Фундатор Аннетта фон Дросте-Хюльсхоф

                Der Fundator




Im Westen schwimmt ein falber Strich,
Der Abendstern entz;ndet sich
Grad ;berm Sankt Georg am Tore;
Schwer haucht der Dunst vom nahen Moore.
Schlaftrunkne Schw;ne kreisen sacht
Ums Eiland, wo die graue Wacht
Sich hebt aus Wasserbins; und Rohre.
 
Auf ihrem Dach die Fledermaus,
Sie schaukelt sich, sie breitet aus
Den Rippenschirm des Schwingenflosses,
Und, mit dem Schwirren des Geschosses,
Entlang den Teich, hinauf, hinab,
Dann klammert sie am Fensterstab,
Und blinzt in das Gemach des Schlosses.
 
Ein weit Gela;, im Sammetstaat!
Wo einst der m;chtige Pr;lat
Des Hauses Chronik hat geschrieben.
Frisch ist der Baldachin geblieben,
Der g;ldne Tisch, an dem er sa;,
Und seine Seelenmesse las
Man heut in der Kapelle dr;ben.
 
Heut sind es grade hundert Jahr,
Seit er gelegen auf der Bahr
Mit seinem Kreuz und Silberstabe.
Die ewge Lamp an seinem Grabe
Hat heute hundert Jahr gebrannt.
In seinem Sessel an der Wand
Sitzt heut ein schlichter alter Knabe.
 
Des Hauses Diener, Sigismund,
Harrt hier der Herrschaft, Stund auf Stund:
Schon kam die Nacht mit ihren Fl;ren,
Oft glaubt die Kutsche er zu h;ren,
Ihr Quitschern in des Weges Kies,
Er richtet sich - doch nein - es blies
Der Abendwind nur durch die F;hren.
 
;s ist eine D;mmernacht, genau
Gemacht f;r Alp und wei;e Frau.
Dem Junkerlein ward es zu lange,
Dort schl;ft es hinterm Damasthange.
Die Chronik h;lt der Alte noch,
Und bl;ttert fort im Finstern, doch
Im Ohre summt es gleich Gesange:
 
»So hab ich dieses Schlo; erbaut,
Ihm mein Erworbnes anvertraut,
Zu des Geschlechtes Nutz und Walten;
Ein neuer Stamm sprie;t aus dem alten,
Gott segne ihn! Gott mach ihn gro;! -«
Der Alte horcht, das Buch vom Scho;
Schiebt sacht er in der Lade Spalten:
 
Nein - durch das Fenster ein und aus
Zog schrillend nur die Fledermaus;
Nun schie;t sie fort. - Der Alte lehnet
Am Simse. Wie der Teich sich dehnet
Ums Eiland, wo der Warte Rund
Sich tief schattiert im matten Grund.
Das R;hricht knirrt, die Unke st;hnet.
 
Dort, denkt der Greis, dort hat gewacht
Der alte Kirchenf;rst, wenn Nacht
Sich auf den Weiher hat ergossen.
Dort hat den Reiher er geschossen,
Und zugeschaut des Schlosses Bau,
Sein wei; Habit, sein Auge grau,
Lugt; dr;ben an den Fenstersprossen.
 
Wie scheint der Mond so k;mmerlich!
- Er birgt wohl hinterm Tanne sich -
Schaut nicht der Turm wie ;ne Laterne,
Verhauchend, dunstig, aus der Ferne!
Wie steigt der blaue Duft im Rohr,
Und rollt sich am Gesims empor!
Wie seltsam blinken heut die Sterne!
 
Doch ha! - er blinzt, er spannt das Aug,
Denn dicht und dichter schwillt der Rauch,
Als ob ein Docht sich langsam fache,
Entz;ndet sich im Turmgemache
Wie Mondenschein ein graues Licht,
Und dennoch - dennoch - las er nicht,
Nicht Neumond heut im Almanache? -
 
Was ist das? deutlich, nur getr;bt
Vom Dunst der hin und wider schiebt,
Ein Tisch, ein Licht, in Turmes Mitten,
Und nun, - nun k;mmt es hergeschritten,
Ganz wie ein Schatten an der Wand,
Es hebt den Arm, es regt die Hand, -
Nun ist es an den Tisch geglitten.
 
Und nieder sitzt es, langsam, steif,
Was in der Hand? - ein wei;er Streif! -
Nun zieht es etwas aus der Scheiden
Und fingert mit den H;nden beiden,
Ein Ding, - ein St;bchen ungef;hr, -
Dran f;hrt es langsam hin und her,
Es scheint die Feder anzuschneiden.
 
