Пессимизму и меланхолии

Нелепо бояться грядущего,
Минувшее тормошить,
И множить печали сущего.
Иначе – зачем жить?

Цепляясь за десятилетия,
Карабкаться в никуда
Сквозь мнимые лихолетия
Не оставляя следа...

Лелея души  меланхолию,
Прятаться в эгоизм,
Любуясь придуманной болью
- пропуском в пессимизм.

Не стоит страшиться грядущего,
Страхом гасить на лету
Веру в пришествие лучшего,
Оплакивая мечту.

Не лучше ль оставить стенания,
И пить каждый глоток
Подаренного достояния
Весь, до секунды, срок?

    На занятиях в армейской  школе младших командиров взводный огласил курсантам вводную:
    - Вы оказались в 500 метрах от эпицентра атомного взрыва.  Взрыв уже произошел. Вы были в укрытии и от ударной волны и теплового излучения не пострадали. Но, учитывая все факторы воздействия атомной бомбы, жить каждому из вас осталось тридцать минут. Ваши действия?
    Предложенная вводная задача была не праздной. Это был период, когда красные ядерные кнопки были на исходных позициях у главнокомандующих, а офицерский состав был еще не на казарменном положении, но отпуска были уже временно отменены.
    Все курсанты начинали невнятно докладывать про применение средств химической и радиоактивной защиты, а старший лейтенант перебил, объяснив, откровенно и доходчиво:
    - Никакие средства защиты вас уже не спасут. Ваша задача – всеми доступными средствами оказывать помощь мирному населению: раненым, контуженным, ослепленным, заваленным обломками сооружений, но ещё живым, и не думать при этом, сколько кому из них осталось жить. Вы солдаты, и ваш долг во время войны – защита мирных людей. Действовать в конкретных условиях по конкретным обстоятельствам. Всем ясно?
    Ошарашенные такой перспективой курсанты молчали,  хотя многие осознавали практическую нелепость предлагаемого занятия спасением обреченных мирных жителей  в эпицентре взрыва.
    Поэтому все молчали, не задавая вопросов. По принципу: командир сказал – люмень (алюминий, по научному), значит люмень, а кто шибко грамотный..., и так далее. 

    А в курилке развернулась настоящая дискуссия по поводу командирской вводной. Спорили долго о бесполезности и бессмысленности спасения мирных  жителей, которым тоже осталось жить – тридцать минут, учитывая все факторы воздействия атомного взрыва.
    Спор прекратился после выступления одного из курсантов, который обнаружил и огласил совершенно неожиданный смысл действий, предписанных командиром:
    - Ну и сидите в глубоких ямах, и считайте минуты, можете даже лечь на спину и сложить руки на груди, чтобы встретить её, Косую, как подобает истинному православному христианину. Можете даже поскулить по себе от жалости. А я лучше займусь тем, что предложил командир, пока ноги носят, и руки ещё не отсохли. Не так скучно будет ждать финального свистка.
    - А если ещё удастся вытащить ребятёнка из - под завала,  или девушку, совсем праздник. А вдруг они выживут, и будут жить...за меня. Жить надо, братцы, пока живой, а не умирать раньше времени.   
   Никто не возражал.

     Светлана Анурьева сама для себя решила эту вводную, когда узнала, сколько ей осталось жить. Она продолжала жить до последней минуты наполненной смыслом жизнью, отнимая у Ковида-19 жизни других людей. Сколько отняла, никто не знает, да и незачем эта арифметика. Когда человек совершает подвиг, сам он об этом не думает. Это определяют потом оставшиеся в живых, и называют: кто подвигом, а кто жертвой. А самого человека это уже не интересует.

    Николай Гастелло тоже не стал дожидаться мгновения, когда его сбитый фашистским асом самолёт врежется в Земной Шар. Он им управлял до последней секунды, жил и действовал, и с лихвой выполнил боевое задание, превратив победу фашиста в поражение. Наверняка кто-то из старших по званию фашистов подумал: лучше б ты его не сбивал. Баланс этого боя был не пользу немца: один сбитый самолет против целого эшелона боеприпасов и военной техники, превращенного в металлолом. Сколько жизней спас советский летчик за считанные секунды, оставшиеся до смерти, не посчитать. А мог бы, сняв руку со штурвала и закрыв глаза, покорно лететь в никуда.
    Потом этот поступок летчика назвали подвигом, а сам он, возможно просто выругался, и со словами «помирать, так с музыкой» наполнил высоким смыслом оставшиеся секунды.
    Звание Героя присваивается одному другими людьми, а сам человек даже не думает о собственном героизме, когда вершит поступок, который потом назовут героическим.

    У  В. Солоухина есть рассказ о древней бабушке, которая до того устала  жить, что  решила покинуть этот мир. Приготовила всё для собственных похорон и улеглась ждать. Односельчане приходили к ней попрощаться, прятали слезу и соболезнования, уважая выбор старушки.
    Но неожиданно пришла беда. Её дочь на уборке урожая попала под сенокосилку, или молотилку, оставив сиротами двух малолетних детей. Весть облетела всё село. Вечером соседи пришли проведать полупокойницу – старушку, и увидели её...на кухне, в домашних привычных хлопотах. На вопросы любопытных она отвечала:
    - Придется повременить на тот свет, на кого сирот оставишь?
 Уход старушки в мир иной был отложен новым смыслом дальнейшего пребывания в этом мире.

