Мирела
Под шёлковой шалью и кофтой атласной
Во чреве младенца носила тайком
Цыганка Мирела. Девица так страстно
Любила гитару, колечки и ром…
Нежнейшие ласки простого цыгана
И властная сила природы мужской
Окутали деву волшебным туманом –
Бесчестьем окончен роман полевой.
От мести кровавой седого барона
Цыган убежал на заре поутру.
И слышало небо раскаянья стоны,
И пальцы вонзались берёзе в кору…
Мирела упала в холодные травы –
Тоска и смятение, ужас и страх,
Разлитая горечь душевной отравы
Душили цыганку. А в солнца лучах
Играли стрекозы, летали пичужки,
Цикады трещали на сто голосов.
В свой табор украдкой вернулась девчушка,
Мертвецки уснула без слёз и без снов.
Часть 2
Под вой заунывный февральской метели
Родился младенец восьмого числа.
Мирела из лыка сплела колыбельку
И в ельник ближайший украдкой снесла.
На запах живого худая волчица
По снегу глубокому быстро дошла,
Младенец замёрз ледяной паляницей ...
В зубах осторожно его донесла
До логова волчьего, словно добычу,
Голодная хищница. Мудрый вожак,
Противясь закону и зверским привычкам,
Младенца лизнул и назад сделал шаг.
Потом ухватил и в соседний валежник
Понес цыганчонка в сплошной темноте.
Подбросил удачно в семейство медвежье –
Нашел новый дом для житья сироте.
В тепле отогрелся, заплакал ребенок.
Проснулся один из слепых медвежат,
Подкидыша он свободил из пелёнок,
Легонько толкнул. Тот в ответ завизжал,
Но, движимый волей и силой инстинкта,
Стал мять головой медвежачьи бока,
И вскоре средь вороха бурой шерстинки
Открылся бездонный родник молока…
Часть 3
Так жил цыганчонок, в лесу возрастая.
Прошло восемь лет и минуло семь зим.
Когда на реке лёд последний растаял,
За прутьями ивы пошёл дед Ефим.
Он шагом неспешным ступал по равнине,
Затем поднялся на родимый курган
И вдруг увидал – у речушки в низине
Сидит одиноко босой мальчуган.
А тот обернулся на деда Ефима,
Испуганной тенью на месте застыл,
Потом встрепенулся живой пантомимой,
Как маленький ворон, но только без крыл…
Ему помахал прохудившейся шапкой
Старик. Цыганчонок подпрыгнул в ответ.
«Малец заблудился? У речки так зябко,
Ни лодки, ни люда поблизости нет», –
Подумал Ефим да спустился со склона.
В жилеточке ладной из лисьих хвостов
Чернявый мальчишечка с ликом иконным
Приблизился к деду на пару шагов.
«Как звать тебя, мальчик? Откуда ты взялся?
Могу проводить тебя к тяте домой».
Малец промычал. Разговор не вязался.
«Эх ты, бедолага, с рожденья немой?»
Ефим взял найденыша теплую руку.
Повёл. За курганом родное Село.
«Сейчас поедим мы картошечки с луком,
У нас-то в избе так светло и тепло».
Доверчиво шел цыганчонок за дедом.
Пришли. Из сарая с ведром молока
Хозяйка идёт. «Мы успели к обеду.
Привел тебе, бабка, красавца сынка!»
Старуха присела, всплеснула руками:
«Иди, мой царевич, тебя обниму! –
Глаза увлажнились от счастья слезами, –
Сыночек... тебя не отдам никому!»
По-русски назвали смуглянчика Ваней.
Жизнь люда в селеньях довольно проста:
Поели немного – и мальчика в баню.
Родимое пятнышко в виде креста
Узрела старушка на коже лодыжки:
«Печатью навечною Боженьки знак!
Судьба непростая, видать, у мальчишки.
Да что ж ты резвишься? Стой смирно, чудак!»
