Когда началась война

Когда началась война
(воспоминания - записки из дневника)

    22 июня. Воскресенье 1941 года. На ипподроме Должанского райцентра шли соревнования рысистых лошадей – бега. Вот уже завершились последние заезды. На трибуне готовились подводить итоги соревнований. Весёлая публика ходила от палатки к палатке, многие, тут же, развалившись на шелковистой траве спали, беседовали или выпивали спиртное. Кто-то пытался песни запевать, находясь в тени пышных крон молодых деревьев. А чуть подальше, в лесу стояли распряженные кони, а рядом с ними спортивные качалки наездников.
В общем, весело было и тихо. Никто не думал о приближавшейся опасности. И вдруг, в мирное народное гулянье ворвался зычный и тревожный голос Левитана: «От советского информбюро…»
Было объявлено о (начале Второй мировой войны?) вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз без объявления войны. И сразу утихла музыка ипподрома, прекратились заезды, все, даже хмельные люди, как-то сразу протрезвели и посерьёзнели и засобирались по домам.
Отправились домой и мы, учащиеся 9-10 классов с нашим учителем физкультуры.
- Дмитрий Федотыч, - задавали мы вопросы своему учителю, - долго ли продлится эта война и не придётся ли нам ещё повоевать?
- Да, ребята! Война эта будет великим для нас всех испытанием и скоро она не кончится, так что придётся, наверное, и вам повоевать.
- Неужели и нам? Ведь мы ещё и стрелять то не умеем.
- Научитесь, - говорил он.
Нам как-то не очень хотелось в это вверить. Тем более, мы хорошо знали, что наш Климент Ефремович Ворошилов не раз говорил,  что если нам придётся воевать, то война будет идти на чужой земле, что тройным ударом любой враг будет отброшен от наших рубежей. И мы думали, что зарвавшийся враг будет вскорости уничтожен. Но… Сообщения с фронта стали поступать всё тревожнее и тревожнее.
Уже ушли на фронт все наши мужчины, в том числе и наш учитель физкультуры Дмитрий Федотович, и от них не поступало никаких вестей. Мы остались самыми старшими из молодых ребят 1923-1924 годов рождения, а значит и самой главной рабочей силой на селе вместе с бабами и стариками.
А убирать хлеб надо, причём работу вести почти всю вручную. Уставали до упаду. Но не жалели своих сил и здоровья. Вскоре через наше село пошли отступающие в глубь страны люди, сопровождавшие многочисленные стада скота. Над нашими головами днём и ночью в ту и другую стороны пролетали вражеские самолёты. Начались постоянные бомбёжки нашей местности, близлежащих сёл и городов, в т.ч. нашей железнодорожной станции Долгое. Далеко слышался гул артиллерийской канонады. В числе 5 ребят девятых классов я прошёл медицинскую и мандатную комиссии для поступления в лётную школу. Наши документы уже были в Орле и поэтому мы ходили по райцентру в ожидании вызова.
Но враг неумолимо приближался. Поэтому, нам заранее выдали эвакуационные листы с направлением в г. Куйбышев и было указано, в случае внезапного приближения противника, любым путём самостоятельно отправляться в тыл страны, откуда нас при необходимости призовут в Армию.
И вот, когда внезапно 3 октября 1941 года пал Орёл, а немцы были уже в Мармыжах и под Ливнами и кругом горели скирды хлебов, горел районный элеватор и бомбили железнодорожную станцию, пешком с котомкой за плечами я уходил в эвакуацию в глубь страны. По прошествии многих лет я написал стихотворение «Мальчишка», посвящённое моим воспоминаниям об эвакуации:
Я отступал. Война рычала вслед.
Я шёл пешком с котомкой за спиной.
Дул ветер зло, трещал, ломаясь лед.
И свастика кружилась надо мной.

Гремела смерть во все колокола,
И зарева раскалывали ночь,
Скирды хлебов вздымали купола
До самых туч и уплывали прочь.
Смотрели вдаль испуганно глаза,
Запоминая Родины беду…
Я в тыл спешил – душа рвалась назад
В том, самом чёрном памятном году.

