Забавы Нежинского - Забава первая

/«Фейерверк», Бланшар Ф. 1856./

ЗАБАВА ПЕРВАЯ
*****************

ПРАЗДНЕСТВА
(1766-1787)

               Эпиграфа не заслуживает.

- 1 -
Однако, в спешке бесконечной
При разгребании сонмищ дел
И приустал, и преуспел,
И к Вам, ценитель безупречный,
Я устремляюсь сей же час,
Влеком желаньем тешить Вас,
Избавить память от поклажи
Несбыточных прожектов Ваших,
От мыслей суетных и грешных,
Отвлечь от планов безуспешных,
И погрузить, минуя зелья,
В покой блаженного безделья...

И, не моргнув, снесу хулу,
Готов и к реплике шутливой,
Приму достойно похвалу,
И вздох сочувственно-учтивый...

Вот начинаю свой рассказ,
Вы оделите лишь на час
Его рассеянным вниманьем:
Итак, герой повествованья –
Нежинский, молодой корнет,
Лишь двадцати с недолгим лет...

А, впрочем, мне спешить не стоит.
Чем обстоятельнее речь,
Тем больше может поразвлечь!
Начну: родители героя,
Едва его произвели,
Благопристойно отошли –

Чем огорчить не смогут нас,
Не перегрузят наш рассказ,
Ведь и без них в когорте нашей
Так много лишних персонажей!

И вот на дядюшку ложится
За малолетством груз забот:
Продав усадьбу, под столицу
К себе племянника везёт.

Здесь, средь ливрей лакеев старых,
Герой наш детство коротал.
В своём поместье генерал
Бывал не чаще чем пожары:

То месяцами жил в столице,
То ревизировал границы,
И, словно манну, сирый наш
Ждал генеральский экипаж.

Быт тяготил его неспешный,
Он с дядей виделся в год раз,
Бывал им балован подчас,
Но опекаем был небрежно.

Двум гувернёрам в долг вменялось
И заменить герою мать,
И непрестанно воплощать
В нём идеалы генерала:

Чуть рифмовать и танцевать,
Три языка – весьма исправно,
Про то, чем славен трон державный,
Герой мог бойко рассказать;

А чтоб достоин дяди был
Нежинский молодой,
Науке доблестной учил
Его капрал седой –

Подобно дяде, ставил он
Над всем науку эту!
И был племянник приобщён
К клинку и пистолету.

- 2 -
Закончив практику свою,
Садились в парке на скамью,
Капрал, с усмешкой щуря глаз,
Неторопливо вёл рассказ.

О годах молодости ранней
Он вдохновенно вспоминал,
Нежинский, затаив дыханье,
Ему восторженно внимал.

– Когда Хотин мы брали с дядей,
Да-с, помню, прошлою войной  /1/
Я был представлен им к награде!
...С тех пор ему – как сын родной!

Раз пятьюстами янычаров
Был окружён наш генерал!
Я тут как тут, задал им жару!
...Тогда я молод был, удал!
               
– Видать, Евсеич, врёшь немного?
– Да чтоб я врал!.. Ну, есть, слегка.
Ну, сотни две...
                – Побойся ж Бога!
– Но двое – так наверняка!

– А крест второй за что получен, –
Опять от турка дядю спас?
– Нет! Врать подолгу не приучен!
…Клинком султану выбил глаз!

– Откуда ж быть ему в осаде?!
– Да, может, то и не султан…
Но самый главный!
                – Бога ради!
– Всё верно, как мои семь ран!
 
Пускай капрал и врал... немного –
Как рассказать, да не соврать! –
Но был и впрямь – «солдат от Бога»,
С таким не страх и помирать!

А тем, кто судит слишком строго –
Ведь есть любители карать –
Я на укор: «Побойтесь бога!» –
Спрошу: «А Вам не мило врать?»

Герой наш, пусть любил капрала,
Но был не прочь его поддеть:
То вдруг седло измажет салом,
Что ни вскочить, ни усидеть!

То круп коню извозит мёдом –
Так осы жалят – хоть беги!
А то в ненастную погоду
Нальёт… водицы в сапоги!

Капрал был щедр на прощенья –
Да кто ж наказывает бар!
Стрелять в дощатые мишени,
Бывало, выйдут за амбар...

Так вот, в один неясный день
Вослед за выстрелом капрала
Герой бежал сверять мишень,
Её умело подменял он...

Несёт назад – в ней дыры в ряд!
И у капрала «едет крыша» –
Стрелял-то раз! Таких проказ
Солдат наш отроду не слышал!

Но шутка – шуткой, а шутник
В седле держался, как Аттила,
С обеих рук стрелять привык
И попадал навскидку в вилы!

Владел успешно палашом,
Перерубал плетней немало...
Ну, словом, в дядюшку пошёл,
При том – да здравствуют капралы!

- 3-
Уже преддверье Рождества.
Прошла метель, мороз собачий.
Крестьянам не до торжества,
А их лошадкам и тем паче!

Зима неистово щедра:
Под гнётом снега стонут крыши -
Не жаль ей этого добра
К триумфу шустрых ребятишек.

Борясь с разгульностью зимы
Который день не стынут печи,
И над сугробами, как свечи,
Стоят молочные дымы.

Ввалился в сени Клим весёлый:
«Когда метель под Рождество –
Роиться густо будут пчёлы!..
Коль не помёрзнут до того».

Привёз от дяди письмецо:
«В трудах!.. Устал!.. А как иначе?..
Столица!.. Орды подлецов!..
Подлец Немцов, подлец Горячев!

Пять векселей... Прогнал купцов...
Описан дом…– не больно нужен!
В остроги!.. Сонмы подлецов!..
Подлец Немцов, скотина Лужин!

Нева… забеги рысаков.
Здоров как конь! …немного ноет.
Ах! Если б только не Горшков,
Здесь жизнь была б совсем иною!»

И объявлял среди того,
Что подзадержится в столице –
Мол, на Христово Рождество
Зван ко двору повеселиться.

Да наказал всем не скучать,
А в старый дом собрать дворовых,
Столом да елью отмечать,
Как повелось со дней Петровых;

Не ограничивать в вине,
Кормить от пуза люд бедовый,
Раздать тулупы ребятне,
Чтоб долго помнились обновы!