Плескался ребёнок в дубовой лохани,
Берёзовый веник по тельцу ходил,
А дед мастерил в это время для Вани
Сапожки из кожи. Со старых удил
Он срезал для звона из бронзы колечки,
На счастье к обувке умело пришил.
Потом все легли по полатям над печкой,
Уснули под сенью невидимых крыл.
Часть 4
Прошло десять лет. Вырос славный парнишка,
Открылись таланты и ясная речь.
Так жило семейство в довольстве с излишком,
Любовь, искру веры сумели зажечь
В душе цыганчонка Ефим и Мария.
И вот в его жизни явилась она –
Проста, лучезарна, немного игрива,
По духу царица, душою скромна.
Её увидал он весной в хороводе:
Берёзы шумели на Троицын день,
Проснулись, взыграли душевные воды.
Он видел повсюду возлюбленной тень.
Порою для счастья и взгляда довольно.
Признался он ей. Ах, младые года!
Сердца их забились как звон колокольный...
Сказала избраннику кроткое «Да»,
Зардевшись, Наташа. С Иваном, качаясь
На досках живых подвесного моста,
Они размышляли о дате Венчанья.
Отпраздновать после Петрова Поста
Решили согласно. Во благословенье
Священник икону Казанской вручил.
На свадьбе царило сплошное веселье,
Народ вдоволь ел и без удержу пил.
Часть 5
Поехал на ярмарку Ваня с рассветом
Подарок купить для любимой жены.
Набрал разных тканей, тянучки конфеты,
Собрался домой. У саманной стены
Увидел цыганку в цветастых отрепьях,
Баюкала ласково куклу она.
Ей нищий подбросил картошку и репку,
Вдруг Ване сказал: «Безнадёжно больна». –
«Давно ли у вас?» – «С позапрошлого года,
Бормочет, что сына не может найти.
И каждое утро в любую погоду
Идёт в этот ельник и шепчет: «Прости».
От гулкого звука церковного звона
Заплакал младенец на чьих-то руках,
Цыганка вскочила с неистовым стоном,
И ужас застыл в её дивных глазах.
С неведомой грустью Иван возвратился
В родное Село. Дом тесовый с крыльцом...
Пёс Ваню почуял и лаем залился
Приветственно-звонким, но только рубцом
На сердце легла эта встреча с цыганкой.
«Ах, слава Ти, Боже! Вернулся, родной, –
Сказала старушка. – А мы-то сметану
На масло сбиваем с твоею женой».
И стало Ивану неладное сниться:
Цыганка весёлая – юбка в цветах –
Танцует в лугах, а по лесу волчица
Младенца несёт, утопая в снегах...
Он ставил за здравье церковные свечи
Цыганки, чей стон его душу потряс,
И ждал хоть когда-то нечаянной встречи...
Ветвями скрипел тихо кряжистый вяз –
Смиренно встречал запоздалую осень.
А в небе летели на юг журавли,
И жухлые травы смиренную проседь
Скрывали в глубинах озябшей земли.
Построили терем до крепких морозов –
Родными в нём стали и странник, и гость,
А ровно на первые майские грозы
Под Красную горку дитя родилось!
В честь деда назвали мальчонку Ефимом,
Крестили всем миром в день сороковой.
И пели хвалебную песнь Херувимы
Над миропомазанной чистой душой.
Часть 6
Мирела жила у слепой прихожанки.
За день до святого Филиппова дня
Они повстречались в Селе спозаранку
И вместе сидели теперь у огня.
Старушка шептала священные фразы,
Кропила цыганку святою водой.
Вернулись к страдалице память и разум.
Слепая спросила: «Что было с тобой?» –
«Печальная песня февральской метели... –
Сказала Мирела. – Сокрывшись от всех,
Я бросила сына в лесу... в колыбели.
Но только потом осознала свой грех.
Всю жизнь кочевали мы табором дружным
В кибитках атласных средь диких степей.
Была я несчастлива с венчанным мужем.
Он умер и мне не оставил детей.
