Моя болезнь была иного рода...

* * *
Моя болезнь была иного рода:
я познавал вдруг заново... свободу.
Вкус табака, насквозь пропитанный дождём.
Закрою дверь. Мы с нею никого не ждём.
Озноб от пальцев - к позвоночнику. Сквозь кожу.
И новый день на сотню пройденных похожий.
Плен серых стен и снов всё больше серых.
Уйдя от тем, исчерпывал я веру,
терял идеи, направленья, мысли,
молчал, молчал. На веках капли висли
и стыли, будто тело вмёрзло в стужу.
Охрипший, снова голос был простужен.
И мнилось, что тепло навек исчезло,
что бесконечный мрак окутал землю,
что ночь сменится новой стылой ночью,
что всё отныне пусто и непрочно.
За осенью - зима, весна и лето,
и снова осень. Мало, мало света,
померкло всё за чёрным покрывалом.
О чём жалеть? Случилось - и пропало...
И - ни следа, ни памяти, ни тени...
Вновь только боль тревожит гулко темя
бессмысленным прозреньем: опоздали.
И сможем что-то уберечь едва ли
теперь, когда от слов остались буквы,
пустые неразборчивые звуки.
Кричать, шептать, - без разницы отныне,
нет прошлого и призрака в помине.
Холодный воздух окружил стеной,
как неизбывной душащей виной,
как бесконечным сумраком пустынной
ночи. И клетки стынут, стынут, стынут...
Обмороженье третьей степени: сердечной.
Всё пшик, про что нам верилось: "навечно".
Всё блеф, что истиной мы смело звали.
Нет больше ни надежды, ни печали.
Лишь сумерки души, столетья, года.
И нужно как-то отыскать свободу...


(ред. 20.09.2020).