Пани Эва

ПАНИ ЭВА

20-го марта 2005-го года, когда я уже была весьма известным поэтом, я получила по электронной почте письмо из Польши следующего содержания:

«Уважаемая Элла Николаевна!

Меня зовут Эва Никадэм-Малиновская, я литературовед, доктор наук, профессор Варминско-Мазурского университета в Ольштыне (Польша). В годы 1980-1984 я училась в аспирантуре в ЛГПИ им. А. И. Герцена на кафедре А. Хвастова у С. Тиминой. Уже несколько лет я занимаюсь поэзией Иосифа Бродского. Только что вышла моя книга «Поэзия и мысль. Творчество Иосифа Бродского как факт европейского наследия». Ваши стихи я нашла в интернете случайно. Они мне очень понравились. В них есть что-то, что меня волнует. На нашу научную конференцию, которая состоится в июне 2005-го я хочу написать статью о Вас. Если Вас интересует связь со мной, ответьте, пожалуйста, мне будет очень приятно.

С глубоким уважением,
Эва Никадэм-Малиновская».

Я уже вовсю общалась с русской профессурой, но польский профессор – это что-то! Особенно, если учесть, как нас «любят» поляки. Я написала в ответ приветливое весёлое письмо. И, в свою очередь, получила вот такой ответ:

«Дорогая Элла!

Большое спасибо за ответы на мои вопросы, они мне немножко Вас приблизили. Чем дольше читаю Ваши стихи, тем больше они меня удивляют. Ваш подход к жизни, к искусству, к слову вызывает у меня мурашки. Вы очень интересный человек, и я очень рада, что Вас нашла».

Через две недели я вынула из почтового ящика бандероль из Ольштына. Это была книга Эвы о Бродском, о которой она писала в первом письме. В книге была записка: «Трифонов – моё прошлое, Бродский – настоящее, Вы – моё будущее». Конечно, я была польщена. Мы с Эвой очень скоро стали хорошими друзьями.

Её первая статья обо мне называлась «Мир поэзии Эдды Крыловой». Эва писала, что я – истинная европейка и черпаю из всей сокровищницы европейской культуры. Это была правда, но не вся. Я – человек мира, и черпаю из сокровищницы не только европейской, но всей мировой культуры. И Восток для меня значит никак не меньше, чем Запад. Я всегда стремилась к синтезу того и другого.

Летом в Москву приехали Эвины аспиранты, позвонили мне и сказали, что у них для меня подарок от госпожи Малиновской. Я была заинтригована. Подарком Эвы оказалась литровая бутылка польской водки! В пакет была вложена записка: «Эту водку Бродский считал лучшей в мире. Надеюсь, и Вам она понравится». Я была дома одна, делать было особо нечего. Я поставила перед собой бутылку и рюмку. И часа за два усидела весь литр! И даже не была пьяной! Водка была чистой, как слеза младенца. Бродский был прав. Я написала Эве благодарственное письмо. И мы стали переписываться чуть ли не ежедневно. Я узнала, что Эва живёт вдвоём с двадцатилетней дочерью Доминикой, которая учится на славистку. На мой вопрос о муже Эва не ответила ни словом.

Во второй статье Эва сопоставляла «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» Бродского и мои «Двадцать сонетов к Иосифу Бродскому», которые профессор Борис Аверин в своей статье сравнивал пушкинским «Евгением Онегиным». Только мои сонеты были веселые, озорные, остроумные, саркастические. Но ничего этого не было в статье Эвы. В её статье я выглядела молоденькой влюблённой дурочкой. Я написала об этом Эве и спросила, неужели в Польше не понимают русский юмор? Зачем спрашивала? Юмор – самая непереводимая в мире вещь. Но Эва, слава Богу, не обиделась, и наша дружба продолжилась.