Der Diener blinzt und blinzt hinaus:
Der Schemen schwankt und bleichet aus,
Noch sieht er es die Feder tunken,
Da dr;ber gleitet es wie Funken,
Und in demselbigen Moment
Ist alles in das Element
Der spurlos finstern Nacht versunken.
 
Noch immer steht der Sigismund,
Noch starrt er nach der Warte Rund,
Ihn d;nkt, des Weihers Fl;chen rauschen,
Weit beugt er ;bern Sims, zu lauschen;
Ein Ruder! - nein, die Schw;ne ziehn!
Grad h;rt er l;ngs dem Ufergr;n
Sie sacht ihr tiefes Schnarchen tauschen.
 
Er schlie;t das Fenster. - »Licht, o Licht!« -
Doch mag das Junkerlein er nicht
So pl;tzlich aus dem Schlafe fassen,
Noch minder es im Saale lassen.
Sacht schiebt er sich dem Sessel ein,
Zieht sein korallnes N;sterlein,
- Was klingelt dr;ben an den Tassen? -
 
Nein - eine Fliege schnurrt im Glas!
Dem Alten wird die Stirne na;;
Die M;beln stehn wie Totenmale,
Es regt und r;ttelt sich im Saale,
Allm;hlig weicht die T;r zur;ck,
Und in demselben Augenblick
Schl;gt an die Dogge im Portale.
 
Der Alte dr;ckt sich dicht zu Hauf,
Er lauscht mit Doppelsinnen auf,
- Ja! am Parkett ein leises Streichen,
Wie Wiesel nach der Stiege schleichen -
Und immer h;rter, Tapp an Tapp,
Wie mit Sandalen, auf und ab,
Es k;mmt - es naht - er h;rt es keuchen; -
 
Sein Sessel knackt! - ihm schwimmt das Hirn -
Ein Odem, dicht an seiner Stirn!
Da f;hrt er auf und wild zur;cke,
Errafft das Kind mit blindem Gl;cke
Und st;rzt den Korridor entlang.
O, Gott sei Dank! ein Licht im Gang,
Die Kutsche rasselt auf die Br;cke!

                Фундатор

На  Западе  блеклой  полоской  пока
Вечерние  звезды светят  слегка,
И над  Святым  Георгием  у  ворот
Виснет дымка  ближайших болот,
Хоровод  лебедей бесшумно  кружит
Вокруг  островка, где  стоит  без  оружия
Стража  из  ситника  и  тростника.

Там  мышь  летучая    на  крыше
Качнувшись,  расправляет  пышный
Ребристый  парус  жестких   крыл. 
Со  свистом пущенной стрелы
Летит, молчащий  огибая   пруд
И  зацепившись    за  оконный  прут,
Висит  моргая   в   темной   нише.
 
Когда-то  здесь,  в  одной  из  бархатных  палат,
Всесильный  некогда  прелат
Сидел  за  хроникой  домашнею  один.
Там  сохранился  свежим  балдахин,
И  стол  из  золота слуги  господнего,
Чьи    мессы  также  и сегодня
В  капелле  пламенно  звучат.

Уже  сто  лет  минуло  как
Он  был  положен на  носилки в  саркофаг
С  крестом  и  посохом  серебряным
Лампада  вечная  на  месте  погребенья
Уже  сто  лет  горит
Сегодня  в  его  кресле  у  стены  сидит
Простой  и  старый  холостяк   
 
Слуга  домашний, Сигизмунд. Уже  не  первый  час
Он   поджидает  здесь своих   господ  сейчас
Вот  ночь    пришла , укрыв  все  темным  крепом
Ему  все  кажется,  что  слышит он карету,
По  гальке  едут  и  скрипят   колеса…
Он   всматривается  -   нет  -  то через  сосны
Вечерний  ветер  задувает  всякий  раз.
 