Порою рыдала я целые ночи,
Ведь память жестокий и грозный палач –
Мне снилось, как мёрзнет под ёлкой сыночек,
И слышался ясно младенческий плач.
Я стала скитаться по сёлам и весям
И шла десять дней вдоль какой-то реки.
Искала я тщетно то самое место,
Болела душа от смертельной тоски.
От голода вскоре иссякли все силы,
Прощальный мне луч посылала заря...
А дальше не помню как я очутилась
У врат неизвестного монастыря.
Жила подаяньем, всё Бога молила,
Спала под жасминовым крепким кустом
И каждую ночь в старый ельник ходила.
В село возвращалась я с первым лучом.
Ничем не лечилась сердечная рана,
Связала я куклу на память себе.
Её назвала я, как мальчика, Ваней,
Моё утешенье в никчёмной судьбе...»
Старушка вздохнула: «От Бога прощенье».
Заерзали мыши в полночной тиши.
«К морозу дела. Скушай, детка, печенье
И мяту испей». – «Мать, прошу, разреши
Сходить на часок в лес, где старые ели,
Я с ним попрощаюсь теперь навсегда...» –
«Что вздумала? Видишь – лютуют метели!
Уже ведь не осень, стоят холода!»
Мирела вспорхнула испуганной птицей.
«Куда ты? Надень хоть цигейку мою! –
Слепая сказала, – я буду молиться,
Господь не оставит». – «Тебя я люблю! –
Шепнула беглянка, слегка улыбнулась, –
С тобою мы стали совсем как родня!»
Но больше к старушке она не вернулась
Ни утром, ни вечером третьего дня…
Часть 7
Мирела направо пошла вдоль забора:
Колодец бревенчатый, старосты дом...
«Добраться бы мне до соснового бора,
А там через поле как раз прямиком...»
Она утопала по пояс в сугробах,
Держалась за колкие руки ветвей,
Мерещились ей то младенцы, то гробы...
Метель беспощадно по жертве своей
Хлестала наотмашь мороженой плетью.
Крошила алмазную снежную пыль
Седая пурга и в смертельные сети
Мирелу влекла. Словно хрупкий ковыль
Цыганка упала. Замёрзшее тело
Ей грезило сказочный сладкий покой...
Но вдруг что-то рядом в кустах захрустело
И волчий голодный послышался вой.
«Сейчас растерзают», – мелькнуло в сознаньи.
Она развязала пуховый платок:
«Так будет быстрей. Вот пришло воздаянье –
За грех материнский настиг меня рок...»
Вожак подошёл к побелевшей цыганке,
Едва прикоснулся к замерзшим рукам –
Как запах её показался вдруг странным,
Знакомым до боли звериным ноздрям.
Он взвыл. И на зов по снегам волчья стая
К испуганной женщине вмиг подошла,
Сугроб вкруг цыганки гурьбой разгребая,
Послушною шубою рядом легла…
Часть 8
Морозное утро. На службу порану
Собрался Иван с молодою женой.
Тулуп постелил на скрипучие сани,
Корзинку поставил с дорожной едой.
«Поехали, с Богом!» И резвые кони
Рванули по снегу... Красиво в лесу!
Два дятла сидят неподвижно и сонно...
Вдруг Ваня увидел у дуба лису.
«Лежит как живая! Замёрзла плутовка.
Возьму, будет славный тебе воротник», –
Сказал он жене и движением ловким
К Наташиной щёчке губами приник.
Едва подошёл он – лисица вскочила,
За ёлкою спряталась метрах в восьми.
«Ах, рыжая бестия, что учудила!
Жива? Вот, хотя бы сухарик возьми».
Раздвинув густые пушистые ёлки,
Иван онемел. Под калины кустом
Лежали спокойно неспящие волки
На женщине с белым мертвецки лицом.
Вожак встрепенулся, завыл что-то властно,
И серые братья один за одним
Покорно ушли, молчаливо-безгласно.
Ивану казалось, что стал он седым.
Увидев вблизи бездыханное тело,
Сказал: «Со святыми небесный покой!»
