Перемен требовали наши сердца...

  Это было. И это ведь настоящая правда, да такая, которая и в голове нормального (берегового) человека уложиться-уместиться не может.
А расскажу. Сам случайно вспомнил и захотелось на бумагу, всю правду-матку… Все моряки знают (а теперь и вы), что судно является источником потенциальной опасности. Плавучий остров, на котором своя, какая-никакая (никакая и есть), да жизнь. Мотается он вместе с нами по всему миру, и в непогоду тоже. Много чего знать нужно, чтобы «выполнить задание, а потом спеть». Это я вспомнил фильм военный «А зори здесь тихие». Помните знаменитые слова старшины Федота Васкова «После споём, Лизавета, вот выполним задание и споём»… Мы его и выполнили.
Пришли с рейса, далёкого. Вернулись с Тихого океана, через Панамский канал по дуге большого круга на Гибралтарский пролив. Потом хожеными-перехоженными путями по Средиземке, Эгейскому, проливами, перечеркнули Чёрное и… Долгое отсутствие нас дома накладывает определённый отпечаток, так сказать, интересную линию поведения. Если не лень, почитайте «Психологию и психогигиену моряка». Умные наши учёные мужи, настрочив сей труд, получали и звания и премии. А мы - отдувайся, доказывая…  И доказали! А теперь подробнее и ближе к теме.
  Судно ошвартовано к причалу. Дорогие сердцу родственники всей гурьбой «на абордаж» ринулись на наш корабль к нам... Измотанный, вымытый всеми штормами, что преследовали нас зимней Атлантикой, отмытый пресной водой и свежевыкрашенный в который раз, наш дом на сутки стал их домом. А как раз воскресенье. Выгрузка только завтра. Мы, экипаж, относительно свободны, но вахты никто не отменял. Море на замок не закроешь. Дети, цветы, слёзы, улыбки.
Проверяющие, высокие тульи, форма в галунах… Надутые в своей значимости суровые лица всезнающей братии из управления разбавляли основательно ту, накопившуюся радость, за восемь месяцев рейса. Представьте себе. В каюте жена, детки. А тебя на мостике дрю... учат убелённые сединами, умудрённые огромным опытом, наделённые правами казнить и миловать, отцы-командиры. Ты, думая только о жене, вынужден что-то показывать, рассказывать, доказывать… Ты понимаешь, что ещё пару часов назад ты был для своей семьи центром Вселенной. Тебя же опустили с небес, вытащили из бушующего океана и бросили с размаху оземь. Получи...
И вот рабочий день заканчивается, «банда яйцеголовых» наконец-то рассасывается и мы, выжатые, как рыбы (когда хочется очень пить, можно и с рыбы добыть глоток пресной воды), непосредственным начальством, возвращаемся к родным. Огонёк в глазах притух. Ты понимаешь, что тебя унизили в глазах любимой. Она, если настоящая морячка, всё поймёт и оправдает, «ведь первым делом самолёты».
Сегодня всё тоже повторилось. Был уже глубокий вечер. Даже ночь. Я стоял на трапе. Я, вахтенный матрос, который делал свой последний рейс и завтра, даст Бог, станет штурманом. Уже в одной упряжке с ними, небожителями с капитанского  мостика. Я понимаю все их проблемы, потому за них! Приходит начальник службы мореплавания. Большой, грузный. Отдувается и потеет, несмотря на зимний период. «Ну что тебе, блин, дома не сидится, старая ты калоша, выброшенная на берег?» - думаю я (молодой, красивый, у которого всё впереди), улыбаюсь, чуть ли не щелкая каблуками своих башмаков, понимая всю ответственность, которая лежит на мне по отношению к вахтенному штурману, который сейчас, уверен, раздет, что строго-настрого запрещено Уставом. «Вахтенному помощнику разрешается отдыхать не раздеваясь». А вахта сутки. Вот такое правило.
  А начальник, сам  же мужик, понимая всё это, минуя меня, уже катился, по шкафуту прямой дорогой в каюту штурмана. Я только успел позвонить своему будущему коллеге по судовому телефону и предупредить о надвигающейся грозе. Дальше рассказывал он сам. Конечно, он спал с женой в постельке. И когда его буднул звонок, ему мало чего оставалось сделать. Каюта маленькая. Жену спрятать негде. Накрыв её одеялом, сам в неглиже... спокойно, как учили действовать в напряжённой обстановке на мостике, стал у двери. Начальник тупо стал ломиться в дверь, стуча кулаком. «Открывай, этакий нарушитель Устава, я знаю, ты раздетый».
Помня об унижениях рабочего дня и не только о своём, он открывает просящему дверь («стучите и вам откроют»). Дверь распахивается под давлением «набежавшего волной» во весь дверной периметр... Голому мужчине, ответственному за моральный облик семьи, за крепость семейных уз, захотелось на молекулярном уровне отомстить за всех, поруганных сегодня... Да и сохранять лицо надо как-то было. Потому  коротким ударом в другое и даже официальное лицо, а именно в нос (в каюте особо не размахнёшься) остудил пыл высокого начальника. Волна, как и ей положено, по своему обыкновению, откатилась назад. Хлопнув дверью перед разбитым носом, Валерчик посчитал инцидент исчерпанным. Жена была единственным свидетелем, наблюдавшим за происходящим в щёлочку. Как же она в это время любила своего «Самсона»!!!
  Я же через секунду получил приказ от его величества 2-го помощника капитана (как же я его уважал) срочно принести что-то холодное в район его каюты. Добыв мокрое полотенце обтекающему начальству, услышав обещаемые страсти в адрес оппонента, я проводил на выход припухшее под обоими глазами официальное лицо. Я знал, что завтра обе эти припухлости, как в народе говорят, превратятся в фонари, которые в течение недели будут светить, менять цвет от чёрного, синего, жёлтого…
И станут хорошим напоминанием о вдруг исчезнувшей мужской солидарности на отдельно взятом плавсредстве. На следующий день всё управление знало... о лишении нашего «Данко» премии за рейс. Что могут стоить те 200 рублей в сравнении с полученным удовольствием... Вы знаете о чём я говорю.
  Через три дня на доске объявлений в нашем же управлении висел приказ: «В день  прихода никаких проверок...» 
  Уважили морских скитальцев! Был 1986 год. И мы вместе с Виктором Цоем требовали перемен...