    Он жил полной жизнью, каждый час и каждый день. Были победы, были поражения,  бывало, падал и поднимался. Был квалифицированным технарём - физиком, и бархатным баритоном пел русские романсы. Мог по - полной рассчитаться с противником, в том числе и физически, и беззаветно встать на защиту обижаемого товарища. 
    Цепь трагических обстоятельств уложила его в постель, когда уже не было никакого выбора. В последние дни, приходя в себя после обезболивающих уколов, он кричал старенькой матери и младшему брату, ни в чем не виновным в его несчастье:
    - Ненавижу вас, вы остаётесь жить, а я подыхаю. Как я вас ненавижу!
      
    Нетерпение сердца. Это словосочетание впервые употребил Стефан Цвейг в виде названия своей книги. Оно явилось причиной, по которой юноша решил оставить любимую девушку, узнав, что она заболела  неизлечимой хронической болезнью.
    Нетерпение сердца вынуждает женщину оставлять (бросать) своего  новорожденного ребенка в родильном доме, если у него обнаруживается врожденная патология. Это не относится к женщинам, оставляющим своих здоровеньких детей в родильных домах, или сдающим их в детские дома. В этом случае женщиной руководит полное отсутствие материнского инстинкта плюс нетерпение сердца. Непреодолимый эгоизм. Немногим после этого удается жить спокойно и безмятежно. Память не дает.
    Появились и вошли в обиход определения – биологическая мать, биологический отец. Это в корне неверно. Оскорбительно для самого понятия «мать». Бросившая своего ребенка женщина родила, но не стала  матерью, и достойна лишь статуса родительницы. Так же, как и отец в этом случае может довольствоваться всего лишь званием родителя.   
    Так называемая суррогатная мать (сурмама на современном сленге)– не мать, а суррогатная родительница. Видимо, нужно переделывать словари.
    А вот из определений «приёмная мать», «приемный отец» следует исключить прилагательные «приемная», «приемный». Потому что они просто мать и отец. Родители  бросили, они подобрали, ребенок обрёл мать и отца. У индийцев нет чужих детей, они говорят: «все дети - наши».

    Некоторые считают преданность рабством. Преданная душа у них – рабыня. А на самом деле преданность - это великое  т е р п е н и е  сердца. Иногда оно у животных (например, у собак) проявляется гораздо больше, чем у людей.
    Эгоизм и терпение сердца – категории несовместимые. Расплата за эгоизм – неотвратимое полное одиночество души, даже если рядом есть существо, готовое прийти на помощь. А если рядом никого не оказалось – душевная катастрофа, безмерная жалость к себе и ненависть ко всем далёким и близким.
    Любовь без терпения сердца – пустой звук. Она доступна только терпеливому сердцу.

    Известная молодая певица ушла с эстрады на пике своей популярности и полностью посвятила себя неизлечимо больному мужу.

    Жильят-Лукавец отпустил любимую девушку, поняв,  что она любит другого (В.Гюго. «Труженики моря»). То, что сам он без неё не смог жить, другой вопрос.

    Примеров великого терпения сердца много – и в литературе, и в жизни. Эгоизму оно не дано природой.
 
    Фатализм.
    Человеческую жизнь можно представить в виде песочных часов. В самый первый миг, с первым криком часы переворачиваются, и из верхней колбы начинает сыпаться через тонкое устье песок в нижнюю. Жизнь потекла, и будет течь, пока последняя песчинка не упадет через узкую горловину часов.
    Вот только никому не дано знать, сколько песка в его часах, иногда гадалки и предсказатели определяют его количество и время истечения. А иногда они его сами устанавливают –внушением.
    Иногда часы ломаются, рассыпаются вдребезги от неосторожного с ними обращения, песок рассыпается. Нет часов, закончилась жизнь. Преждевременно.

    Говорят, фатализм – суеверие. Но он часто помогает, психологически. Когда города и поселки Донбасса сначала по приказу кровавого пастора Турчинова, а позже – «циничного Бандеры» Вальцмана-Порошенко расстреливали из всех имеющихся калибров «штрафные батальоны» выпущенных на волю и спущенных с цепи уголовников-рецидивистов, людям этих городов и поселков надоело бояться. Следуя старой русской поговорке «Чему быть, того не миновать», они покинули подвалы и стали заниматься своими делами: дети пошли в детские сады  и школы, взрослые – кто в ополчение на защиту родного края, кто строить республики, кто лечить раненых и больных. О тех, кто попадал под обстрел и погибал, говорили, соболезнуя: «значит - судьба».
    Фаталисты. Все верили и верят сейчас, что придет мир, и перестанут гибнуть дети и взрослые, мужчины и женщины. Значит, надо жить, строить грядущее, а там – как получится. И живут. Женщины рожают детей и не боятся, что не удастся  их вырастить, мужчины восстанавливают разрушенные дома и строят новые, сажают деревья, как и положено мужчинам. Разумный оптимизм.