- 4 -
Пора и новый персонаж
Пожаловать пристальным вниманьем,
Ведь без него Фефёла наш
Не завершит образованья:

Её он редко примечал –
В усадьбе жёстко, да не громко,
Всегда в истоках всех начал,
Всем заправляла экономка.

Но кто-то сказывал: «Она
Была мещанского сословья.
Сперва – асессора жена,  /2/
Её постигла участь вдовья;

Затем советник утешал
Вдову – коллежский, может – статский,  /3/
Но стать женой не приглашал…
А средь друзей делил по-братски.

И с этим ей не повезло:
Вдруг заболел советник тяжко,
Да заплатил вдове за зло…
Тут генерал пригрел бедняжку».

Мадам – и ой-как не дурна!
Слегка странна, но служит верно.
А коли есть за ней вина,
Так – что умна… и непомерно!
      
Заметна грацией тигрицы,
Точёный стан несёт как дар,
И шаг – бесшумней вздоха птицы,
Во взоре – сталь, в устах – нектар.

Всегда спокойна, но тверда,
О гневном слове нет и речи –
Притом, никто и никогда
Ей и не вздумает перечить.

Но что-то в дамочке не так!..
И дворня дружно подмечает –
Она не жалует собак,
И те сполна ей отвечают!

Мадам не ступит и на мост,
Ведущий к псарне за оврагом,
А на пути её дворняга
Всегда скулит, поджавши хвост.

Зато котёночка призрит,
Любую кошку привечает,
И если те озорничают,
Она лишь ласково корит.
            
В минуты праздные блуждает,
Спуская редко кошку с рук;
Порой её сопровождает
Мурчащих парочка подруг.

Нежинский как-то наблюдал:
Мадам котёнка обнимала –
Малыш так жалобно взывал,
Лежа под свесом сеновала;
               
Он толи лапки поломал,
А может, спинкой повредился,
Когда на борону свалился –
И вот, казалось, погибал.

Его к груди прижала нежно –
Комок пушистый враз затих,
По шёрстке гладит безмятежно,
И губы будто шепчут стих.

И через миг, безумно скоро,
Он потянулся, заурчал...
И, словно вовсе не был хворым,
Впредь от неё не отставал.

- 5-
Мадам взялась за дело споро:
В сочельник дворня сбилась с ног,
И старый флигель за забором
Оконца мутные зажёг;

Здесь затопили жарко печи,
Смахнули пыль, натерли пол,
Во всех углах горели свечи,
Рядили ель, накрыли стол.

Горой навалены тулупы –
Дары дворовой ребятне...
И наш герой, как отрок глупый,
Поддался общей беготне.

Он не находит в доме места:
То девок щиплет, хоть убей!
То подряжается из теста
Лепить ягнят и голубей.
               
Развеселил он баб до смерти:
Как ни стараются персты,
Ягнята – форменные черти,
А божьи птахи – что кресты.

То увязался за Захаром
В село колядки распевать.
Ему, юнцу в тулупе старом,   
Исправно стали подавать.

И всем был люб «весёлый хлопчик,
Принесший в праздник Богу снопчик,
За что кишку, башку иль ножку
Просил пожаловать в окошко».

- 6-
Заря цыганкой меднокожей
Разбросит юбки по снегам,
Играет искрами в пороше,
Позолотит над речкой храм,
И легковерным мужикам
Сулит на завтра день погожий.

В дверях толпятся робко люди
И бьют дворецкому поклон,
О барской прихоти – о чуде
Весь двор господский извещён.

Но всё слышнее шум и гам:
Чудно для челяди дворовой
Чуть-чуть приблизиться к богам,
К их расстегаям, пирогам,
И запивать менюх прудовый
Сусляной брагою медовой,
Ступать дорожкою ковровой
Худым крестьянским сапогам.

Эк, сколько вольницы для пьяниц,
Свобод дворовой детворе!
Что ж, дядя – сущий вольтерьянец!..
А это модно при дворе.

В разгар торжественной раздачи –
За калачами – пироги,
Один мальчонка как заплачет! –
В руке лошадка без ноги;

К нему вниманье, а за елью
Метнулась тень – едва видна,
И положив конец веселью,
Упал подсвечник у окна…

По шторам пламя зашуршало,
А ель, что так была мила,
Такого «кочета» дала,
Что всё вокруг багряным стало.

И горе-лепщика труды,
Продукт проказ иль неумений –
Уроды, бесы да кресты –
Почили в огненной геенне.

Завыли бабы обречённо
И завертелись, как юла.
Капрал наш, в войнах прокопчённый,
Срывает скатерть со стола;

Лавиной сыплется посуда,
А он, пытаясь пламя сбить,
Сбивает ель! – она ж, иуда,
Успела люстру зацепить!

Я сам напуган и расстроен…
Конец рождественской главе!
Та люстра с хрустом бьёт героя
По непутёвой голове…

- 7-         
Плывёт унылый звук волынки…
Да, нет же – быстрая кадриль!
Порхают алые снежинки
В подсветке огненной зари...

Нет, это птицы кружат в танце!
Их оперение в огне,
Тела их рвут протуберанцы,
Горят шпалеры на стене!

Нет!.. То жалейка стонет тихо.
Шалит предвестница беды...
От птиц пропали и следы,
А вместо них иное лихо:

Багряно–красные ягнята
Играют с бесами в лапту,
Бегут стеною брат на брата,
Мячи сбивая на лету.

У всех обугленные лики.
Вдали горят поля в хлебах.
...Глаза так режут эти блики!
...И от волынки боль в зубах!
.............................................

Он размыкает веки вяло
И видит…солнце за окном
Да лик сияющий капрала,
Заросший, пахнущий вином.

Усатый лик склонился ниже,
Расплылся шире и изрёк:
– Заставил, барич, плут бесстыжий,
Побегать вдоль и поперёк!

А я уж думал: всё пропало!
Столичный доктор не помог...
Ан, нет! Вдова поколдовала –
И ты как новенький сапог!

– Поколдовала?..
                – Право слово!
...Чуть не снесло полголовы!
Но отпевать ещё живого!?
Врачи из Питера и Пскова
Стоят – один умней другого,
И все твердят: «Увы, увы...»

– А что ж мадам?
                – Она с тобою –
Как баба с писаной сумой!
Семь дней без хлеба и покоя:
Примочки, травы и настои...
Да труп живей на поле боя!
Хоть на погост идти самой!

