33. Тетради - отклики

       "Произведение искусства — бесконечно сложная материя, где множество отношений расположено столь удобным для нашей природы способом, что мы воспринимаем их все сразу".

        С. Вейль. Тетради.


       Чтобы мы воспринимали их всех сразу, не одно за другим, не одно, а потом когда-нибудь другое, то другое, которое "теперь уже" не сможет ни помешать первому, ни дополнить его - это преодолённое пространство, преодолённое время, и даже в музыке, даже в стихе, которые казалось бы сами выстроены на времени, время особое, цельное - ритм, мелодия, рифма - они входят в нас сразу - входят или не входят, принимаются или отторгаются. В произведениях искусства их "частности" проступают потом, за исключением, быть может той "частности", представляющейся нам случайной, которая и ввела нас в это целое, но в общем, в интуитивном чувстве царит всегда данное целое, и чаще всего оно даже не разворачивается в свои прекрасные частности. Частности совершенного искусства доступны только совершенному человеку и совершенному вниманию, но целое, собранное воедино действует неотразимо порой и на самые грубые чувства.
      Произведение искусства являет перед нами чудо реальности - её последние "обереги" - пространство и время, но не просто наше пространство и наше время в чистом виде, а такое пространство и такое время, которые в своём трансцендировании за них преодолел художник, словно бы взглянул на них оттуда - с той стороны, издалека. Являют "пространство и время "вот" - время совершенного часа и пространство совершенного места, как случившиеся.
      Вот если сюда ты попадёшь, то ты будешь чувствовать всю правду, ты сам будешь как бог - насыщать свой глаз всей полнотой реальности.
     В сущности можно было бы сказать, что так как видит искусство - видит Бог.

    Но есть ещё и проблема "поделок" искусства и "подделок искусства", в которых никакого такого божественного видения не наблюдается.

    Интенсивность работы гения несоизмерима с интенсивностью любой нашей "подобной" работы. Например, работа мысли гения и наша работа мысли - их нельзя сравнить не только по результату, но прежде всего их нельзя сравнить по качеству. Сгущение, тяжесть, плотность, напряжение, столкновение, борьба - ни от чего из этого гений никогда не бежит как трусливый заяц, похожий на нас; наоборот, он находится всегда в эпицентре всего этого. Лёгкость же гения заключается в том, что "преодолённый сумрак" разглаживается на его лице, а не волочится незамеченным шлейфом, как происходит с людьми. Моцарт мог парить оттого, что с самого утра заглянул в две-три бездны.

    Стянуть всё в одну точку, в одно пространство, чтобы прошлась молния, в одно время - допустить появление "вот здесь" и "вот сейчас" чудесного и уловив его, оставить в нашем зримом, материальном мире.


     "Если прекрасное есть реальное присутствие Бога в материи, если контакт с прекрасным является священным таинством в полном смысле слова, откуда столько порочных эстетов? Нерон. Не напоминает ли это любителей черной мессы, охочих до освященных гостий? Или — что вероятнее — такой род людей привязан не к тому прекрасному, что подлинно и чисто, но к <его> дурной имитации. Ибо как есть любовь божественная и любовь демоническая («Пир», «Государство»), так есть и демоническое искусство. Немалая часть нашего искусства демонична".

     С. Вейль. Тетради.


     "Поделка" в искусстве это ремесленничество, низкий уровень, недотяг, хорошая добротная форма, но без божественной искры.
    "Подделка" в искусстве - это скопированная идея, которую в принципе скопировать нельзя, а можно только на свой страх и риск породить заново. Украсть идею можно - украсть и растить на иной почве, своей; а вот скопировать идею нельзя, потому что копирование не воспроизведение, но прямой и грубый перенос оттуда сюда, но так это не работает.
    "Демонизм" в искусстве - что это такое? Вопрос, пожалуй, самый сложный. Но на него я ответила бы так: демонизм в искусстве это "заигрывание", во-первых, заигрывание с тем, с чем заигрывать вообще нельзя; а во-вторых заигрывание с тем, что требует уже к себе серьёзности - с чем в принципе можно заигрывать, но "теперь" нельзя или "здесь" нельзя. И тогда выходят миражи вместо реальности и иллюзии вместо ясного и чистого света, выходит демонизм всяких уровней и мастей. Однако в отличие от Симоны я не думаю, что его так много в искусстве, я думаю, что искусство, настоящее искусство в основе своей непорочно. То есть когда мы пишем или говорим это "настоящее", мы не оставляем места ни поделке, ни подделке, ни демонизму, в "настоящем" ничего этого нет.


