Три желания

После того, как мамочка с папочкой развелись, я осталась с папочкой - дабы поддержать его в печали, нахлынувшей болотной пузырящейся жижей, после того, как в  одряхлевших шкафах, орущих во все свои ржавые петли громче влюблённых котов, уныло закачались многочисленные «плечики», трагически осиротевшие без мамочкиных летних батистовых платьев, бархатных пиджаков со щегольскими эполетами и шёлковых блузок, похожих на неглиже скромных ангелов из небесной воскресной школы. А также для того, чтобы хлопотливо и сноровисто вести дом, вальсировать с метлой ни свет, ни заря, месить тесто для сдобных булочек и с неизменной улыбкой, равнозначной не менее чем пяти кускам сахара, подавать неприкаянному папочке прямо в кабинет кофе - горький и чёрный, как его неизбывное одиночество.
Всё вышеизложенное являет собой лишь официальную версию. Ибо на самом деле мамочка с папочкой не развелись, а я вовсе не решила самоотверженно возложить на алтарь отцовского бытового головотяпства свои лучшие годы, начиная с пятнадцати лет, трёх месяцев и семи дней и до… нет, заглядывать в грядущее в моём положении было и есть слишком рискованно - так можно окончательно испортить себе настроение, обнаружить поутру в зеркале ауру цвета брюссельской капусты, а улыбка недосчитается положенного сахара.
Короче - мамочка нас обоих попросту бросила, упорхнув в компании какого-то провинциального псевдо Мефистофеля на безымянный курорт. Опасаясь то ли преследований, то ли угрызений совести, она прислала открытку, на которой море было похоже на джин (папочка, увы, чрезвычайно к нему пристрастился), а заходящее (или восходящее?) солнце - на отпечаток её щедро умасленных помадой губ. Текст был лаконичен и бессвязен. Мол, она где-то там, у этого открыточного моря, скучает, но не настолько, чтобы вернуться или хотя бы намекнуть более откровенно на своё местоположение.
Папочка открытку долго держал на письменном столе, поливая то джином, то слезами, пока я однажды, решив-таки устроить уборку (на самом деле я проворачиваю это мероприятие намного реже, чем полагалось бы единственной дочери, надежде, опоре и домохозяйке покинутого горемычного супруга) не выкинула этот размякший и просоленный кусок картона вместе с недоеденной ни папочкой, ни избалованными свыше всякой меры мышами и потому позеленевшей от обиды булочкой. Впрочем, если учесть, что булочка была создана мной самолично (первый эксперимент и, клянусь, последний), боюсь, и папочка, и мышь были правы в своём воздержании…
Итак, папочка горевал в обществе стройных и пузатых стеклянных красавиц, полных самых радужных обетований, я пыталась как-то примириться с домашним хозяйством, но добилась, увы, только настороженного нейтралитета. После нескольких попыток вымыть пол на кухне и почистить картошку я сдалась, приняла ванну с персиковой пеной и твёрдо уяснила: ещё немного этой каторги - и я отправлюсь на поиски мамочки, синего моря и помадного солнца, а попочка останется один, как перст - неужели это будет лучше для кого-либо из нас троих?
Кажется, кто-то наверху - видимо, какой-нибудь ангел, в наряде вроде мамочкиной шёлковой блузки, на большее я смиренно не замахиваюсь - услышал мои ванные стенания, осознал ситуацию и прислал её.
Мачеху. Или как там мне её называть, если учесть, что мамочка цветёт и здравствует в курортной загадочной дали? Не знаю.
В любом случае, стоило ей появиться, как жизнь наша круто переменилась.
Круто, как яйцо, которое она неизменно варила себе на завтрак.
Круто, как её нрав.
Как она познакомилась с папочкой, для меня загадка. Они не делились трогательными воспоминаниями, а я не приставала с любопытными вопросами.
