Опий на брудершафт

Привык уже быть старым он. 
В душе тая на мир обиду,
он ближних всех, как фараон
звал за собой лечь в пирамиду

своей тоски. Осенних мух
звучала нудно серенада.
Но  в старом теле новый дух
ему сказал вдруг: «Верить надо:

жизнь эта – первая  из двух».
Был раб страстей, теперь он - воин.
Смешна агония тех мух.
И он не вечен, но спокоен.

И не бросает жадный взгляд
украдкой девушкам вдогонку.
И вместо истин, что пьянят,
не гонит тайно самогонку.

О! эти мухи сентября!
Приманку липкую на блюдцах
им дали люди. Только зря
все ждут, когда они напьются.

Оставить могут след живой
они на чистенькой иконе.
Их примитивный, нудный вой
есть в звуках пафосных симфоний.

- Там место тоже есть лгунам.
Мы каждый раз, как на премьере,
ждём откровения, а нам
внушают  то, чему не верим,

хотят в иголку вдеть канат…
Нельзя от музыки ждать чуда?
Но люди плачут от  сонат,
пьянеют даже  от этюда.

А грусть – всем в старости сестра.
Возможно,  ждёт нас жизнь вторая…
Летит дым едкий от костра.
Осенний мусор, догорая -

- ещё недавно был листвой -
стал кучкой пепла светло-серой.
И трезвый разум, сам не свой,
на брудершафт пьёт опий с верой.