Эва мне прислала своё фото и фото Доминики. Доминика была невероятно похожа на нашу актрису Татьяну Друбич. А Эва оказалась великолепной блондинкой с яркими синими глазами и лучезарной улыбкой. В свободное время (то есть всё лето) Эва с дочерью путешествовали по миру. Никакие расстояния их не пугали. Как-то они были в Китае, и Эва прислала мне фотографии древних статуй Будды. Они были великолепны и грели моё наполовину буддийское сердце (вторая половина моего сердца была отдала Иисусу Христу). Эва путешествовала по всему миру, однако, в Россию ехать категорически не хотела. «Слишком у вас всё дорого», - поясняла она. Я периодически собралась рвануть к ней в Ольштын, да так и не съездила.

Ещё один подарок Эвы был не менее великолепен, чем польская водка. Эва прислала этот подарок опять же со своими аспирантами. Она была в курсе, что я получила письменное благословение от Папы Римского Иоанна Павла Второго, который, как известно, был «из наших, из поляков, из славян». Так вот. Очередным подарком Эвы была огромного формата книга стихов польского Папы. Книга была в изобилии снабжена цветными фотографиями польских красот – пейзажей, костёлов и проч. Я просто ахала, когда листала это великолепие. Первое стихотворение в книге было посвящено матери и начиналось так: «над белой твоей могилой…» Ох, разве я могла тогда знать…

Третья статья Эвы обо мне оказалась просто изумительной, поэтому я привожу её здесь целиком.

Эва Никадем-Малиновская
Доктор филологии, профессор, директор Института неофилологии (Ольштын, Польша)

Духовность в поэзии Эллы Крыловой как эффект амальгамирования
ментальных пространств лирического субъекта
(на примере сборника стихов Мерцающий остров)

О великая радость чувствовать грусть и страдания 
O опыт, который кружит в наших жилах
Что делать с тобой? Что делать?
Юлия Хартвиг Сердце дня

Элла Крылова, 1967 г.р.,  русская поэтесса, почти 20 лет регулярно пишущая и издающая книги стихов. Это философская лирика, религиозная, любовная, всегда тематически конкретно определенная автором. Объединяющим элементом тематически разных произведений является духовность, будучи их отличительной чертой и важным элементом внутренней  мотивации, придающей ей идейную цельность. 
Духовность в стихах Крыловой означает близость и к Богу, и к природе. Не следует отождествлять ее с религией, особенно одной, избранной. Духовность для Крыловой является не столько актом веры, сколько актом самосознания.    
           Взаимозависимость творчества, понимаемого как духовная самореализация, и духовности как творческой сущности человека, представляется сегодня естественной и обоюдонерасторжимой. Исследования многих психологов, начиная с Авраама Маслоу, подчеркивали в равной мере значение как субъективного характера особенностей восприимчивости человека, его экспрессии, мировоззрения, так и умение выражать мысли и эмоции. Когнитивная психология, исследующая функционирование сознания, концентрируется на механизмах перцепции и преобразования информации, полученной в процессе познания. Широко понимаемая когнитивистика позволяет трактовать творческий акт как выражение человеческого сознания через посредство языка.
В начале 2010 г. вышел  очередной сборник стихов Эллы Крыловой под названием Мерцающий остров . Сборник состоит из ста двадцати двух стихотворений, написанных на протяжении двух лет  – с октября 2007 по октябрь 2009. Произведения разделены на три части – Хрустальный скит, Зеленая пагода и Хата с краю.
Название сборника, как обычно у Крыловой, является знаковым выражением его идеи, объединяющим произведения в эстетической плоскости. Его можно воспринимать дословно, как конкретное место или переливающийся красками остров, или в переносном смысле, как необычный анклав. Можно также, зная о любви поэтессы к Васильевскому острову в Санкт-Петербурге, объединить оба варианта, в результате чего Васильевский остров приобретает особенные черты, становясь позитивно наполненным местом в мире.
Многолетнее знакомство с творчеством Эллы Крыловой подсказывает видение заглавной темы с еще одной стороны. Поэтесса, высказываясь на тему своего творческого процесса и исповедуемых или предпочитаемых ценностей, неоднократно подчеркивала некоторый идейно-эстетический глобализм, неизменной последовательницей которого она является. Он одинаково широко касается понятий как духовных, как и эстетических. В связи с вышесказанным, показательным представляется обращение в этом случае к так называемой  теории интеграции понятий. Она предлагает более широкий взгляд на сочинения Крыловой, чем, например, классическая метафора. Интеграция понятий или так называемое амальгамирование основывается на генерировании нового пространства на поле взаимоотражения ментальных пространств .
Элла Крылова – поэтесса, которая, независимо от затронутой тематики, а следует отметить, что одной темой она не ограничивается, достигает в своих произведениях вершины творческой изобретательности. Она креативна, откровенна и отважна. Лирический субъект в ее стихотворениях очень активен с интеллектуальной и эмоциональной точек зрения и бескомпромиссен с нравственной. Его взгляд, часто окрашенный иронией, указывает направление мыслительного сканирования, определенный индивидуальностью поэтессы. В результате так далеко продвинутой субъективации уровень обобщений, закодированных в поэтическом языке Крыловой, гарантирует оригинальность концепций и оригинальность их реализации.
  Вернер Г. Дженрод утверждает вслед за Леви-Строссом, что литературные тексты, будучи продуктами культуры, с одной стороны, являются ее творениями, с другой – способствуют ее преобразованию . Лирический субъект Крыловой неустанно и безусловно ищет возможности простого ответа на сложнейшие вопросы, как, например в стихотворении Так будет:

Пойдем мы росными лугами –
и кошка Юльча снова с нами! –
пойдем мы к Богу в Отчий дом.
Он даст нам новое жилище,
Одежды белые и пищу,
И весь небесный окоём.

Но для начала мы умрем  .

Считая поэзию представителем всех искусств, Йозеф Пипер подчеркивает, что философский, художественный и религиозный акт одинаковым образом относятся к „загадке мира и жизни” . Крылова в своих стихах искусно объединяет эти акты:

Мы тащим крест из тьмы во тьму
теодицей и теологий,
пиара, нанотехнологий.
Знать, Царствие – не по уму  .
(Зимние строфы)

Когнитивная поэтика воспринимает ментальные пространства как находящиеся в понятийном пространстве областей, содержащих определенную информацию. Их отличительной чертой является то, что „возникают они постоянно в процессе речи или мышления” . В сознании лирического субъекта стихотворений Крыловой появляются непересекающиеся пространства, наполненные греческой мифологией, равноправные элементы величайших мировых религий, мотивы, почерпнутые в литературе, традициях, философской мысли, современной культуре, природе. Амальгамирование этих пространств или объединение имеет целью создание новой ценности в макроструктуре, которую представляет собой поэтическое произведение. Элла Крылова позволяет своему лирическому субъекту свободно продвигаться среди накопленных ценностей культуры материальной, интеллектуальной и духовной и объединять их так, чтобы они становились полезными в поиске цели и смысла человеческого существования.
Поиск смысла во всем  - в известной степени инстинктивное действие человека. Лешек Колаковский утверждает, что немецкие герменевтики считали это естественной способностью человека . Ключом от этого мира для Эллы Крыловой является духовность.  Как, впрочем, подсказывает Лешек Колаковский, мир вовсе не обязан быть описанным при помощи трудных для чтения знаков: “Никогда мы не избавимся от искушения постижения мира как тайного шифра, от которого упрямо стараемся отыскать ключ” . Крылова  прочитывает его самым простым способом – любовью – при помощи главного человеческого чувства:
И знаю: счастье кроется не в далях
заморских, а в обыденных деталях
совместного простого жития.
Вот желтый клен. Вот голубой цикорий.
А вот, свободны от духовных хворей,
в раю Адам и Ева: ты и я  .
(Настоящее) 