– Опять ты, Осип, как старуха,
Что у Вралихино села
Спалила речку Повируха!
Так что за хворь меня сожгла?

Не разменявшись на ответ,
Капрал достал тугой кисет,
Нюхнул, чихнул, забрызгав плед,
Да чупруном махнул в оконце:
               
Где ж старый дом, что столько лет
Скрывал за окнами рассвет?
Теперь границ просторам нет,
Бесстыже ярко светит солнце!

Нежинский в снежные равнины
Вперил застывший мутный взор:
– И всё за ночь – снести старинный
Добротный флигель... и забор?

Какая боль в глазах капрала:
– Ужель не помнишь Рождества?
Ах, если б только не вдова,
Тебя б "костлявая" сховала.

И он, вздохнув, завёл нескорый
Да невесёлый свой рассказ,
Усами тряс, пускаясь в споры,
Сморкался громко, как фугас,
Слезу промакивал не раз...
Вот если б так тушил он шторы!

Когда подвёл итог рассказу,
То долго шарил свой табак:
– Тебя, сынок, я вынес сразу...
– А кто сгорел?
                – Сгорел?.. Да так...

– А дядя что ж?
               – Сказал всего лишь,
Особо долго не браня,
Что если ты почить изволишь,
Так той же люстрой – и меня!

Затем придвинулся поближе,
Втянул табак на посошок:
– А я средь баб вчера услышал,
Что кое-кто портьер поджёг!

Здесь от безжизненной равнины
Герой отклеил мутный взор:
– Поджёг!.. И кто?
                ...Но шум в гостиной
Прервал приватный разговор.

- 8-
Шаги чуть слышны по паркету,
Вбегает кошка – грозный вид!
Глаза сияют, что монеты.
Как на капрала зашипит!

За ней – мадам, чернее тучи,
Заправски юбками шурша,
Как сотня аспидов гремучих.
...Капрал поджался, не дыша.

Метнула молнии очами:
– Ты что ж, заржавленный мушкет,
Не поспешил послать за нами,
Что барич видят белый свет!

Поди-ка прочь, неблагодарный!
...Да пусть несут сюда воды.
Когда б не ты, багор пожарный,
Нам не расхлёбывать беды!

 За ней ворвался в спальню дядя...
Но, дабы сцен не удлинять,
Не будем слёз распространять,
И пусть она минут за пять            
Его решительно спровадит.

Теперь они наедине.
В ней разом всё преобразилось:
Глаза, как ягодки в вине, –
В них и дурман, и божья милость;

В улыбке – сладость и елей,
Сама – не движется, а льётся,
И голос – пей да не хмелей.
Мадам щебечет и смеётся.

Над ним склонилась – аромат,
Блаженным опием по ранам,
Наполнил лёгкие дурманом,
Увлёк его в Эдемский сад.

Её медовое дыханье
Ласкает жаркое чело:
– Ну вот, немножко врачеванья,
И тело душу обрело.

Ещё покружат ножки наши,
Ещё годкам добавим счёт,
И повоюем, и попляшем,
Стяжаем славу да почёт!

– А что ж за звук тягуче-зыбкий
Ушам покоя не даёт?
– Так я велела, чтобы скрипки
Играли сутки напролёт!

Цыган не просто для забавы
Я приютила у гумна:
Их глас – целительней, чем травы,
А пляс – пленительней вина!

– Да разве песней хворых лечат?
Разгульный пляс в последний час!
Мадам смеётся да щебечет,
Подушки взбила в пятый раз,

Его водицей напоила,
Над ним кружится, как пчела,
Чело миткалем остудила,
К губам флаконец поднесла:

– У всякой опытной лекарки
Свои лечухи да припарки.
А нынче выпейте заржицы
И хворь-сипуха удалится.

А сон дороже лекарей.
Пусть веки грузно тяжелеют,
И взор туманится скорей,
И в царстве грёз Ваш разум млеет...

А кошка льнёт к нему, урчит,
О чём-то нежно напевает,
Как будто тихо увещает,
Что от напастей защитит.

Мадам, волнующе дыша,
Целует в лоб – что льдинка тает.
Мутится образ, пропадает…
«А как была ведь хороша!»

И снежный бюст дрожит, мерцает,
Роняет трепетную тень,
То приближаясь, то взлетая,
И тихо меркнет в темноте…

- 9-
В скуфейке, ризах, при кресте
Капрал на цыпочках прокрался,
По сторонам поозирался,
Связал персты на животе:

– Эх! Та душа уж не жива,
Что по лекаркам побежала!
...А не поила ли вдова?..
А в царство грёз не приглашала?

...И ты испил?! Сошёл с ума!
Что? В ней неведомая сила?
В её ж флаконце – сулема!
Тебя ж чертовка опоила!

– Почто травить меня вдове,
Когда от смерти и спасала?
– Пойми, что в женской голове!
...К тому ж – наследник капитала.

– А ты, провидец иль шутник,
Никак уже причислен к клиру?
Коль в причте старый греховник,
Так быть разгулу да раздиру!
– Да я – наставник твой по миру,
Теперь и личный духовник!

Мадам влетела чёрной тучей:
– Он весь погряз в бесстыдной лжи!
Так кто же, барич, Вас замучил?
Кто в гроб едва не уложил?

Издёвок злобных Ваших бремя
Ему претило с давних пор,
И это он пробил Вам темя!
Спалил и флигель... и забор!

 За ней – и дядюшка в халате:
– Где вор, что ризы в храме спёр?
Вы все – мятежники и тати!
...Спалить мне новенький забор!

Эй! Все сюда! Того – в оковы!
Её – отдать... за звонаря!
Ну а тебя… дыроголовый,
На фронт! В капралы! В егеря!

Похолодел герой в испуге,
Студёный пот пробил чело...
Поднялись веки тяжело:
Над ним заботливые руки –

Сиделка, ватная старуха,
Кладёт компресс, сбивая жар,
Да причитает: «Вот проруха!
Каков пожар! Каков удар!»

- 10 -
Для чашников да бражников
В году ни дня без праздников!
А для кутил, проказников –
По толстоте бумажников!

Всё ближе масленые дни –
Сюжет о яствах и о снеге –
Петарды, игры и огни,
Гостей горланящих набеги...

