под коньяком

Покуда не развяжется метла
мы будем пить. Неважные дела -
на самом деле мы не пьём. Засада.
Ну что, коньяк? Немногим лучше яда,
ворчит желудок, выжженный дотла -
Не пей! Не пью. Всё шутка и развод,
Сто лет в завязке. Курево и вот
писательские глупые затеи.
Кривая строчка, словно Галатея,
когда-то на экране оживёт.
Так что мы пьём, душа моя, с тобой?
Напиток неба, ясно-голубой,
янтарный день, закат багрово-синий?
Моих стихов прокуренный гобой
фальцетом навевает героине
чего-то на шелковые... Ну да,
соврал, что пьян, бывает иногда,
так надо, чтобы женщины жалели.
Уже октябрь идёт сквозь города,
играя на задумчивой свирели,
как будто Пан. Вакханкам несть числа.
Ты слушаешь, хотя и не учла
затеи козлоногого нахала.
Медлительна осенняя пчела,
но крылышком призывно помахала.
Ты видела? На мокром козырьке
мальчишка дождь играет в бильбоке -
подкидывает капли, ловит снова,
срывается и падает в пике,
безбашенный, октябрьский Казанова.
Вот мне бы так, но я тобою пьян,
играю на свирели, словно Пан,
разбуженный коньячными парами.
Стирая грани между Инь и Ян,
идёт ко сну пчела в оконной раме.
Душа моя, пишу под коньяком,
хотя и виртуальным. Точка ком
слова передоверит псевдониму.
А Пан идёт куда-то босиком,
врисовываясь в будущую зиму.