы, бутылки с лимонадом и красным вином.
Гости часто приходят с детьми и нас всех сажают за стол в первую очередь.
На столе пироги, рыба варёная и жареная, картошка, огурцы и много всего вкусного, в том числе и из магазина.
     Встречи всегда весёлые с  песнями и танцами под патефон или гармонь. Отдельно под присмотром детей постарше все маленькие заняты игрушками, играми, показываем разные свои достижения: самодельные игрушки, стишки, песенки, отплясываем вприсядку.
    Песни взрослых сначала грустные и задумчивые: «Гудит гудок заводской», «Ой, какая я несчастная», «За рекой, за лесом», «Ревела буря, гром гремел», «Два васькинские парня», «Ехали казаки», «Про Катю», «Горят огни далёкие...», О сиротке на митрофановском кладбище («Тише, граждане, не мешайте мне, я печальную песню спою...») «Отец мой был природный пахарь», «Во субботу, в день ненастный» и многие другие.
Мы подпеваем, часто не понимая смысла или понимая, как оказалось позже, совсем не так.
    Дальше идут песни повеселее и задорные частушки на самые разные темы с обращениями и ответами и всё на разные изменённые голоса.
  Что-то все рассказывают. Я уже умею читать – научился от брата. Постриженный наголо и круглолицый, я очень похож на одного Первого секретаря ЦК КПСС того времени. Его речи по радио  звучат часто, бывает почти целый день. Мне дают многократно сложенную  газету  «Сельская трибуна» с его речью, ставят меня на большую зелёную табуретку и я читаю, подражая  интонациям Никиты Сергеевича.
Гости валятся со стульев и табуреток.
   Когда на улице тепло, все выходят во двор и там продолжают петь и весело разговаривают. Соседи подходят  посмотреть и послушать.
  Когда гости расходятся, мы провожаем их, а дома ещё долго стоит  эхо
праздничного шума.
      
Бывают и дальние гости.
   
   Из деревни Валинское Устье – родине отца, выше по течению реки,  приходит в гости бабушка Мария Ивановна, мать отца, а с ней и его сестра Анна.
Бабушка  ненавязчиво учит нас молитве: «Господи Иисусе Христе сыне
божий помилуй нас». Молитва запомнилась крепко.  Бабушка показывает пример справедливости – первого молока от коровы пока  мало, нужно ещё телёнку, нам достаётся по стакану. У нас с братом стаканы разные – у него тонкостенный, а у меня  гранёный. Бабушка измеряет стаканы водой и  доливает мне молока. Рассказывает о разных случаях с родственниками и другими людьми. Берёт нас с собой, когда идёт ко своим знакомым в Селино.
    Как-то на пасху  взяла  меня в Кильмезь. Доехали туда на машине прямо к церкви. Служба только что  закончилась и народа было очень много. Бабушка долго разговаривала со знакомыми, а потом мы пошли  к батюшке домой. Его дом стоял рядом со церковью за тем  же высоким, с пиками по верху, кованым забором на кирпичном фундаменте. Мы ждали у ворот, пока хозяин нам откроет. Бабушка зашла с ним в дом, а я остался на крылечке. Когда надоело сидеть одному, я пошёл по двору.
В загородке у хлева за домом гуляли огромные свиньи, там  стояло большое корыто полное крашеных яиц. Тут бабушка меня позвала и мы пошли через  деревню Микварово к ним в  Валинское Устье.
      
      Наша огромная свинья, которая приносила по десятку поросят, стала на
всех бросаться,  даже  укусила телёнка. Пришёл  с Лощинки брат матери, дядя Коля, с огромным охотничьим ружьём-«берданкой». Поставили посреди двора корыто с едой и выпустили свинью. Дядя Коля с крылечка выстрелил ей прямо в лоб. Она подогнула передние ноги, перебирая задними пробила новый забор рядом с воротами и наполовину выползла на улицу. Свинью ещё тут  же зарезали длинным ножом, утащили за сарай, несколько взрослых подняли на верёвках за задние ноги  на стропила, выступающие из-под крыши сарая. Шкуру сняли, свернули и сразу увезли – её о надо было сдавать государству в обязательном порядке.

   К отцу иногда заходит старенький сосед, которого зовут только по отчеству. Его всегда сажают за стол на стул у окна и он почти ложится боком на подоконник. С отцом они пьют вино из тёмно-зелёных рюмок. Немного погодя он становится весёлым и предлагает детям проверить осколок в его голове. Мы залезаем на кровать и через её спинку вставляем указательный палец в ямку под волосами чуть ниже затылка. Палец помещается полностью, а в глубине что-то твёрдое и тёплое. Становится смешно и страшно.
   
   Часто, особенно когда холодно, у нас ночуют то родственники, ближние и дальние, то вообще незнакомые люди, некоторые с детьми. Обычно они приходят с отцом после работы. Взрослые  часто в потрёпанной военной форме с  медалями на груди. У некоторых один пустой рукав гимнастёрки заложен за ремень и кажется, что они постоянно прячут одну руку. У других одна нога как будто поставлена коленом в прорезь сверху деревянного чурбака и привязана к нему кожаными ремешками. Но скоро становится ясно, что подогнутой части ноги нет, а вместо этого есть только подвёрнутая пустая штанина. Верх костылей у всех толсто обмотан серыми тряпками.
После ужина обычно идут  разговоры о знакомых  местах и людях. Часто
находятся общие знакомые или даже родственники.  Было разговоры и о местах с непонятными названиями.
Спят зашедшие  на расстеленных по полу тулупах. Костыли и деревянные ноги лежат под лавкой у печки.
Мы, дети, в таких случаях спим на полатях, наблюдая всё из-под потолка.
Ночью часто слышны то стоны, то крики. Остро пахнет какой-то мазью.
По утрам они уходят. Мы, бывает,  провожаем их то на один конец деревни, то на другой,  и показываем дорогу. Казалось, что они снова уходят в те места, о которых вечером говорили.