***

   Снизошёл я с вихрей, неся туман в глазах. У последнего озера распрощался было с приморенными телами виденных снов, когда спелёнатые в серые холсты печали опускались они в тонь, мне одному ведомую. И шёл я уже легко, не ощущая труда стоп, по осыпям и щебню. Сопуствовал мне лишь назойливый хруст валежника да сухих кустков.

   Я ощутил близость цели, и затуманенный мой взгляд наткнутся на трёхцвеное мерцание огней.  Я осмотрелся. Отовсюду окружил меня дрожкий щебет звоночков, разом ниспавший в недра ночной тишины, и, казалось, клином роящийся в бесконечность. Не в силах понять их сверчковый восторг, я присел на лавку, брошенную в сумрачный угол полустанка. И сосредоточил внимание.
   Налегке меня переполняло утомлённое великодушие. Жил во мне ласкательный жест сонных. долгих пальцев, разделяющих судьбу ладони своей, благословляюще зависшей над пустотой вигилии чуда. Итак, длилась минута великий приятий. И для возвращавшихся с раздумий в пустынях, и для забывшихся в сумраке катакомб. И для набормота мужичка о пшеничных видах прошлого лета, и для величайшей городской повести о литых творениях из переплавленной меди. Довлела сильная, искренняя симпатия.
 Мог сюда наведаться безумный странник спеть лживую балладу о чудесах Силоамский купели, и надушенный панич мог сладко разболтаться о кончине любовницы, или о нашептать с болью о том, как заживо гниёт юное его тело. Ах, могла бы и невеста, которая причитала бы по утраченной верной любви. Каждый мог, могла каждая, могли всякие, все...
   С каждым мгновением трепетная трель звоночков ширилась и ширилась.
   Я всмотрелся в деревья ближнего садика, спутанные в грузное, неподвижное пятно. Чуть заметные движения веточек перешли в неукротимую набожность. Медленно, по одному из сочной кляксы вознеслись ветви. Задачу свою они исполнили вполне классически. Вначале пошли строфы– гладкие, выверенные, а против них в ином виде велеречия падали печальные антистрофы. Изредка возмущали примерный лад юные листики, своевольно виясь по образу непослушных кудряшек под затылком резвого дитяти.
..

Роман Яворский
перевод с польского Терджимана Кырымлы