снежноягодник

***
в полумраке гибридной архаики
суходольную руку пожми
и пропой мне зарделые яблоки
на столешниках кружевных

это белое невесомое
навсегда уже никогда
и плывёт по москве бессонной
жадно высохшая вода

здесь не молодо и не зелено
ни набокова ни парнок
невесомое невеселие
неприкаянных рук и ног

только выгляни всюду мается
и вздымается и ревёт
всё что словом не называется
толстоплодно не лезет в рот

не страшись ни всего ни этого
измороженного куста
не восполнится невоспетое
как гранённая не согретая
память сахарницы пуста

***
девушка пела в далёком мисхоре
спал исцелённый херсон
ты говорила – любовь это море
я – что и море есть сон

так и стояли мы – два кипариса
рослые у окна
и на глазах у нас слёзная висла
вишенная луна

в час когда вышли на берег дети
в облаке забытья
ты вдруг завыла как ветер ветер
вспыхнула снегом я

и никому не случилось сбыться
только горел костёр
пахла херсонская медуница 
трескался мельхиор

***
возвышенность средняя русская
этрусский её перифраз
белёсой порошей устлано
расщелье меж уст и глаз
растянем дугу алтайскую
до киевского словца
так сердце моё заласкано
что нету ему лица
так царство кухонно-сонное
тебя вспоминает вдруг
что слышу я соня соня
и не покладаю рук
и розовый морок маетный
толку толокном тугим
и не застывает маятник
и не заступает дым
и дышит во всю одесскую
луганскую в пух и прах
моя полувера детская
в невысказанность добра
и в ласточьем полумирии
и в порохе полумер
горит вышегорье синее
и русский сбоит размер
и куцей разменной памятью
как палым кружа листом
я страх называю папертью 
и наискось белой скатерти
прощение шью крестом

***
и алтайская женщина пела
про горчащий гречишный мёд
и в руке как сметана белой
стыл горячечный пулемёт

всё случалось одномоментно
рокот площади и река
хлопья извести и цемента
вздрог оконного огонька

и когда я уснула крепко
и когда ты не смог уснуть
кровли ветхой грудная клетка
схрустнув громко
пошла тонуть

и такие стояли травы
воды воды текли текли
за излучиной пели аве
и тугой каравай пекли

и от нас никакого толка
не бывало ни ковылям
ни воловьим стадам ни волкам
только виделось белым нам

как в землицу вмерзает пуля
и полынью ко ветру льнёт
и в руке нутряной как улей
золотой закипает мёд

***
битый так вспоминает небитого
он красивый стоял молодой
я же весь черноземным битумом
пересыпан был с головой

а небитому всё до горлышка
до крахмального воротничка
запеклась на манжете корочка 
сигаретного родничка

и друг другу они воистину
не товарищи не братва
путь-дороженьку густо выстлала
свежескошенная ботва

так и тянут друг друга волоком
по-бурлачьи по-воровски
и так много под вышним облаком
в них невылюбленной тоски

***
куда ни шло чего ни жгло
чему в отместку ни болело
и становилось бело-бело
и тяжело

но камень стыл и скоро спал
и слыло облако прощаньем
и по-над ласточьим песчаным
по щёкам скал

стекал испуг и заходил
туман за край и было слепо
и жадно до великолепий
и древних сил

и древо прирастало кроной
и кроме крынки молока
была воздетая рука
и посторонний

искрился взгляд
пестрел вразбег
трамвайный
обострённый
провод

и обретался
веский повод

и вязкий
снег

***
идём с тобой неподобные
ни матери ни отцу
и ягоды несъедобные
сгущаются навесу

и я говорю - до города
всего-то полста шагов -
и чёрной тайгой распорот
намеченный в ночь покров

- мы выживем точно выживем
арсений! -
кричит сестра
и сердце её так выжжено
как внутренности костра

- всего-ничего заблудшими
найдёмся и запоём -

- маруся! -
с плеча опущенного
срывается братский ком 

- когда бы не быть терновому
раскровленному кусту
и свету перелинованному
в невыспевшую тоску

тогда бы горшками масляными
гармониками тогда б
наелись бы да отплясывали
под зреющий звездопад -

и ты замечаешь наскоро
так скрадено чернотой
всё будущее и ласковое
за сосенною чертой

что выбраться нам не выбраться
всё мшаники зыбь да топь
ты руку мне жмёшь и высится
таёжной кручины плоть

а в городе пьют и крестятся
и крепкий стоит дурман

и ягода нам ровесница
и всюду нам околесица
и не обелиться нам

***
из чего-то наверное следует
эта скатерть и рама окна
и светильник что опосредован
и кровать что ис-та-ска-на
истоскована вдоль и прорезью
перешёптанный крик в щепоть
переложенный и на привязи
у двора волчьих ягод плоть

отчего же такое зарево
снегом слаженной белизны
оттого ли что взявшись за руки
мы - подобие бузины
и морошки и можжевеловой
обмороженной по краям
густо-синей безбожно-белой
мягковины в глазницах ям

из чего же мы грубо сделаны
хоть возделывай нас хоть жни
силой тамошней пустотелой
горько сомкнутой при-гор-шни
из неверия в окаянное
подоконника и угла 
костяника и снежноягодник
нежно-нежные догола