Мне представляется - моя будущая мачеха выследила папочку в подзорную трубу, когда он робко брёл от ближайшей лавки, застенчиво пряча под трогательно протёртым сюртуком очередную нежно булькающую подружку. Может быть, конечно, они и просто столкнулись на улице - или в той же лавке. Но в своём воображении я неизменно вижу мачеху охотницей, терпеливо высматривающей дичь… вернее, жертву, потому что на дичь бедный папочка никак не тянет. Так, облезлый кролик, влачащий уши по житейской пыли.
Зачем он понадобился мачехе - я также не ведаю. Но буквально через несколько дней после знакомства, скрытого от моих очей кулисами, она воцарилась в нашем доме.
Нет, «воцарилась» - это чересчур. Царственности ей всё же не хватало. Водворилась - так будет вернее.
Мачеха была железобетонной конструкцией с двумя электрическими сверлами вместо глаз, двумя бородавками (на носу и на шее - вторую она с неожиданной для неё застенчивостью прятала под серыми и жёсткими водопроводными трубами воротников, а с первой ничего не могла поделать, только гордиться) и двумя дочками.
Дочки были бесцветными, пресными и плаксивыми. Старшая напоминала искорёженный тюбик с пересохшей зубной пастой, носила длинные платья в стиле реанимированной Офелии и играла на рояле. Рояль был чем-то похож на мачеху - мрачный, несокрушимый и зубастый. Младшая была поживее, то и дело с визгом бросалась на шею то сестре, то мне, трещала как кухонная мельница и строила круглые галочьи глазки приказчику в лавке (сорокалетнему бирюку с вечной жвачкой во рту и клейкими от пота пальцами-сосисками).
Кроме мачехи и неизвестного мне, затерянного где-то в прошлом отца, мачехиных дочек объединяло одно: они были влюблены в принца.
Обе они хранили его изображения возле изголовья. Обе они вырезали из всех газет даже микроскопические заметки о его нелёгкой принцевой жизни. Обе нервно реагировали на любое упоминание о нём - старшая с томным вздохом занавешивала лицо романтично спутанными волосами (и носовым платком для надёжности), младшая восторженно взвизгивала, подпрыгивала на месте и отчаянно хлопотала ресницами, так что тушь летела во все стороны.
Я же полагала, что принц - далеко не самый блестящий экземпляр среди юных представителей мужеского пола рода человеческого. Он был курносым, носил нелепые усики, похожие на овсянку, размазанные под носом и смотрел на мир угрюмо и подозрительно, как бык, готовый забодать.
И это на парадных изображениях! Воображаю, каков этот Адонис в жизни.
Тем не менее, обожание моих названных сестричек разделяло превеликое множество юных (и не слишком) особ в славном столичном городе, в коем и мы (теперь впятером) имеем честь проживать (хотя и в захолустном окраинном районе).
Поэтому, когда утренние газеты оповестили всех о том, что наследник престола приглашает на бал по случаю своего совершеннолетия всех незамужних девиц от шестнадцати лет, началось светопреставление.
Следующие несколько дней я старалась дома не появляться - валялась на траве в саду, ела зелёные яблоки и читала пошлые романы. А в доме тем временем под аккомпанемент расстроенного пианино две кандидатки в принцессы исполняли дуэтом проникновенные истерики, портнихи сновали вокруг них пираньями, парикмахеры пытались соорудить на их головах то ли орлиные гнёзда, то ли волосяные пирожные, а бедный папочка забаррикадировался в кабинете. Боюсь, его даже никто не покормил, разве что сердобольные мыши притащили с кухни парочку сырных корок и окаменевший рогалик.
Я же не собиралась даже ради его пропитания оказываться в этом пахнущем духами и палёными волосами бедламе.
После того, как эта фантасмагория достигла кульминации (примерка платьев, которые оказались коротки, узки и не из той материи) действие наконец-то двинулось к финалу.
В назначенный день я увидела из своего уютного садово-яблочно-книжного уединения, как три фигуры - одна повыше, другая покостлявей, третья попухлее - протискивают в экипаж паруса своих юбок, а затем отбывают на всех этих парусах по направлению к своей курносой и усатой мечте.