А дома остались родные: мать, отец, сестра.
14 октября 1941 года немцы вошли в Долгое, а в январе 1942 года наши войска его освободили Но, не на долго. 23 июня 1942 года фашисты вновь захватили Долгое и только в феврале 1943 года посёлок был освобожден советскими войсками.
За одну-две недели до прихода немцев в наше село наш отряд ополченцев начал жечь деревянные здания райцентра, а кирпичные здания взрывать. Горели хлебные склады. В это время были уничтожены  здания райкома партии, райисполкома, редакции районной газеты, дома культуры, аптеки, средней школы и многие другие.  Были взорваны также электростанция, двухэтажный магазин, склады продовольствия.
Раскалённые стальные листы с пожаров летели в разные стороны, словно чудовищные огненные змеи. Накануне немецкого наступления, наши артиллеристы, стоявшие на усадьбе Лавровых, свои гаубицы перетащили в Положенцев лес поближе к передовой, а снаряды перевезти ещё не успели, когда на рассвете немцы на воздушном шаре подняли своего наблюдателя и начали вести прицельный огонь по нашим огневым точкам и боевым позициям, а затем перешли в наступление. И к 12 часам 14 ноября 1941 года были уже в Долгом.
  "14 ноября 1941 года на Покров к вечеру (17.00) без боя немцы пришли низом, стали занимать квартиры, потом потянулись обозы на лошадях. Заночуют и идут дальше. За ними приходят другие. И так - месяца полтора.
  Но вот в начале января 1942 года немцы стали отступать и жечь дома (всю деревню Грачёвку сожгли). Одна баба хотела затушить свою хату, а немец её убил, оставив сиротами пятерых малых детей."Матка, матка, Тим, никс", - говорили.
  К весне наши бойцы поставили батареи-гаубицы на усадьбе Лавровых. Сначала они стояли в Синицином саду по 4 штуки. Одну уничтожили немцы, тогда они переместились к нам и Ненашевым. Штаб стоял у Ненашевых. Нас переселили на Вышнюю Грачёвку, но домой за картошкой ходили. Немцы обстреливали. Снаряды иногда не взрывались, упав в трясину. Потом артиллеристы решили ночью уехать на передовую, взяли с собой кухню, но снаряды не успели перетянуть.
  В 4.00 утром свё загремело. Немцы "повесили" наблюдателя на воздушном шаре. На станции стоял наш бронепоезд. Их "Андрюша" гремел. Наши отступали. Немцы шли на Студёное. Мы хотели отступать. Куда там. Ма залезли в блиндажи. Дяди Ванюхину (мой родной дядя Лавров Иван Константинович, брат отца) сожгли. Мать мне говорила:
 - Дочечка, покажись из блиндажа, может немцы в детей стрелять не будут.
Я высунулась, смотрю, а немцы идут с автоматами и на своём языке что-то кричат:
-Гыр-гыр-гыр...Помню, немцы бросили в один погреб гранаты, одну тётку ранили. Нас всех выгнали наружу. Потом, правда, раненую тётку перевязали и дали справку, чтобы ходила на перевязку. Наши солдаты на Грачёвке отстреливались. Немцы наших раненых солдат пристреливали или прикалывали штыками. Но наш лейтенант по фамилии Павлухин переоделся в гражданскую одежду и остался жив, спрятался. Дальнейшей судьбы его я не знаю. У нас немцы забрали скотину, гусей, кур.
  Немцы пошли наступать дальше. Стали завозить и оборудовать склады, пекарни. Простояли в нашей местности около восьми месяцев.
  А первый раз, помню, когда немцы пришли, наши солдаты были голодные, ходили вместе с гражданскими копать в поле мёрзлую картошку. Зато второй раз когда нас отбили от немцев, наши шли в белых полушубках, в хорошем обмундировании. А летом в Грачёвке много было побитых людей и сгоревших животных."
 (из воспоминаний жены писателя, моей матери Пахомовой (Лавровой) Александры Сергеевны, 1929 года рождения).