Его туман, ее безликость

- Безликость…
- А если так: безли-кОсть?
- Да, так лучше. Именно кость… в горле…
Мы сидели с ней на самом краешке Вселенной и болтали ногами. И просто болтали, непринужденно. Будто давно знали друг друга, росли вместе, параллельно шли по жизни. В реальности все обстояло несколько иначе, но порой так получалось: то она следовала за мной, то я за ней. Но никогда не общались прежде. Какая нужда заставит изливать откровенное постороннему? И потустороннему тоже.
Непроглядный утренний туман клубился над бездонной бездной, густел, набираясь силы. Влажными волокнами опутывал наши свисшие с кромки лодыжки, и уже не казался таким призрачным и безопасным, как раньше, когда только слегка касался подошв босоножек на фигурных каблучках. Хм, у нас с собеседницей одна модель обуви. Она тоже любит закрытый мысок и презирает громоздкий дизайн: именно стильные босоножки, без вычурных брошек, заклепок и бабочек,  помогут преподнести в лучшем свете стройные ноги. Может, поговорить о моде? Девочки должны обсуждать новинки сезона, особенно если вкусы сходятся. Вон и сарафан того же фасона, что и мой «в горошек».

Бывает же! В принципе, и судьбы схожие: периодически мой взгляд вылавливал ее в ближайшем пространстве. Наблюдала ли за ней – трудно сказать. Скорее, по привычке отстраненно смотрела на всех, кто находился поблизости, не вникая в подробности чужой доли-недоли. Как и большинство занятых собой и выстраиванием зоны собственного комфорта.
Однако изредка подмечала некоторые совпадения. Допустим, когда я с кем-то ссорилась, то и у нее случался скандал. Я спешила на свидание, и она летела навстречу своему избраннику. Если мои слезы готовы были вырваться наружу, то чувствовала, что и она вот-вот разрыдается. Когда мои эмоции выходили из-под контроля, я знала, что где-то, в своем нереальном домике, она тоже нервничает. Нас запараллелило.
В какой момент и почему я обратила на нее пристальное внимание? Быть может, причина банальна: в нужный период никого не оказалось поблизости. Что было бы, не окажись ее в поле зрения, когда катастрофически требовался собеседник – такой, как в поезде, случайный попутчик: поговорили о наболевшем и расстались по прибытии, чтобы больше не встречаться? Говорите, у меня потребительское отношение? Значит, и у нее тоже. Появилась же потребность тащиться за мной на конец света.

Мы с ней одинаковые. Н-да… В одной позе застыли над обрывом, над пустотой. И одинаковые своей безликостью. 
А туман над пропастью не был безликим. В нем клокотала жизнь, рисуя в молочно-белом волокне сгущающегося пара замысловатые сюжеты. То показалось, будто маленький капризный мальчик, кривя беззубый рот, выглянул из пучины, то в бездну нырнула исполняющая любые желания тяжелая рыба, повернувшись к небу рыхлым брюхом, а за ней устремился вниз седой старик с пустыми глазами. Он с жадностью прижимал к груди пригоршни крупных монет. Его косматая борода стелилась по моим коленям, и трудно было ее смахнуть: серебристые волосы, словно паутина, назойливо прилипли к коже. Вязкая пелена разрасталась на глазах: вот-вот и накроет с головой, и ненароком потеряешься в холодной невесомости. Где край Вселенной, а где пучина, которая уже совсем близка и явственна?
 
От этих мыслей стало не по себе. И ей тоже. В немом порыве схватила ее за руку, лежавшую на песке. И она понимающе кивнула, мол, все будет хорошо, не свалимся в бездну со скоростью миллиона сердечных ударов в минуту.
Однако почему до этого момента мы с ней не решались сблизиться, поговорить по душам. Если бы знала раньше, что она такая понимающая, плакалась бы в жилетку ей ежечасно, ежедневно, еженедельно – с самого рождения. Столько не выплакано… Понимание, что прежде мне не хватало ее, подкрепилось осознанием: мы не просто так встречаем на своем пути других людей. Одних приходят для уроков, другие – для исцеления.
Да, хорошо бы пригласить ее в гости, напечь плюшек и потчевать душистым чаем. Духовную близость сложно разорвать. Ее можно только еще больше подпитать. Запорхали прозрачными мотыльками мечты о том, как подружились бы до глубокой старости. Я и писала бы для нее и про нее. Наверное.
- А про кого ты писала раньше?
Упс! Неужели я вслух произнесла последние фразы? Нет. Я посмотрела на нее. Неужели мы и вправду срослись и сроднились всего за один вечер так тесно, что могли вести ментальные беседы, не произнося ни звука. 
- Так для кого?
- Забудь.