Я возвела глаза к небу и поблагодарила ангелов, щеголяющих в мамочкиных блузках, за грядущие часы блаженного покоя.
Впрочем, я понимала, что это, увы, ненадолго.
Рано или поздно (а действительно, часов в пять утра - это рано или поздно?) они вернутся. И боюсь, что ни одна из них не привезёт с собой обручальное колечко от потенциально венценосного именинника.
А это значит, что впереди наш семейный очаг ждут истерики ещё более душераздирающие и безнадёжные.
В тот момент, когда я кусала губы, пытаясь не расхохотаться, представляя бесславное возвращение романтичных дев, в саду появилась новое действующее лицо.
Суровая дама с аккуратно уложенными, даже на вид жёсткими, как терновник, волосами, в деловом костюме цвета кефира и с улыбочкой на губах. Только вот сладкой эта улыбка не была. Вместо сахара в неё щедро добавили заменителя, но это ведь на самом деле такая гадость, что лучше уж я кофе или улыбку посолю или поперчу.
- Добрый день, - неуверенно произнесла я, ощущая на себе её испытующий взгляд - точно меня силком обрядили в кусачий свитер из стопроцентной шерсти. - Вы кого-то ищете?
- Тебя дитя моё, - пропела гостья гулким контральто и улыбнулась ещё шире -  так, что стала похожа на щуку.
- Но… разве мы знакомы? - пролепетала я, улыбаясь в ответ - немного корицы и взбитых сливок - нежнейшая улыбка детской невинности.
- Конечно, дорогая, - улыбка ширилась, как щель в расходящемся занавесе перед сценой, на которой готовилось нечто зловещее. - Я ведь твоя крёстная!
- О? - я поморгала (совсем как младшая сестричка при имени принца, но глаза я не крашу, так что тушь, слава богу, от меня не летела). - Разве меня крестили?
- Ну, конечно, дорогая! - дама сделала шаг ко мне и я едва не отпрыгнула  (определённо, дурной пример младшей сестрицы заразителен - уж лучше бы я уподобилась старшей и преисполнилась романтичного и поэтичного драматизма). - И я не просто крёстная! Я фея-крёстная!
- А… очень приятно. - Я осторожно отступила. Если эта маньячка выхватит из ридикюля, похожего на очень маленького, но очень злобного мопса, топор, я успею добежать до дома? И если да, то защитит ли меня папочка, который, конечно, сильно навеселе? Хотя вообще-то его бутылки могут стать неплохим оружием самообороны…
- Прости, дорогая, - пришелица изобразила на своём деревянном лице нечто вроде сожаления. - Я не смогла приехать на твоё шестнадцатилетие, как полагается - дела, знаешь ли. Но вот сейчас и у меня есть для тебя подарок! Даже три! - и она подмигнула. Как будто погас и снова вспыхнул болотный огонь. Я поёжилась.
- Очень… очень мило с вашей стороны…
- Три подарка, - затянула она заунывно, явно не заботясь о моей реакции, - это исполнение трёх заветных желаний. Сначала ты попросишь у меня возможности поехать на сегодняшний бал принца. Потом ты пожелаешь, чтобы принц в тебя влюбился. И, наконец, ты захочешь, чтобы принц на тебе женился. И вуаля! - она щёлкнула пальцами - вернее, клацнула длинными когтями, похожими на ятаганы, сплошь покрытые засохшей кровью поверженных врагов. - Три желания, безупречно логично связанные между собой - и в результате ты пристроена наилучшим образом, и мой долг перед тобой выполнен! - Её взгляд вдохновенно вспыхнул - точно газ в духовке. - Итак?
- Что? - ошарашенно пискнула я.
- Желай же!
- Чего?
- Я же сказала, - с лёгким раздражением ответствовала фея-крёстная. - Чтобы ты поехала на бал, чтобы принц в тебя влюбился и на тебе женился. Три желания, всё безупречно. Давай же. У меня мало времени.
- Но я не хочу!