     "Вернуть науке во всей ее полноте, начиная с математики и кончая психологией и социологией, память о ее корнях и истинное ее предназначение служить мостом к Богу, не уменьшая, но усиливая строгость в доказательстве, в констатации и в предположении, — вот задача, выполнить которую стоило бы труда".

     С. Вейль. Тетради.


     Человек как существо священнодействующее во всех своих творческих актах. Как существо, исполненное смыслом, а не только стремящееся к конечным целям.
Математик тогда достигает вершин математики, когда он в экстазе от её красоты, но при этом также пронзён насквозь её строгостью и необходимостью - когда эта необходимость и это Благо сливаются вместе.
     Не должно быть науки без трепета, теорий без страсти, открытий без восхищения. Человек сегодня сосредоточен на "результатах" науки, а не на её методах, и это при том, что и сами методы пока оставляют желать лучшего. Но если бы в один прекрасный день, он стал сосредоточенным на том, что это ОН, он сам занимается наукой - открывает микромиры и летит к звёздам, если бы эта мысль перестала быть лишь сопровождением всех его занятий, а стала бы собственно доступным явленным полотном всех событий с ним случающихся (уже не результатов, а событий науки) - тогда, в этот день, человек и в науке начал бы священнодействовать, а не работать.


     "Благо невозможно. Но в распоряжении человека всегда имеется воображение, чтобы в каждом отдельном случае скрывать от себя эту невозможность блага (для этого достаточно в ходе каждого отдельного события, пока наше собственное «я» не разбито вдребезги, вуалировать часть зла, прибавляя к нему сколько-то фальшивого блага; некоторые сохраняют способность к этому, даже когда разбиты), тем самым преграждая себе путь к истинной встрече с Богом, Который есть не что иное, как Благо-само-по-себе, нигде в этом мире ненаходимое".

      С. Вейль. Тетради.


     Воображение как вуалирование, как ретушь жестокости мира, как спасительная норка, в которую забился и благо-сидишь. В этом случае также не хотят или не находят в себе сил смотреть на Зло прямо. Выдерживать невозможность Блага, сложность которого несёшь или сложность которого тобой хотя бы предполагается не хочется.
    "Минующие Зло" - воображающие люди - живут в воображаемом для них прекрасном мире, где якобы уже нет никакого Зла, потому что они его упразднили, для себе отменили.
    Воображение - их самая мощная и главная компенсация. Оно работает не для творчества и не для новых идей и многопланового видения, оно прежде всего выполняет не замечаемую и бессознательную функцию "спасителя" и "утешителя", слезу оттирающего.
    Напичканные фальшивым Благом, люди, - творят реальное, а не воображаемое Зло.


     "Мы хотим блага («хотеть» и «хотеть блага» есть одно и то же), но его в этом мире не существует. А искать его вне этого мира нам не под силу. Но если оно само придет овладеть нами, мы позволим ему это лишь при условии, что тщетно искали его сами здесь, на земле. Если же мы обманем себя, поверив, что обрели его в этом мире, то не отдадим себя Тому, Кто придет за нами из-за пределов этого мира. Самое ужасное, что то ложное благо, в которое мы по собственному нерадению уговариваем себя поверить, можно запросто именовать Богом. Бог страдает оттого, что мы присваиваем Его имя чему угодно".

      С. Вейль. Тетради.


     Я - человек. У меня полно слабостей и недостатков, я не могу сделать ни шага, не совершив какую-то ошибку, я сомневаюсь, колеблюсь, я недостаточно люблю, я только временами всё ясно понимаю. Поэтому придёт ли ко мне настоящее Благо изнутри и я буду писать как безумный стихотворения или лететь куда-нибудь стремглав, я не оттолкну его и приму; или же оно придёт снаружи, я постараюсь его узнать и впустить в открытую дверь. Я буду радеть, чтобы моя дверь не была закрытой ни внутри, ни снаружи - в силу своих слабых, а порой и сильных сил. Моё дело, моё призвание только в одном - держать дверь, потому что всё в мире её закрывает. А я снова её открываю, и жду... Но я должен ждать только тогда, когда исполнил всё сам по своим возможным и невозможным силам, тогда не напрасно жду.
В моём понимании в мире есть только две формулы и каждый проповедник только одной:

     Не ожидай напрасно!
     Не напрасно ожидай!