Мой голос прозвучал необычно глухо, словно туман уже забрался в гортань и говорил вместо меня. Значит, пришла пора молчать и не дышать, не растрачивать понапрасну воздух. Представила себя космонавтом-неудачником, у которого заканчивается кислород, а он парит в невесомости, зная, что изменить ничего нельзя, и мысленно возвращается к дому, вспоминает родных и любимых. Его сердце гулко бьется. И это единственный звук в кромешной космической тишине.
Глупая мечтательница? Да? Понимаю... Желание окунаться в фантазии пришло давно, с первой болью. Своеобразное самоврачевание, когда становилось совсем тошно. Как в последние дни.
Она рассмеялась: 
- Обзаведитесь личной метлой. Зачем тебе ракета и скафандр?
Правда, к чему поэтессе, не питающей с рождения страсти к яхтам, виллам и роллс-ройсам, ракета? Чай, не космический турист.
- Да, наши пристрастия уникальны и неповторимы, как отпечатки пальцев.
- Как этот туман.

- А в чем твое пристрастие, если опустить таланты и родственные связи?
Поглаживая свободной рукой внезапно появившееся из ниоткуда детище марева – развалившуюся на моем плече невесомую кошку, которая сонно потягивала из широкого бокала прозрачный напиток, задумалась.
Хм, пристрастие… это приверженность, тяга, интерес, привязанность… Синонимы привычной невидимой стайкой закружились в моем сознании, вызвав боль. Нестерпимо больно.
Зачем она так? Знала же наверняка, что на живые раны соль не сыплют. Нет же…
- Что тебя так взволновало?
- То, что убило. Привязанность. Многолетняя…
- Убило? Ты живая и вполне осязаемая.
- Нет, убило. Выстрелом в упор. И я разлетелась вдребезги.
- А хрупкая потому, что частно разбивали. И разбивали нечаянно как-то, словно ненароком?
– Да. Будто думали, что не стеклянная – из стали, мол, ничего не случится с этим биороботом. А потом… Вселенная сметала осколки, вдыхала в них жизнь заново, и я непостижимым образом склеивалась. Но можно сколько угодно создавать себя заново, а трещины все равно остаются, - горький вздох сам собой вырвался наружу.
- И обязательно найдется тот, кто не заметит прежних ран и трещин, - она подхватила мысль и продолжила: - И в очередной раз случайно…
- Или специально. Нарочно будет палочкой тыкать в болевые точки. Люди – садисты по натуре.

От собственных слов и от непрожитой обиды больно: моя душа сжалась в груди с такой неимоверной силой, что на миг показалось, будто не чувствую ни ног, ни рук, будто и вовсе себя не чувствую. Нет меня. Сплошная безликость. Немощность. Ущербность.

В таком состоянии сложно удержать равновесие на самом краю обрыва, особенно в такой туман. Он обволакивал, затягивал, словно глубокое сновидение с сюжетом, который обязательно нужно досмотреть до конца. А в пучине резвились веселые русалки с мертвыми сердцами, которые никогда не смогут полюбить бородатого старца, пытавшегося поймать прелестниц за юные белесые хвосты. Одна из них, наконец, смеясь, томно обняла богатого дедушку, и туман скрыл их тела, погрузившиеся в морок. На мгновение мне показалось, что в самой глубине я увидела то, что давно хотела найти, и чуть не ухнулась внутрь разверзнувшейся сырой тьмы, как любимые босоножки, внезапно соскользнувшие с ног и неслышно полетевшие вниз.
Недавно обретенная подруга вовремя поспешила на выручку, поймав автора этих строк за поясок одежды. Сильной оказалась.
 
- Обувку потеряла? Это не самое страшное, что можно потерять в этой пропасти.
Ей хотелось уйти, это было заметно. Но, как настоящий эмпат, она сопереживала и не желала оставлять в одиночестве, в опасности. Очень человечно с ее стороны. Только близкие люди, которым ты нужен, готовы сидеть с тобой у пропасти и держать за руку столько, сколько придется. Она прекрасно справлялась с этой миссией, хотя никто об этом не просил ее.
Принято считать, что возлюбленные и родственники чувствуют друг друга на расстоянии. Но мы с ней не связаны. Ни кровными узами, ни какими либо еще. Выходит, она, еще вчера чужой человек, запросто пришла на помощь мне, такому же чужому человеку.

- Душа болит? – сочувственно спросила спасительница. - А у него?
- А у него ее нет. Потерял в погоне за материей и потакая собственным искушениям. Что излучаем, то и получаем. Его душа лежит где-то в пучине страстей – попробуй теперь отыскать.
- Я думала, ты пришла сюда, на самый краешек Вселенной, чтобы больше никто тебя не сломал. Думала, ты ищешь надежное убежище от боли и тоски. Тебе ведь плохо.
- Нет, я пришла посмотреть... может, в этой бездне иллюзий застряла его душа.
- Да зачем тебе она сдалась? Почистить и вернуть владельцу? Может, у него ее и не было никогда!
- Я знаю, была. Кто еще его, дурака, спасет?