- Что? - она посмотрела на меня так, как будто я на её глазах опрокинула в себя целую бутылку папочкиного джина - ошеломлённо и чуть брезгливо. - Чего не хочешь?
- Ничего… этого. Не хочу на бал, не хочу принца, замуж не хочу!
- Но… - теперь уже она отступила назад, точно я могла ещё и плеснуть джином на её идеально кефирный костюм. - Как это не хочешь?
- Ну… так… - я виновато улыбнулась (чуть-чуть ванили - лучше всего для виноватой улыбки - клянусь, вам простят все грехи!) - Не хочу. Извините.
- А… как же три желания? Подарки? - почти вскричала она.
- А могу я пожелать другого? - осторожно поинтересовалась я. - Ну, например… чтобы за принца вышла замуж моя сводная сестра. Какая-нибудь. И пусть обе переселяются во дворец. И мачеха тоже. И папочка. Там, надеюсь, о нём позаботятся. А ещё…
- Может быть, хватит? - желчно спросила дарительница.
- Нет, - заупрямилась я. - Замужество сестры и принца - одно желание. Переезд всей семьи во дворец - второе. Ну, и… нужно же мне хоть что-то и для себя?.. А, придумала. Я сама хочу быть принцессой.
- То есть как? Ты же только что отказалась…
- Нет! - надо же, какая непонятливая у меня, оказывается, крёстная. - Я не хочу замуж за принца, а принцессой быть не против. Сама по себе. Есть в каком-нибудь королевстве вакантное место принцессы?
- Нет. - твёрдо и, как мне показалось, злорадно, отрезала фея. - Нет и быть не может. Все принцессы и принцы на своих местах. Нельзя вдруг взять и стать принцессой. То есть можно, но только через замужество с принцем. Так что выбирай.
- Ну и хорошо, - отмахнулась я. - Пожалуй, это было глупое желание. Зачем мне в принцессы? Вся эта придворная канитель, этикет, регламент… бррр! Нет, я придумала кое-что получше. Хочу быть актрисой и играть исключительно принцесс. И фей, - невинно добавила я. - Но не таких как вы, то есть… таких, знаете… детей цветов. Понимаете?
- Я понимаю, - ответствовала крёстная таким тоном, словно я только что злобно удушила её сумочного мопса, - что мне следовало больше времени уделять твоему воспитанию. Но я так занята, так занята… И потом, мне представляется, что в этом случае я бы потратила драгоценное время впустую Девочка, которая не хочет выйти замуж за принца, а хочет стать какой-то… лицедейкой… - это слово она произнесла с прямо-таки священным ужасом.
- Но вы выполните это желание?
- Я должна, - отрубила она (похоже, топор у неё и вправду имелся, хотя и невидимый - ох уж эти феи!) - Увы, это мой долг… исполнить три твои желания в твой день рождения. А я ещё и опоздала… ах, как всё неудачно сложилось. Ну, хорошо, покончим с этим и расстанемся навсегда. Обычно я навещаю своих крестниц после того, как они становятся королевами и, если они хорошо себя ведут, даже благословляю и одариваю их первенцев… но, полагаю, в твоём случае дальнейшее общение будет излишним и не доставит удовольствия ни одной из сторон.
Я скромно промолчала в знак согласия.
- Итак, - фея с утомлённым видом взмахнула рукой, туго обтянутой перчаткой - кажется, из змеиной кожи. - Раз, два, три… всё, твои желания исполнены. Срок - не более суток.
Завтра с утра твой отец уедет во дворец, где его будут ждать падчерица-принцесса, вторая падчерица и жена. А ты… можешь хоть сейчас поступить в любой театр, и тебя примут с распростёртыми объятиями. Хоть в главный Королевский Драматический, хоть в бродячий балаган, представляющий легкомысленные оперетты и нелепые сценки в стиле комедии дель арте… - она поморщилась.
- Знаете, дорогая крёстная, - нежнейшим голосом и с ослепительной улыбкой промурлыкала я, - Вы не поверите, но второй вариант мне нравится намного больше.