Ах, как же дядя обожал
Рядить в потешные наряды,
И костюмированных парады,
И Feuerwerk, и Carnaval!  /4/

Он не был чопорно серьёзен,
Не шал, но – весел в праздный час,
Хоть чином виден был и грозен,
Да не метал огней из глаз.

А всё – чудная заграница!
Пример Венеции дурной!
Чему там можно подивиться –
Так жизни суетной, хмельной!

Гондолы стаями, как птицы,
Лес кампанил над глубиной, /5/
Мосты с изогнутой спиной
Шалят за мачты уцепиться.

Палаццо смурою стеной –
Слились их каменные лица,
Страшась однажды оступиться,
Скользят, опоены волной.

А где ещё отыщешь в мире
Таких туманов над водой –
Ну, разве в Северной Пальмире,
Её преемнице младой!

Но чем здесь мило насладиться –
Так карнавалом да вином,
И в этом, кажется, одном
У них и до́лжно нам учиться!

Нацепят мертвенные лики
И ну гулять, как в смертный час...
А всё твердят, мол, вы так дики,
И не понять Европе вас.

Случалось дядюшке когда-то
Рядиться в тогу дипломата
И плыть к Италии прекрасной
В составе миссии негласной.   

Пустой каприз императрицы?
Иль страх пред дерзкою княжной? /6/
В тот год Орлов «помог» домой
Беглянке дошлой возвратиться. /7/

Но это скорбные страницы –
Листать, что петь за упокой, –
Испортят праздничный настрой…
А мы продолжим веселиться!

Что ж, дядя цельной был натурой –
Не пил, но щедро разливал,
И без ошибки узнавал
Все проявления культуры!

Им был подмечен карнавал,
И праздник с резвостью немалой
С адриатических каналов
У нас в снегах побеги дал;

И разрастался в буйстве шумном,
В разгуле страстном и безумном,
И шутовствами обрастал,
Рядился в маски расписные,   
Ложился в сани розвальные,
И снежных чудищ порождал!

Ах, бойкой масленицы шум –
Что за раздолье для фантазий!
Ужели всех Европ да Азий
Не превзошёл наш дерзкий ум?!

- 11-
 (16-21 февраля)
Что ж наш герой? –
                Совсем как новый!
Святой порядок в голове!
Немного взгляд его суровый…
Но в остальном: Ура – вдове!

Позимки – вешние морозы
Строжатся, лезут за запах,
Краснят носы и белят косы,
Клубятся густо на губах.

Гуляет масленица-чудо!
Блины с икрою – в горле ком!
Обжорный раж кружит повсюду,
Палят петарды за окном!

Гостей – как мух на сдобной корке!
На вторник – бал и маскарад,
На среду – сани, кони, горки,
Пальба из ружей и парад!

Капрал явил военный гений,
Гостей не в шутку изумил:
В рядах зубцов и возвышений
Вознесся снежный «Измаил» –
Слепящий сказочный фантом,
На башнях пушки, ядер горки,
Ворот распахнутые створки
И мост, нависший надо рвом.

Внутри – ледовая фигура –
Вот стяг в деснице ледяной
Вздымает гордо над стеной
Семиаршинный «конный турок»!

С трудом гостей в полки сводили –
Никто не жаждал в «турках» быть…
Но обещали подсластить –
«Неверных» чаркой наградили,

Раздав потешные наряды,
Велели крепко град стеречь!
Другим – за добрую награду
В упорном штурме подналечь

Да не щадить ушей и носа,
Прорваться в град, врага сразить,
Исторгнуть стяг из рук колосса
И свой на башне водрузить.

И пусть в «турецкую бригаду»
Героя жребий усадил,
Но с каждой снежною гранатой
Он метко цели находил.

А после дозы лошадиной
Держались «турки» горячо!
Снежки посыпались лавиной…
Вот кто-то вывихнул плечо.

Уже наметились щербины
У атакующих в рядах,
И пыл остыл, и взмокли спины,
И побежали, кто куда!

Взорвался град победным рёвом!
...Но кто же там, невдалеке,
С лицом под маской суровой
Трехцветный флаг несёт в руке?

Бежит! Не прячется за спины!
Ужель отыщется рука,
Что метко брошенною льдиной
Остудит пыл у смельчака?

Бежит!.. Герой метал снаряды
Неотвратимо! Точно в цель! -
Как о незримую преграду
Дробилась снежная шрапнель;

Порой и вовсе пропадала,
Не досаждая храбрецу.
Что за удача приближала
Его к победному венцу!?

Стена обрушилась устало
У знаменосца на пути,
Засыпав всех, кого скрывала, –
Что значит скверно возвести!

А храбрецу и не до стяга –
Героя с башни тянет вниз,
Свалил на снег, накрыл беднягу:
– Вы – мой трофей! Вы ценный приз!

А голос нежный и высокий,
Текут, как патока, слова,
Слагаясь в шутки да намёки,
И нет сомнения – вдова!

Знакомый дух над ним витает,
Уста – дурманящий родник,
А губы властно подтверждают:
– Вы – пленник мой… и мой должник!

 В героя целит древком флага:
– А раз должник, так захочу
И погублю Вас... как собаку,
А станет нужно – излечу!

В глазах – коварное веселье,
Разлит румянец по лицу:
– Эх, как Вы, барич, оробели!
Неужто страшно молодцу?

К губам призывно припадает...
В глазах темнеет... «Стыд да срам!»
А поцелуй – что льдинка тает...
Капрала рёв: «Ура – мадам!»

Пирог победы был надкушен,
И град штурмующими взят,
И «турок» весело разрушен,
И стяг торжественно изъят!

Мадам вручили ценный приз –
Цветной халат из Ускюдара,
Кальян из города Тебриз
Да Yatagan трофейный старый.

- 12 -
(20 февраля, пятница)

Эх! Сани-тройки раскатные!
Пора супонить коренных,   
И ладить упряжи тройные,
Раскинуть дохи меховые,
Снега – пушистые, живые –
Схорон для рябчиков лесных!

Гостей по тройкам приглашают…
А сколько шума и хлопот!
Друг другу суетно мешают...
И сани мчатся из ворот.

Под этот гам и топот бойкий
Герой наш мешкает слегка,
Но чья-то властная рука
Влечёт его к далёкой тройке –
Яким им машет с облучка.

