По мотивам сна

Это случилось осенью.
Мы сидели на кухне небольшой квартиры, занятой нами в прошлом месяце. Забавно, мы могли выбрать любой дом в этом городе, любой дом во всем мире, но ты выбрала эту маленькую, пропахшую затхлостью, но, однако, очень уютную квартирку. Я, как всегда, не смог воспротивиться. Теперь мы сидим на кухне: я - в своём любимом продавленном кресле - наверно, единственным когда-то дорогим предметом мебели в этой древней панельке; ты сидишь рядом и плачешь. Никогда не любил женские слезы, особенно тогда, когда не могу ничем помочь, особенно твои. Я сижу и смотрю на тебя, не в силах оторвать взгляд ни на минуту, пью обжигающе горячий чай. Мое время на исходе, и мы оба это знаем. Наслаждаясь вкусом обычного чёрного чая, который ты сохранила специально для меня и который кажется мне сейчас как минимум божественным нектаром, и твоей красотой, я погружаюсь в воспоминания...

*7 лет назад*

Был жаркий понедельник совершенно обычного лета, столь ненавистные мне насекомые сновали всюду, и я в сотый раз благодарил себя за своевременную покупку антимоскина. В мире было неладно. Вспышки заболевания, поражающего легкие, которое взялось будто бы из ниоткуда, становились все чаще. Люди умирали прямо на улицах, и я был до сих пор жив только волей случая. Государства, конечно, пытались бороться: жесточайший карантин, сжигание трупов, недавний авиаудар по зараженному региону. Даже забавно, как быстро растворились в пелене смертельной угрозы все принципы, деньги, военные конфликты. Наружу, из самых потаенных уголков души каждого, выползла та сущность, которая когда-то смогла преодолеть естественную слабость и стать доминирующим видом. Человек. Нам говорят, что труд и самосовершенствование сделали нас такими, какими мы являемся, но я считаю, что это все ложь. Человек стал таким благодаря своей животной ярости и расчетливости. Наш разум, если его не сковывать этими глупыми шорами, называемыми культурой и моралью, способен на любой поступок, на что угодно. Лишь бы выжить. И сейчас это замечаю не только я. Однако мы проигрываем. Болезнь, чем бы она ни являлась, сильнее. Все наши меры напоминают скорее тушение пожара бензином. Остается лишь ждать.

*6 лет и 5 месяцев назад*

Вот и все. Мир вымер. Последнее сообщение в сети, которая работает автономно, я видел 2 недели назад. Во всей всемирной паутине, я не говорю уж про свой город-миллионник, не осталось никого, кроме меня. Одиночество угнетает сильнее, чем что-либо.

*6 лет назад*

Вот и еще один день последнего человека в мире. Я адаптировался, привык к своему одиночеству и лишь иногда накатывает неимоверная тоска по прошлому. Вот уже 4 месяца я проезжаю города насквозь в бессмысленной надежде найти хоть кого-то. Вот так шутка, до конца света бедный студент никак не мог позволить себе подобное путешествие, а сейчас у меня бессрочные каникулы в связи со смертью преподавателей. Как быстро меняется мир...
Проезжая города, я останавливался лишь ради пополнения запасов. И вот, на одном из привалов, пытаясь открыть заевшую дверь продуктового склада, я услышал металлический щелчок взведенного затвора...

*5 лет и 9 месяцев назад*

После той встречи в заброшенном складе прошло 3 месяца. О, нельзя передать то счастье, которое я испытал, услышав звук, от которого я поседел бы всего пару лет назад. Повернувшись, я увидел ее - молодую девушку. Не модель, но было в ней нечто эдакое. Волосы-хамелеоны, как я узнал впоследствии, меняли цвет в зависимости от освещения, карие глаза, обычные карие глаза показались мне в тусклом свете склада чем-то внеземным и невероятно притягательным. Цвет топлёного шоколада. Мой любимый... Я так и не узнал ее имени. Когда спрашивал, она отвечала, что старым именам не место в новой жизни, и я стал называть ее просто - Кудряшкой. Как бы то ни было, мы с ней путешествуем вместе уже 2 месяца. Ох, чего мне стоило упросить ее, не хотевшую покидать родной дом, поехать вместе со мной. Но теперь я не один. Счастье.