И на руки женщину взял неумело,
Подумал: «Теперь возвращаться домой...»
«О Господи! Как же случилось так, Ваня?» –
Наташа шептала молитвы слова.
Иван положил на повозку цыганку,
Та вдруг шевельнулась. «Она ведь жива! –
Воскликнул Иван. – Эй, родимые, к дому!»
Он плеткой направил озябших коней.
«Мне кажется женщина очень знакомой, –
Подумал Иван. – Где встречался я с ней?»
Её положили в сенцах на кровати.
«Нельзя обмороженых в избу, где печь...» –
Сказала Наталья слегка виновато
И псу наказала больную стеречь.
Часть 9
Цыганка очнулась, увидела Ваню,
Сказала два слова: «Спасибо» и «Пить».
Ей дали кагора с водою и баню
Велели работнику вмиг истопить.
«Прошу, помогите омыться недужной!» –
Сказала Наталья свекрови своей.
Мария пришла, согласилась радушно:
«Ах, скольких же я перемыла детей!»
Раздела цыганку. «Худая ты слишком,
Остались всего-то глаза и уста!» –
Шутила она, вдруг на коже лодыжки
Родимое пятнышко в виде креста
Мария приметила, оторопела...
Присела в парилке на липовый пень.
«А ты ведь цыганка?» – спросила несмело
Купальщицу. В красках припомнился день,
Когда дед привел ей мальчишку немого.
О, как это, кажется, было давно...
И как она мыла Иванушке ноги,
И точно такое на коже пятно.
Мирела надела Мариино платье,
Её приютили с любовью в дому.
О том, что нашлась настоящая матерь,
Мария открыть не смогла никому.
Часть 10
Цыганка окрепла. Пора возвращаться
К слепой прихожанке, что стала родной.
Присели по-русски и стали прощаться.
Старушка вдруг в слёзы: «Мирела, постой!
Когда ты лежала без памяти, ночью
Про сына и лес говорила в бреду...» –
«Прости меня, глупую, бедный сыночек.
Тебя я ищу и никак не найду, –
Сказала Мирела. – Небесною местью
Казалась мне встреча с волками в ночи». –
«Ванюша, покажешь любимый мой крестик? –
Спросила Мария. – Иди, не ворчи».
Иван неохотно присел на скамейку,
Добротный начищенный скинул сапог.
«Ах, сердце, чего ты стучишь канарейкой,
Как будто беда к нам пришла на порог?» –
Подумал Иван. На цыганской лодыжке
Мирела увидела маленький крест.
«Вот судьбы Господни, такое лишь в книжках, –
Вздохнула Мария. – Не Божий ли перст?»
Цыганка пред ним на колени упала.
«Позволь я тихонько к нему прикоснусь?
Я меточку эту лет двадцать искала», –
Сказала она и лишилась вдруг чувств.
Её уложили. Мария Ивану
Про всё рассказала одно за другим:
Про крестик Мирелы, что видела в бане;
Про то, как весною нашел дед Ефим
Мальчишку на речке худого, босого;
Про лисью жилетку из пышных хвостов;
Про то, как отверзлись уста у немого
И сколько он в детстве читал им стихов…
Иван молча слушал. Почти что стемнело.
На ужин семейный пришел дед Ефим.
Кот Васька мурлыкал. Очнулась Мирела.
«Давайте же Богу хвалу воздадим, –
Сказала Мария. – Ведь если б не вьюга,
Когда б повстречались сыночек и мать?
В морозное утро нашли вы друг друга,
И волки так странно пришли согревать...» –
«Почти бездыханное мертвое тело.
Меня уж отпели почти снегири!» –
С улыбкой продолжила робко Мирела.
И так все сидели до самой зари
И чай с молоком по двенадцатой кружке
За здравие пили своё и цыган,
И счастливы были старик со старушкой,
Что встречей закончен цыганский роман.
Август-сентябрь 2019
@dvertsa_serdtsa
Свидетельство о публикации №120102807739