Мадам втащила парня в сани:
– Яким, голубчик! Но! Пошёл!
Встряхнули кони бубенцами
И полетели на раздол.

Метель-тягун кружит – витает,
Шалит, цепляет за шлею.
Копыта бойкие вплетают
Витой позёмок в колею.

Несутся шутки-перекрики
Средь белой мертвенной красы.
Иглистым льдом забрало лики,
Связало кудри и усы.

Сквозь два села промчали сани,
Посредь полей помяли снег,
И перед самыми лесами
Возницы сдерживают бег.

Кружат, осаживают с гиком,
Коней горячих не унять,
И караван в азарте диком
К селу уносится опять.

Метель по следу увязалась,
Спеша дорогу заровнять...
Одна упряжка заплуталась –
Не повернули кони вспять.

Одна! В снегах! И близок вечер!
Мадам – елейный голосок:
– Яким, голубчик! Не переча,
До той засеки... да в лесок.

Герой наш долго провожал
Тревожным взглядом шумный поезд,
Ох! Как бы следом побежал!
...Но как бежать, коль снег по пояс!

Вдова же – хвать его под руку,
Головку клонит на плечо.
Невозмутим Яким – ни звука.
Якимам зимы нипочём!

А снег тяжёлым покрывалом
Склоняет ветви до земли.
Чего же ей не доставало?
Куда же черти понесли?

А на ветвях средь снежных кружев
Застыли стаи воронья –
Сидят, видать, по чьи-то души
И в каждом чают добрый ужин.
А путь всё хуже, тропка уже,
И гуще снег, и пуще стужа,
И кони выдохлись, и вьюжит.
Вот что наделала... змея

-13 -
Стемнело скоро. Кони стали.
Тропы-дорожки не видать!
А для мадам и нет печали,
Хоть в пору биться и рыдать!

Тверда и голосом, и взглядом,
И всё твердит: «Вперёд! Не стой!»
А за дорогой, где-то рядом,
Ползёт знобящий скорбный вой.

По сторонам в межстволье елей
Мерцает россыпь жёлтых звёзд –
Волков разбойные артели
Уж больно скоро подоспели!
Встряхнулись кони, захрапели...
Мадам взмывает в полный рост,

Как крылья руки распростала,
Когтями пальцы напряглись,
И очи, словно два кинжала,
Холодным пламенем зажглись,

На пальцах искры затрещали…
И вдруг колеблющийся свет
Потёк вдоль рук,
              скользнул вкруг талии,
Объял сияньем силуэт,

И осветил и путь, и ели,
Растёкся дымкой голубой,
И стало видно, как обсели
Их волки злобною гурьбой.

А дальше – вряд ли мы опишем
Тот вой, пронзивший темноту,
Такой услышав за версту, –
Храбрец от ужаса не дышит!

А вдовий лик, доселе милый,
Явил в чертах такое зло,
Что волчье войско отступило,
И всех, как вьюгой унесло!

А мы об ужасе героя
Давайте лучше помолчим.
Себя представьте: лес в ночи...
Да тут и сам зайдёшься воем!

-14-
Ещё с версту прокрались сани.
Редчает лес, меж лап видны
Изба за тыном на поляне,
Огромный тонкий серп луны.

Нароспах старые ворота:
Здесь лунным светом выстлан двор,
И убран снег, как будто кто-то
Их поджидал с недавних пор.

В мадам все «прелести» погасли,
Её лицо луны бледней!
Якиму:
             – Выпряжешь коней,
Когда овса насыплешь в ясли,
Так сразу – спать. Оно – верней!

Изба – ветха, коса, старинна,
Нищей не сыщешь и в сто дней,
Конюшня, одаль, возле тына –
И та, как терем, перед ней!

Но лишь герой, пригнувшись, боком,
Ступил на скрипнувший порог,
Как кто-то вмиг, незримый оком,
Лампады сотнями зажёг.

Внутри – бескрайние покои,
Блестит голландка изразцом,
Все стены в шёлковых обоях,
Где сотни кошек: лёжа, стоя,
То за беспечною игрою,
А то крадущихся тропою
К гнезду с беспомощным птенцом.

Вот волчья шкура на пороге,
Весь пол в коврах, как луг весной -
В них вязнет звук и тонут ноги,
Кальян, изысканно-резной;

Взмывают горы из подушек,
Атлас блестит, как синий лёд.
Вокруг – несметно безделушек:
Клыков волков да птичьих тушек,
А в тесной клетке филин тужит.
Ему бы, барину – в полёт!

Мадам-то здесь совсем как дома!
Вошла царицей во дворец,
Где всё до мелочи знакомо,
В печи подбавила дровец.
................................................

Вот наш герой в безвольи пьяном,
Раздет и умиротворён,
Лежит в подушках за кальяном,
И всё ему, как чудный сон:

В слащавом опиумном бризе
Летит он к смутным берегам,
За ним – капрал в потешной ризе,
Любвеобильная мадам –

Летит и тянется губами,
В руках два свадебных венца,
А следом… следом – косяками –
Всё кошки, кошки... без конца!

-15 -
Заухал филин раз за разом,
Извлёк Нежинского из грёз,
Но тот лежит, не дрогнет глазом,
Бежать не хочет на мороз;

Размежил веки исподтиха,
Решив держаться до утра.
Но началось такое лихо –
Едва ль достойное пера!

Мадам лежала на коврах:
Цветной халат скрывает плечи…
Да вот кокетливый распах
И Вас лишил бы дара речи!

Коль не знавал он прежде дам, –
Так посочувствуем бедняге, –
Такой удар, не по годам,      
Сбивает с ног почище браги!

Но новый звук его привлёк, –
Дверь распахнулась и нежданно
Метнулась рысь через порог –
Огромный зверь, на лапе рана!

Вокруг хозяюшки прошлась,
Потёрлась мордой и, зевая,   
Вдруг потянулась, поднялась...–
Не рысь, а дева – да какая!

Груди мерцающий фарфор,
Округлость линий, томный взор,
Походка опытной блудницы…
Её хвалить – что сеять вздор,
Оставим сердцу пылко биться!

А на груди её прекрасной,
Куда так дерзко падал свет,
Он углядел… не очень ясно,
Какой-то странный амулет.