С позиции сторонника феноменологии интуиции, расположенный в центре конкретной ситуации субъект подчеркивает, что  “(он) убежден в исключительности (уникальности) своего мышления, взгляда, способа понимания ситуации” . Это выражается в специфике кодирования, связанной с трудностями передачи мысли и образов с помощью “стандартных знаков коммуникации” . Японский мыслитель, Д.Т. Судзуки приходит к подобным заключениям: “Вот именно сюда заводит нас язык, которым пользуемся каждый день, и которому не удается точно передать того, что хочет сказать Дзен ” . На этом также делает акцент Карл Густав Юнг, подчеркивая, что “мир сознания неизбежно является миром ограничений,  наполненным стенами, преграждающими дорогу” .  Однако, вопросы  коммуникативности языка как такового не касаются или касаются в малейшей степени языка поэтического, чьи функции отличаются от языка общения. Ориентация на эстетику и содержательность языка поэтического дает ему другие выразительные возможности. Элла Крылова использует эту ситуацию с большой свободой, заставляя язык точно выразить свои мысли:

Я жду божественного знака,
но далека моя Итака –
святая Индия моя.
И я томлюсь тоской острожной,
что так живу я, как, возможно,
в грязюке нежится свинья  .
(Крик души)

Смешивание Крыловой разных стилей, объединение их, использование прозаизмов и вульгаризмов, архаизмов и неологизмов – все это, с одной стороны, служит коммуникативности, приближает поэзию к языку улицы, являющемуся сегодня  исключительным связующим звеном того, что имеется в языке высокого и низшего, а с другой стороны творит новую эстетику, выражающую бунт той же улицы.
Интеграция ментальных пространств благоприятствует интеграции различных выразительных свойств языка, расширяет возможности языка поэтического:
* * *
С любовью все рифмуется. И Бог
рифмуется со всем. Но эти рифмы
для голого ума страшны, как рифы
для корабля, колдобины дорог –

для велосипедиста. Лишь поэт
и мистик не боятся преткновений –
все из наитий, все из откровений, –
и видят скрытый за вещами свет.

И видят не объятый тьмою свет  .

Имя крупнейшего популяризатора дзен-буддизма на Западе, Д.Т. Судзуки появилось здесь неслучайно. Элла Крылова неоднократно давала понять, что учение Будды близко ее жизненной философии:

Тварь Божия любая не ничтожна.
Ты, человек важнее всех? Ура!
Ты комара убьешь. Весьма возможно –
переродишься в комара  .
(* * *)
 Однако, в отношении других конфессий, поэтесса оставляет за собой право свободного, неформального подхода к вопросам веры, в которой ищет гармонии, а не догм. Духовность в поэзии Эллы Крыловой – это, прежде всего, позиция, определяющая точку зрения лирического субъекта:

Пионов роскошь из ближайших сел.
Рай нараппашку – кто устал, входите!
Котенок дремлет на Бхагавад-гите.
И мы в обнимку, крепко. Бог во всем .
(Полнота)
Психолог Чеслав С. Носал подчеркивает, что “Быстрое, внезапное и неожиданное озарение и прозрение наступают без направленной, осознанно контролируемой работы разума” , а такой ситуации  “сопутствует чувство глобального охвата ситуации с разных сторон, перспектив и точек зрения” . Точно так же Карл Густав Юнг сравнивает феномен одаренности  с  просветлением, - что в дзен-буддизме называется “сатори” . Судзуки такое состояние определяет как  «неожиданную вспышку в сознании новой правды, которая даже не снилась”. “Это, – по его мнению, –  род духовного катаклизма, который внезапно наступает после долгого напластования материала для размышлений и примеров” , - следовательно, отражает интуитивный взгляд:
Озарение
На дне стакана спит амёба.
И Бог в амёбе крепко спит.
Лишь я не сплю. Смотрю я в оба
в стакан с амёбой – в Божий скит.

