Сафие

Ленкоранской акацией пахнет медовый июль.
Только здесь и возможно такое меж двух иноверцев.
Как любовь возникает я разве ответить смогу ль,
не иначе как стрелы Амура пронзили мне сердце.

Бухты ялтинской ветер по паркам и в скверах гулял,
загорелых курортников шла с ним весёлая рать вся,
и на волны крутые взбирался двухвёсельный ял,
и соскальзывал с них, чтоб на волны другие взбираться.

Пляж шумел и гудел, словно улей трудящихся пчёл,
на буёк села чайка , сверкая пронзительным взглядом;
что давно я искал, вдруг нечайно на пляже нашёл,
и поверил, что счастье не миф, а всегда с нами рядом.

Эту женщину звали на тюркский манер – С а ф и е,
довершил всё фотограф, нас снявший на фоне верблюда,
и никто не ответит, за что нам везенье сие,
ни татарский Аллах, ни российский Христос и ни Будда.

Застилал до краёв разнотравья ковёр всю яйлу,
пик Ай-Петри на солнце неведомым замком казался,
шашлыки с изабеллой  подал нам хозяин к столу
и от платы, по-тюркски сказав что-то нам, отказался.

Мы уехали в Ялту, как будто знакомы давно,
у  «канатки» внизу поджидал «жигулёнок» мой белый,
и хозяин, похожий до странности на Мимино,
на прощание  нам подарил бутылёк  изабеллы.

Ритмы Летней эстрады, магнолий хмельной аромат,
яхт парение, Элвис, на майке известная ПУМА;
я про лето бы это мог столько стихов написать,
но тогда, если честно,  нисколько про них я  не думал.

Пчёлы в чаши цветов залетали подобием пуль,
и где б ни был потом, но запомнил я это навечно:
ленкоранской акацией пахнет медовый июль,
и так сладко душе от предчувствия боли сердечной.

Эту боль я пронёс как награду и милость небес
и не дай мне Господь от неё навсегда излечиться,
потому что любовью не Бог одаряет, не бес,
а великое чудо, что Жизнью зовётся и длится…