Опять на рану сыплем соль –
Второй удар не меньшей силы!
…Но гостья трепетную голь
Да голью шёлковой прикрыла, /8/

Присела рядом, средь ковра,
Прилежно рану зализала,
Сказала:
               – Милая сестра!
Я вновь безгрешно пострадала!

Почто пахучий наш собрат
Нас так не любит? Всю дорогу
За мной гналось их слишком много –
Пришлось с пяток отправить в Ад.

Хоть мы, как небо, несравненны,
Да не напросишься на лесть.
Все псы глупы, шумны, надменны...
А мысль одна: «Кого бы съесть!»

Ты нашептала б генералу
Устроить парочку охот,
Мол, «от волков житья не стало,
Стращают люд да режут скот!»

–…А где же младшая сестрица?
Должна б хозяйствовать с утра!
– Всегда любила припоздниться,
Ведь крошка так ещё стара!

-16-
Шатнулась тень в углу за печкой,
И отслоилась от стены
Старуха – высохшая свечка,
Ветха, движенья неверны,

Желта, как месяц в полнолунье.
И сёстры вдвуголос, любя:
– Ах! Наша милая шалунья!
Мы не почуяли тебя!

А вот в пергаментные щёчки
И не спешат её лобзать:
– Тебе б, душа, свои годочки
Какой молодке навязать...

Старуха буркнула уныло:
– Коль притащила дурачка,
Сестре его бы уступила.
– Нет, не могу... ещё пока.

Он – ох-как, девоньки, сгодится!
Озолотит он нас – дурак!
Не хочет дядюшка жениться –
Шут, непреклонный холостяк!

Но нет у барина детишек,
И, знать, отпишет всю казну
Тому, кто спит здесь тише мыши.
...А я легонько намекну!

Отпишет всё, чем обладает, –
Наступит время отпевать!
И я с телятей совладаю:
Венец, манто из горностая,
Ночная утварь вся златая!..
И денег – некуда девать!

Тогда, сестрицы, развернёмся!
Мой план обширен и длинён:
Столица... Двор… В князья пробьёмся!
А там, глядишь, быть может – трон?!

Потом бери, коль будет надо.
Хотя... не так теля и плох!
Чужой дурак – ха, ха! Отрада!
А свой-то дурень – ох, ох, ох!

И вдруг на «спящего» героя
С теплом взглянула. Вот те – ох!
Лежит ни мёртвый, ни живой он!
И не пригрезится такое,
Чтоб проницательные, трое –
Да не учуяли подвох?!

Старухин скрип:
         – На крайний случай
Мне даже кучер подойдёт.
Вдова:
 – Не дам, сестра! Не мучай!
А на кого вина падёт?

Кто в лес завёз во мраке ночи?
Он – сжить хотел, губитель душ!
– А если барин не захочет
Поверить в эдакую чушь?

– Поверит! Как же – не захочет!
Коль тот поедет чердачком,
На все вопросы лишь хохочет
И станет Якой-дурачком.

А рысь:
           – Любезная сестрица!
А как же сладенький мой зять?
Вдова:
        – К утру теля проспится,
С головкой светлой, как водица.
Ему вовек не излечиться...
Ну что с ударенного взять!

И снова рысь:
                – Уважь, сестрица!
Я всё гадаю: мой зятёк
Лежит, страшась пошевелиться,
От милой робости затёк?

В лежаньи праздном что за прок?
Я чую, милому не спится...
Позволь же мне повеселиться,   
Чтоб скрасить пресный вечерок.

Мадам легонько осерчала,
Ворчала:
            – Сколько повторять,
Что вам, девицам, не пристало
Головки срамом засорять!

А младшей вовсе и не гоже
На мужиков в упор глядеть!
Но раз оказия... так что же, –
Извольте рядом посидеть...

-17-
– Теперь займёмся, сёстры, делом
На ночь рождения луны...
Расселись вкруг, обмякли телом,
Как будто в сон погружены.

И голос вдовий еле слышен –
Шуршит пером поверх листа,
Но всё крепчает, громче, выше...
И вот сечёт, как визг хлыста:

– …Сиянье Эго, силы тела
В канун Великого поста
Достигли высшего предела!
Всё вне – illusio, пустота.

О, Solus ipse, свет креста!
Immanens intro, дар сивиллы!
Вливайся в мысли и уста,   
Умножь предвидения силы!

О, Эл! Великий господин!
Даруй нам ряд перерождений.
Ты в нашем теле – двуедин,
А мы – лишь тень твоя от тени!

Позволь свой образ воплотить,
Отдайся в преданные руки!   
Где правят запахи и звуки
Воздай уменьем обольстить!

Затем она мешает в миске
Три капли крови, прядь волос,
Слезу, слюну, ногтей огрызки...,
И сёстры следом – тот же взнос.

Влила в горящую лампаду
Под треск сгорающих волос,
И потянуло тонким смрадом,
Кошачьим эструсом богатым
И духом хоревых желёз.

Он полнил тело, словно прана,
И воплощался в аромат,
Как опий тёк, пьянил дурманом,
И увлекал всё в тот же сад.

Затем мадам воздела длани:
– Прими наш дар! О, Государь!
Пусть плод не вызревший и ранний,
Он – камертон твоих желаний,
Он мытарь твой и сборщик дани!
Харон для душ на твой алтарь! /9/

Она расслабилась, встряхнулась,
Лицо румянцем расцвело,
К герою медленно нагнулась,
Целует в потное чело:

– ...А раз всё видел, сладострастный,
Я преподам такой урок,
Чтоб этим грезил ежечасно
И об ином мечтать не мог.

Преподала, как обещала,
И закрепила столько раз!..
Герой со страхом ждал финала:
Вдова рычала и стенала,
И так телятю укачала,
Что он открыть не тщился глаз.

-18 -
И что последнее он слышит:
– ...Решила – так тому и быть!
Но вот его под нашу крышу
На кой задумала тащить?

– Ах вы, наивные простушки!
Где дерзость мысли? Где размах?
Всё б вам, куражась, сеять страх!
По комарью палить из пушки!

Смешаем яд и желчь с елеем,
Добавим лесть, вольём враньё...
Чем ложь бессвязней и наглее,
Тем легче верится в неё!

Якимка-тать – не так уж плохо!
Но вот ещё один сюжет:
В нём не учуете подвоха,      
Хотя на кроху правды нет!

