Наставший день

Это стихотворение — краткая, но ёмкая медитация о власти времени и мучительной рефлексии, вызванной приходом нового дня. Герой пытается оценить настоящее мгновение, но оказывается раздавленным грузом прошлого, непониманием будущего и собственной несостоятельностью. День здесь — не подарок, а обвинительный приговор, который выносит самому себе.

1. Основной конфликт: Настоящее мгновение vs. Давление времени и вины
Герой наблюдает за сегодняшним днём, который подобен вишне на торте — яркой, но временной вершине. Конфликт возникает из невозможности удержать это мгновение. День уже обречён: прошлое давит пластами («слоятся дни»), а будущее в лице вечера готово его поглотить «кувырком». Сам герой, вместо того чтобы жить, начинает судопроизводство над днём и над собой, превращая прожитое время в следствие по «инстанциям» собственной совести.

2. Ключевые образы и их трактовка

«Глазурованный торт» и «вишенка» — образ дня как искусственного, праздничного, но хрупкого и съедобного сооружения. «Вишенка» (сегодня) — это лишь украшение на многослойном теле прошлого («прошедшего слоятся дни»). Красота момента иллюзорна и недолговечна.

«Вечер кувырком / Раскроет время сочный рот» — один из самых мощных образов Ложкина. Вечер не просто наступает, он совершает акробатический, насильственный трюк («кувырком»). Время персонифицировано как существо с «сочным ртом» — жующим, поглощающим, сладострастным. День будет съеден, пережёван, усвоен. Это не плавный переход, а акт агрессивного пищеварения.

«По инстанциям пошёл» — ключевая метафора внутреннего процесса. Герой не переживает день, а ведёт по нему судебное дело. Он вызывает день на допрос: «Зачем настал и почему / Не смог ошибкам дать воды?». «Дать воды» ошибкам — возможно, утолить жажду сожаления, очистить, исправить. День обвиняется в том, что он пришёл без исправительной миссии, лишь констатируя старые грехи.

«Какой ты, в сущности, подлец!» — это обвинение, обращённое и к дню, и к самому себе. Герой понимает, что его собственная рефлексия, это хождение «по инстанциям», и есть подлость, потому что заменяет действие самобичеванием.

«Скамья не отдана под суд… Новоявленка наверху» — сложная, почти абсурдистская концовка. «Скамья» может быть скамьёй подсудимых или просто парковой лавкой. Она «не отдана под суд» — то есть, сам суд бессмыслен, аппарат не работает. «Лишь тот, кто только что на ней…» — обрыв фразы. Кто-то был, но его уже нет. Герой не помнит, была ли вишенка «кислая» (неудачный день?). Фигура «новоявленки наверху» — это, вероятно, та самая вишенка-день, которая, несмотря на всё, торжествует на вершине торта, будучи абсолютно чужой, новой и непонятой. Память отказывает, оценка невозможна, остаётся только факт чужого присутствия на вершине.

3. Структура и движение мысли
Четыре катрена — четыре этапа падения:

Наблюдение: Фиксация дня как вершины.

Предчувствие: Осознание его недолговечности и жестокости времени.

Суд: Попытка понять смысл и вынести приговор (себе и дню).

Распад смысла: Провал суда, отказ памяти, констатация абсурда («новоявленка наверху»). Мысль движется от внешней метафоры к внутреннему процессу и заканчивается когнитивным сбоем.

4. Связь с традицией и авторское своеобразие

Экзистенциальная лирика (ранний И. Бродский, С. Гандлевский): День как проблема, время как враждебная сила, самоанализ, ведущий в тупик. Вопрос «Зачем настал?» — классический экзистенциальный вопрос о смысле существования любого явления.

Поэтика абсурда (обэриуты): Соединение бытового («торт», «скамья») с метафизическим («время сочный рот»), сбой логики в финале («не помню… новоявленка»).

Ф. Тютчев («День и ночь»): Контраст дня как иллюзии и ночи как истины. У Ложкина день — не иллюзия, а подсудимый, а ночь (вечер) — это не истина, а хищник.

Мотив суда и памяти в русской поэзии (А. Ахматова «Реквием»): Но здесь суд — не внешний и политический, а внутренний и экзистенциальный, и память о дне отказывает («не помню»).

Уникальный почерк Ложкина здесь — в превращении процесса проживания дня в судебно-следственное действие с последующим провалом. Его герой — не просто рефлексирующий человек, а следователь и судья самого времени, который терпит крах, потому что обвиняемый (день) неотделим от судьи, а доказательства (память) рассыпаются. Образ «времени с сочным ртом» — это образ абсолютно физиологического, неодухотворённого хода бытия, который пожирает любые попытки его осмыслить. День оказывается «новоявленкой» — чужой, гладкой, непроницаемой сущностью, которую невозможно ни понять, ни оценить.

Вывод:

«Наставший день» — это стихотворение о крахе внутреннего суда над временем. Герой Ложкина пытается встретить новый день не как данность, а как смысловое событие, подлежащее оценке. Однако этот суд мгновенно оборачивается абсурдом: прошлое давит, будущее пожирает, память отказывает, а сам день остаётся недоступной «новоявленкой наверху». В контексте творчества Бри Ли Анта этот текст — пример предельно сжатой философской лирики, где мощная, почти грубая образность («сочный рот» времени) служит для выражения полного поражения сознания перед лицом простого течения времени. Поэзия здесь фиксирует момент, когда рефлексия, достигнув пика, сама себя уничтожает, оставляя после себя лишь странный, кисло-сладкий привкус беспамятства и чужого праздника на вершине глазурованного торта прошлого.

Бри Ли Ант   02.12.2025 11:30   •   Заявить о нарушении