И гул полночного эфира
вдруг вкусом истины во рту:
друг в друга встроены два мира –
посю-сторонний и поту-  .

Несомненно, здесь можно сказать, что духовный смысл поэзии Эллы Крыловой  заключается и в амебе тоже. Своеобразный пантеизм, достигнутый в процессе, напоминающем просветление, является специфическим примером амальгамирования ментальных пространств через лирического субъекта. Его роль в поэзии Крыловой очень важна, прежде всего, с точки зрения возможности отождествления его позиции по отношению к миру и ценностям с позицией самой поэтессы.
Процесс интеграции понятий в отношении поэзии  – без сомнения процесс индивидуальный, зависящий от конкретного мыслящего и говорящего лирического субъекта. Однако, принцип интеграции всегда один и тот же – объединение в результате дает амальгаму, т.е. целостную структуру, являющуюся результатом индивидуального мышления. В поэзии Эллы Крыловой специфическая, полная смирения и уважения и, одновременно, пытливости и противоречия позиция ее лирического субъекта по отношению к традициям и современности, культуре и природе, науке и философии, человеку и животному претворяет переполняющую ее духовность в идейно-эстетическое единство.
 
   Пани Эва Никадэм-Малиновская


В этой статье пани Эва глубоко проникла в суть «моей кошачьей милости». Изумительная статья! Статьи Эвы публиковались в бумажных изданиях Ягеллонского университета, и Эва эти объёмистые тома мне присылала. А я посылала Эве все свои новые книги. Посылала я их и в Ягеллонский университет. Мне вежливо отвечали. Но отношения между Россией и Польшей стремительно портились, и отвечать мне из университета перестали. А я перестала посылать им книги. Дружба же наша с Эвой была выше политики. Когда разбился самолёт Качиньского, Эва ни словом не упрекнула Россию.

Ещё одним подарком Эвы были переводы моих стихов на польский с последующей публикацией в престижном польском журнале «Borussia». Переводила заместитель Эвы Барбара Козак.

Эва говорила, что обязательно напишет обо мне монографию. А ещё она говорила, что мои стихи могут не нравиться только дураку.

Пани Эва была сильной, волевой и, как казалось, совершенно здоровой женщиной. И вдруг в ноябре 2012-го года она перестала отвечать на мои письма. Я звонила ей домой в Ольштын – никто не брал трубку. Я была очень встревожена, и не напрасно. В декабре мне позвонила Барбара Козак и сказала, что эва скоропостижно скончалась 10-го ноября. Оторвался тромб. У меня была истерика, я билась в рыданиях, у меня тряслось всё тело, стучали зубы. Эве было всего пятьдесят пять лет. В этом ужасном состоянии, тщетно пытаясь успокоить себя водкой, я написала Реквием, взяв эпиграфом ту самую строчку польского Папы:


ПАМЯТИ ЭВЫ

«Над белой твоей могилой...»

Кароль Войтыла

Над белой твоей могилой
ветер ярится стылый,
вороны кричат тревожно.
Мертва. Да разве возможно?

Вчера ещё полькой гордой
шагала походкой твёрдой
по миру, границ не зная,
и вот - оскользнулась с края...

Пленялась ты речью русской,
и шла ты тропинкой узкой
кириллицы, католичка,
родная моя сестричка.

Не знаю креста, ни храма.
Вселенная - наша мама.
Мы встретимся непременно,
ведь вечное - внутривенно.

Сгорает, беззвучно плача,
свеча, ничего не знача,
но жизнь, в кагоре прокислом,
глядишь, обернётся смыслом.

Над белой твоей могилой,
где ветер гуляет стылый,
мои напрасные слёзы -
морозом смятые розы...

4 декабря 2012

Смерть Эвы была для меня страшным ударом. Я потеряла не просто профессора-славистку, пишущую обо мне, я потеряла драгоценного друга… И со смерти пани Эвы началась для меня эпоха великих потерь.

                25 октября 2020, Москва