Представьте, девоньки, как сани
Остановились у леска...
Из ёлок – беглые крестьяне,
И топором грозит рука,

И за узду коней хватают,
Вещают смерть и тянут в лес…   
Я их браню и угрожаю,   
Яким же бьется, как черкес!

Якиму – бух обу́хом в темя! –
Они с умом и разошлись.
Нас тащут в чащу, – волчье племя!
В глуши – изба, забыта всеми...
Здесь обобрали, ногу в стремя,
И в полночь–заполночь сняли́сь.

Всю ночь я с баричем, что квочка.
А бедный в страхе – сам не свой!
Не помнит лиха он, и точка, –
Видать, несчастье с головой!

Тут дядя ждать и не заставил:
Как на войну повёл войска,   
Все сёла на ноги поставил,   
Но нас в трёхденник разыскал!

И как он рад, что жив племянник –
Своим наследником зовёт!
И всё твердит, что он – мой данник,
Сулит добра невпроворот…

И рысь с восторгом подытожит:
– Как ловко всё ты развела!
...Но вот Яким меня тревожит,
Ведь голова его цела?!

Ах, как же падки мы на лесть!
Как обожаем похвалы мы,
И как болезненно ранимы,
Когда они не в нашу честь.

Вдова довольна и щедра:
– Для вас, родных, горю без дыма,
Верчусь тифоном, хоть стара.  /10/
…А что касается Якима –
Пойди, займись-ка им, сестра;
Да в лес сведи коней с утра –   
Пусть будет пир волкам...
                “любимым” –
Последний пир! Давно пора!   

- 19 -
И всё закончилось, как в сказке!
Как предсказала, так и есть:
Все спасены, герой обласкан,
А ей – приданое да честь!

И всяк своей доволен мерой.
И только Яка-дурачок,
Красноречивый после первой,
Просил за тайну пятачок.

Нашлась лесничему работка –
Поджечь разбойничий приют.
Спалить – оно всегда в охотку,
Когда за это не побьют!

Поздней нашли коней останки,
Когда распутица сошла,
А вкруг белели на полянке
И волчьи кости несть числа.

– Никак разбойнички шалили? –
Поскрёб лесничий свой котёл,
– Волков-то сколько потравили!
Никто далече не ушёл.

Но вот на кой двуногим татям
Нести урон лесным собратьям? –
Здесь многоопытный котёл
Ответа явно не нашёл.

- 20 -
Герой хандре не предавался,
Достойно лихо перенёс.
Он возмужал, слегка подрос…
И экономки не чурался.

Знать, благодарен был мадам
За все заботы, за опеку.
К ней убегал по вечерам...–
Стал, в общем, взрослым человеком.

Мадам – доходчивый наставник,
Его таинственный гуру! –
Так приоткрыла тайны ставни,
Втянула в чудную игру,

Смогла всё чувственно обстроить,
Что наш изрядный бракодел,
В конце концов, себя героем
Хоть здесь почувствовать сумел!

А как уж отпрыск благородный
Стал здесь Викторию справлять,
О том по скромности природной
Я б предпочёл не добавлять.

Но, невзирая на финал,
Всё в доме шло по распорядку.
Герой под гнётом тайны сладкой
Всю ночь детали вспоминал;

Полдня мучительно молчал,
От нетерпенья чуть не плача, –
Но, как назло, с утра капрал   
Немногословен был и мрачен.

Прошёл по выездке урок.
И вот, в конюшни направляясь,
Бедняга выдержать не смог:
Пунцовой краской заливаясь,

Он исповедался капралу,
Как был напуган поначалу,
И как жеманная стыдливость
В очаг страстей преобразилась…

А многоопытный капрал
С ухмылкой вялой отвечал:

– Да-с, барич, дамский этот пол
Лишь внешне в ангела пошёл,
А на поверку, ведь, она –
Коварна, словно сатана!
И непреклонный этот вид
Лишь только внешне не велит,
А разобраться – баба, брат,
Всегда готова, как солдат!

И коли ты стремишься к цели,
Проворным будешь и упрямым –
Всегда добьёшься в этом деле
Того, чего желает дама!

Да и советов здесь не надо:
Ты все уловки хитрых дам
И всю бесценность ихних кладов
Сполна оценишь вскоре сам.
 
- 21 -
Весна приходит на погост!
И всяк вздыхает удручённо:
– Кто приурочил этот пост
К разгулу мартовских гормонов?!

А в пост Великий непристойно
Разгульной страсти угождать,   
Поспите, барышни, спокойно –   
Вас вряд ли станут услаждать.

Весна слегка поколдовала,
Но март зима не отдавала!
И, вместо салочек и сала,
Ещё поститься обязала.

Хоть не впервые нам поститься,
И не прельстят сыры и птица,
И все скоромные пиры
Мы поумерим до поры…
Да, жаль, придётся нам лишиться
Греховных таинств сей игры.

- 22 -
И не твердите безутешно:
«Герой потерян безнадежно!
Мол, чужд высоким идеалам,
Мол, он для подвига – слабак!»
А кто с ладони барской снедью
Кормил цыганского медведя?..
Кто снял мальчонку с сеновала?..
Кто спас котёнка от собак?..

Но что в нём дядю волновало –
Лихой кураж и баловство.
Да только что в памяти его
Тех самых дней как не бывало!

Я б даже смело заявил,
Что травма вряд ли повредила –
От лишних мытарств оградила,
Служа притоку свежих сил.

Он стал весёлым, добрым малым,
Цыганам резво подпевал он,
Амуры щедро раздавал он,
Под плач гитар пускался в пляс…

За год в усадьбе генерала   
Невинных девушек не стало…–
Ужель, какая избежала
Его лирических проказ?!

Капрал корил его не раз,
Что пыл к учениям угас,
Науки – «лоцман и компа́с»,
А у него к ним нет охоты!
Не чужд Нежинскому сарказм:
Охота есть ... и всякий час!
Мол, постигает он соблазн   
И учит тайны приворота.

– Себя бы делом Вам занять,
А то забавы да подруги...
– Да полно, брат, меня смущать.
Я поразмыслю… на досуге.

И так освоил те науки,
Что сам урок любому даст!
...А генерал, не зная скуки,
Умчал куда-то на Кавказ.
 