Ночные  сумерки,  они  нарочно сделаны
Для  домовых и женщин  белых
Барчук  давно  уснул  и  спит
За  занавескою  дамастовою  скрыт,
А  старый  бодрствует  еще  и  увлеченно
Листает  хронику  старинную в  потемках
И  тут,  как  песня,  в  уши  залетела:
 
«Возвел  я   этот  замок  не  напрасно
Вложив  в  строительство  свои  богатства
Для  пользы новых  поколений;
Взойдет  из  старого  иное  племя
Благослови  его  Господь судьбой  великой!».
Старик  с  колен  отодвигает  книгу, 
Прислушивается  вновь  с  опаской:
 
Нет -  то  мышь  летучая  в бессмысленной погоне
Через  окно  влетела  с  писком  тоненьким
И  прочь  умчалась. На  карниз   старик  облокотился. 
Как  вольно  пруд  внизу    разлился
Вдоль  островка,  где  тень  на  землю  влажную
Отбрасывает  сторожевая  башня,
Тростник  хрустит  и жалобно жерлянка  стонет
 
Князь  церкви,  думает  старик,  не  раз   вот  этим  лазом
К  пруду  спускался   поздним  часом,
Себя водой  там  обливал,
Там  в  цаплю  серую  стрелял,
Из  окон  башни  надзирал  за  стройкой 
И  в  белой  рясе  на ступеньках    стоя
Все  подмечал своим орлиным  глазом. 
 
Как  бедно  светит  полная  луна!
За  темной  елью  прячется  она -
Без  фонарей  не  видно  башни,
В  туманной  дымке  запропавшую.
Лишь  тростниковый  аромат,  идущий  снизу
Волной  докатывается  до  карниза.
И  звезд  не  видно  из  окна.

Но напряженно  он  моргает  глазом,
Обзор  густою  дымкой  смазан,
Как-  будто  тлеющий  фитиль,
Зажженный  в  башне   засветил,
Как  серая  луна  на  небосводе,
Но  ничего  про  новолуние  сегодня
В астрономическом  календаре  не  сказано.
 
Но  что  же там  из  дымки  мутной,
Вдруг  появляется  через  минуту?
Стал  виден  стол,  свет  в  центре  башни
И  чей-то  образ  вырастает  страшно,
Совсем  как  тень  на каменной  стене,
Шевелит  поднятой  рукой  в  окне
И  направляется  к  столу   как-будто.
 
Садится  медленно, оцепенело
А  что  в  руке? -  полоска  белая!
Теперь  из  ножен  достает, 
Какую-то  вещицу,  теребя  ее
Обеими  руками -может,  палочку?
И  ерзает  над  нею  пальчиками
Как  если  бы  перо  затачивал  умело.
 
Глаз  отвести  слуга  не  смеет: 
Покачивается  призрак  и бледнеет,
Перо во  что-то  обмакает   быстро,
Над  головой  его  взлетают искры,
И  в тот  же    миг  исчезнула  картина!
Бесследно  ночь  все поглотила  -   
Стихия  та,  что  за  окном  чернеет.
 
И  все  еще  стоит наш Сигизмунд
Уставившись  на   башню,  пруд,
И  слышится  ему  какой-то  плеск...
Через  карниз  он  перегнулся  весь,
Весло!  -  нет, это   лебеди,  как  можно  тише, 
Травой  на  берегу  прельстившись
Всей  стаей   к  берегу  плывут.
 
Окно  он  закрывает.-«Свет,  о  свет»
Нельзя  же  барчука  будить,  ведь  нет
Нехорошо  внезапно  сон   нарушить,
Пусть  спит  дитя, так  будет  лучше.
Усаживает в  кресло  он   себя,
Коралловые  четки  нервно теребя.
Тут  слышит  звон  над  чашкой,  что  за  бред?
 


Но  нет  -  в  стакане  муха  здесь  жужжит,
По  лбу  у  старика  от  страха  пот  бежит
Шкаф  перед  ним  встает  могильным  обелиском,
Шевелится,  трясется  что-то  в  зале  близкой.
С  опаской дверь  он   отворяет,
Случайно  дога  ударяя,
Что  рядом  на  полу  лежит.
 
Он  прижимается  плотней  к  стене,
Прислушиваясь  к  шороху    вовне.
Да,  по  паркету  кто-то  тихо там  скребется,
Как  ласка  по  ступеням лестницы крадется,
Но  приближаясь  тяжелей  ступает -
Похоже  на  стопу,  обутую  в  сандалии.
Подходит ближе,  ближе  в  тишине…
 
Скрип  кресла  в  воспаленный мозг
Ему  вонзается  иглою  острой.
Довольно!  Он  бежит  наверх, спасать  лежащего
В своей  кровати,  безмятежно  спящего
Ребенка, схватив  его  в  охапку по  коридору  мчится  бешено      
О , слава  Богу! Свет  в  проходе  брезжит,
Гремит  карета, проезжая  через  мост!