Тень с негодованием сверкнула глазами и, схватив меня за руки, выдернула из тумана, добравшегося уже до подбородка. Как у нее это получилось?
- Сама ты дура! Женская сущность! – неожиданно воскликнула она. – Бежать отсюда надо! И от таких, как он, нужно ноги уносить!
Возражение уже готово было созреть в моем мозгу. Правда, кто ты такая, чтобы управлять мной? Мы едва знакомы. А его я знала всю жизнь.

Стоп! С неимоверной скоростью, словно кадры кинохроники, сменяя друг друга, завертелись воспоминания, инсайт за инсайтом. Месяц-год-пятилетие-столетие назад – он никогда не нуждался во мне, обесценивал, но ждал обожания в ответ. Принимал меня как данность, как полку с нижним бельем, о которой вспоминают только перед сном, когда нужно достать пижаму. Как преданную собаку, которую можно и пнуть, и почесать за ушком – простит, никуда не денется. Собака должна знать место и слушаться хозяина.
Да, все это время он тешил собственное высокомерие, взращивал жестокость и эгоизм, снисходил с пьедестала цинизма, чтобы в один прекрасный момент посторонним людям так просто говорить, мол, мы не знакомы.
Нет, не в один момент. И раньше проигрывались подобные ситуации, просто не желала видеть очевидное.
Озарение опередило так и не соскочившие с языка слова в его защиту. Кто он для меня на самом деле? Для чего поселился в моем подсознании человек, которому стыдно признаться в том, что я ему нужна? А нужна ли? Кто он, герой своего романа, жестокий и холодный для меня? Главное, зачем верила в него и ему безоговорочно?
Кто я для него?
- Кто я для него? Кто я для него? Кто я?
Прорвало!

Каждое слово взрывало пространство. Небо качнулось. Толчок подземный, еще толчок, еще толчок! Невиданной силой вытолкнуло наружу клокочущий белесый туман, и на поверхность тверди вывалились пустоглазые иллюзии. С шипением они поползли по нашим следам, норовя догнать и утащить с собой в пучину.
- Накажжжууууууу… накажжжуууууу…
Как? «Накажу»? За что?

Русалки приближались. Цепляясь длинными когтями за каждый кустик, они прытко змеились по песку. Исполняющая желания рыба низко парила в воздухе, словно огромный дирижабль. Вот-вот нагонит и раздавит рыхлым брюхом. Размахивая широкими плавниками, рыба тяжело шлепала ими по белокожим спинам хвостатых прелестниц, и те, придавленные, на время теряли ориентир и беспомощно барахтались в песке:
- Накажжжууууу… накажжжуууу…

Уфф… Можно перевести дух. Мы запыхались.
Но погоня не отставала. Расталкивая покрытые чешуей тела, старец с рвением продвигался вперед, словно желал возглавить отряд неземных существ, и грозил нам кулаком:
- Накажжжуууу…
Русалки тонкими руками хватались за его одежду, бородач спотыкался, падал, снова поднимался во весь громадный рост, и беззубый капризный мальчик скатывался с его могучего плеча, в истерике топал кривыми ножками, а затем норовил забраться повыше, карабкаясь по телу старика и срываясь при очередном его падении.
- Накажжжжууууу…

Процессия навевала жуть и страх. Мы бежали от тумана во всю прыть. Останавливаясь перевести дыхание, я с сожалением оборачивалась. Мысли путались.
- Нельзя так. Они забрали его душу. Нужно его спасти.
- Спасаться нужно, а не спасать то, чего нет. Сама сказала.
- Но ведь была раньше…
- Если она ему нужна, душа эта несчастная, сам найдет. А если ты ему нужна, сам придет. И придет по-человечески, как все нормальные люди приходят. И относиться будет по-человечески, если в нем есть человечность.
- Он нуждается в поддержке.
- Он не маленький мальчик, не немощный старик…
- …не безмолвная рыба и не беспомощная русалка без ног, - вторила я ей, полностью соглашаясь.
Она права: от абьюзера уходят, уносят ноги, покуда цела психика, пока душа не сломлена окончательно, пока есть силы спастись. Бежать. Бежать. Бежать.

Подобрав подолы влажных от росы сарафанов, мы устремились вперед – навстречу восходящему солнцу, вглубь Вселенной, подальше от клокочущей туманности, которая еще долго тянулась шлейфом за нами.
Я неслась впереди, она – за мной. Я и моя всё понимающая тень с пьяной кошкой на плече.
- Мрррр...
- И тебя с добрым утром!