- 23 -
Вот проползли ещё три года,
Как колымаги сквозь болото.
Он «грыз» науки с неохотой,
Вникая вяло в суть всего,
Внимал упорным педагогам
В их устремлении жестоком –
Слепить, ни мало и ни много,
А д'Аламбера из него! /11/

И те же годы, как три пули,
Едва заметны, промелькнули,
Пока он сам давал уроки
Вращеньем крепких ягодиц,
Пока вечернею порою
Над голой задницей героя
Сплетались трепетные ноги
Его прилежных учениц.

И так бы дальше наш болезный
Сорил годами бесполезно,
Случилось – дядя мимоездом
На нём свой взор остановил:

– Эк, как Вы вымахали, сударь!
Но хватит жизни безрассудной,
И Вам на службе многотрудной
Пора попробовать бы сил.
 
Его всем миром собирали,
Над ним рыдал дворовый люд:
– Знать, сиротинушка в опале,
Раз в службу-ну́жду отдают!

У каторжан завидней доля!
А наш-то ангел – хил да мал;
Почто лишился отрок воли,
Пускай, своё бы отгулял!

Мадам его зацеловала
Попуще матушки родной,
Советов глупых надавала –
Как будто брезжил смертный бой!

Презентик бедному вручила –
Кисет, набитый табачком:
– Мой табачок – криница силы,
Здесь дивный дух, что так знаком!

Моя любовь в нём и тревога:
Вдохнёшь привычный аромат –
И глаже выдастся дорога,
И весел будет путь назад.

А коль случатся заворошки,
Нюхнёшь щепоточки-другой –
Беда уйдёт с твоей дорожки.
…И помни, сладкий: я – с тобой!

- 24 -
Уж вскоре наш герой бедовый
Был дядей в бричке расцелован
И препроважен в Питер близкий,
Где всяк Отечеству служил;
И, окунувшись в шум столичный,
С рекомендацией приличной
В лейб-гвардии кавалерийский
Тяжёлый полк зачислен был.

Ему б по службе отличиться,
Но вот, прошёл всего лишь год,
А он с успехом познаёт
Весь курс премудростей столицы

Здесь он, фортуною любимый,
На Невском знал красавиц всех,
И прозван был «неутомимым
Амуром девичьих утех».

Порой у дядиных знакомых
Бесцеремонно он гостил,
С его протекцией в салоны
Надменной поступью входил,

И безмятежною натурой
Осмеивал графов да князей,   
Разбрасывал щедрые купюры
В кругу красоток и друзей.

Ещё один минует год...
И вот, в утех безбрежном море,
Попав в страстей водоворот,
Устал и выдохся он вскоре.

Всех сторониться стал помалу.
Сиянье глаз когорты всей
Его признательных друзей
Уже слепило, раздражало.

Жеманством женским окружён,
Он видит в шелесте их тканей,
В ресниц невинном трепетаньи
Пустой сквозняк и моветон;

И на глазах тускнеет сам
Средь светских львов и томных дам.

Пресыщен жизнью городской,
Жил угнетаемый тоской.
Друзья, как бремя, надоели,
Он часто дрался на дуэли...

Хоть в стычки, колкости и споры
Пускался он за-ради ссоры,   
Его, чёрт знает, что за сила
От всякой ссадины хранила!

…Быть может, знать себя давала
Наука старого капрала?

…А может, тот презентик милый,
Ну, что вдова ему вручила (!) –
Хотите верьте иль не верьте,
Но защищал его от смерти?

Играл, марая честь мундира,
С долготерпеньем командира…
Но вот, решительным указом
Герой текущего рассказа,
Бретёр скандальный и рубака,
В карпатский корпус выслан был,
Тот, что в союзе с австрияком
Весьма успешно турка бил. /12/

- 25 -
Ну что, читатель мой досужий,
Я Вас излишне утомил?
Достанет впредь душевных сил
Читать сей опус неуклюжий?

А то бы это отложили,
Поднакопили бы силец,
Поели б, праздно потужили,
Иль бранным словом обложили,
Куда б сходили, наконец...

Глядишь, и снова Вам взгрустнулось...
И, может статься, что рука
Помимо воли дотянулась
До коленкора корешка.
               
Но если сил душевных много
И рады верить в сей обман –
То щей не ешьте, ради бога,
Когда читаете роман!

-------------------------------------
1/  Хотин – турецкая крепость на р. Днестр. В 1769 г. была взята армией Голицына в ходе второй русско-турецкой войны (1768-1774).
2/  асессор –  здесь: коллежский асессор – гражданский чин 8-го класса; давал право на потомственное дворянство.
3/  коллежский советник –  гражданский чин 6-го класса; лица, его имевшие, могли занимать средние руководящие должности.
   статский советник – гражданский чин 5-го класса; удостоившиеся его, занимали должности вице-директора департамента или вице-губернатора.
4/  Feuerwerk (нем.) – фейерверк, Carnaval (франц.) – карнавал
5/  кампанила (итал. campanile) – в итал. архитектуре башня колокольня.
6/  «дерзкая княжна» – Тараканова Елизавета (ок.1745-75), выдававшая себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, объявила себя претенденткой на русский престол.  Арестована в Италии и доставлена в Россию.
В 1775 году заключена в Петропавловскую крепость, где и умерла от туберкулёза.
7/  Орлов Ал. Григ. (1737–1807/08), граф (1762), генерал-аншеф(1769).
Брат Григ. Григ. Орлова. Один из участников дворцового переворота 1762г, устранившего имп. Петра III и приведшего к престолу Екатерину II. Один из фаворитов имп. Екатерины II.
По указанию императрицы арестовал в Италии самозванку Тараканову Елизавету, обманом заманив её на свой корабль.
8/  Голь шелковая – китайская шелковая ткань, в роде камки.
9/  Харон – в греческой мифологии перевозчик умерших в подземном царстве Аида.   
10/  тифон – греч.  вихрь, столбовая буря, ветроворот.
11/  д'Аламбер – французский учёный и философ-просветитель конца 18 века.  Редактировал вместе с Дидро «Энциклопедии».
12/  Третья русско-турецкая война (1787-1791). Частично боевые действия против турецких войск велись на территории Молдовы, Бессарабии, Валахии (совр. Румынии) в союзе с австрийскими войсками.
*******************************
(продолжение http://stihi.ru/2020/10/18/3964)