*сейчас*

Когда я вернулся из глубин воспоминаний, Кудряшка уже не плакала. Она просто свернулась к калачиком у меня на коленях и, утомившись от переживаний, заснула. Чай остыл, но встать и погреть его на плите было бы кощунственно по отношению к Кудре. Я чувствовал себя так, будто котик запрыгнул мне на колени и уснул. Смотря на вьющиеся локоны, чуть приоткрывший ротик и на то, как она забавно сообщила носик во сне, я улыбался. Той счастливой улыбкой, что когда-то умерла во мне вместе со старым миром. Спасибо тебе, Кудряшка, за то, что подарила мне новый...
Сам того не заметив, я уснул, а когда проснулся, за окном уже сгущалась тьма, накрапывал дождь. Моя девочка хлопотала рядом: на кухне она словно преображалась, забывала все невзгоды и становилась настоящим мастером. Клянусь, стряпни, лучше, чем у Кудряшки, я не пробовал нигде и никогда.
Но вдруг мою грудь прошила резкая боль, я закашлялся, еле успев прикрыть рот рукой, а когда отнял руку от лица... Кровь. На ней была кровь. Та же жидкость, что вмиг отхлынула от лица Кудряшки. Да, мы оба знали, что это значит. Последняя стадия. Жить мне оставалось максимум день. Коварный вирус почти не проявлял себя 2 недели с момента заражения, а затем человек сгорел быстро, всего за пару дней. Мы переглянулись и, молча взявшись за руки, направились на крышу.

Крыша... Да, это определённо была одна из причин, почему мы заняли именно эту многоэтажку. Вид с нее был просто потрясающим. После технической революции, человечество просто перестало использовать выключатели. Лампы и осветительных приборов включались под действием хитрого датчика, подававшего сигнал на источник энергии, который, существенно отличаясь мощностью даже от атомной электростанции, мог поддерживать такой режим долгие столетия. Именно поэтому в ночном городе сверкали огни. Красные, синие, белые... Вездесущая реклама, когда-то так раздражающая, сейчас, на тёмном покрывале ночи, смотрелась захватывающе. Мелкий дождь размывал огоньки, очки я забыл в квартире, и перед глазами стояли мириады вспышек, поражающих воображение. Я обернулся. Она стояла рядом со мной, тоже захваченная зрелищем. На ее щеках блестели слезы.

Мы не говорили, просто стояли, наслаждаясь этим последним в моей жизни чудом. Кудряшка знала, что я должен сделать. Я давно говорил с ней об этом. Не в моих силах будет умирать на ее глазах, и не в ее силах будет пережить это. Лучше уж так. Я повернулся к ней, вгляделся в такие прекрасные глаза, сжал ладони той, что подарила мне 6 лет счастья в этом умирающем мире, приблизился и поцеловал. В этом водопаде искр, вдыхая воздух, напоенный запахом дождя, чувствуя вкус ее губ, я целовал ее в последний раз, будто иссыхающий от жажды, пытающийся напиться каплей росы. Кокос. Ее любимый бальзам для губ, который она берегла, как зениту ока, и ради которого перерывала прилавки магазинов, был со вкусом кокоса. Поцелуй был горько-сладким, нежным и страшным. Последним. Нехотя оторвавшись от ее губ, я подошел к парапету на краю крыши, повернулся к ней, вгляделся в темноту ночи, пытаясь навсегда сохранить в памяти линии ее тела.

Я ничего ей не сказал. Кудряшка знала все сама. Расставив руки в стороны, будто птица, пытающаяся взлететь, я... упал. Всегда хотел уметь летать. Чувствуя ветер, треплющий полы моей одежды, я думал о том, что Кудряшка осталась жива, что она проживёт долгую жизнь, пусть в одиночестве, но в этом, а не в загробном, или куда там попадают души после смерти, мире. Эта мысль дарила мне покой и умиротворение, пока ее не прервал выстрел.

Потом был удар.
И этот страшный, одинокий и безумно несправедливый мир наконец пал.