Яма. гл. 3. К 150-ти летию А. И. Куприна

 3

Вот двухрублёво заведенье,
То – Анны Марковны отель,
Настали в нём часы спасенья:
Уж полдень, сон загнал всех в щель.

Вчера здесь, как и каждый вечер,
Вершилось таинство богов,
Мир секса вечен, бесконечен,
Удачный был в тот день улов.

В закрытых залах пахнет потом,
Табачным дымом и вином,
Но этот запах губит что-то,
Наполнен им уже весь дом.

Сегодня Троица, обычай –
Осокой забросали дом,
Для соблюдения приличий,
Природой пахло бы кругом.

Одна из всех, девица Любка,
Проснулась в ранний (в десять) час,
Всю ночь спала так беспробудно,
Была свободная от ласк.

Она крепка, свежа всем телом,
Но бог не дал ей красоты,
Шесть раз за вечер пала делом,
Но в ночь лишилась остроты.

Зато и выспалась прилично,
Бодра и полна свежих сил,
Одета была неприлично,
Ей пёс Амур был очень мил.

Босая и в ночной рубашке
Она вкатилася во двор,
Пса накормить, к нему бедняжке
Одна стремилась лишь добром.

А пёс Амур, большой и рыжий,
С блестящей шерстью, на цепи,
Волнуясь, но совсем бесстыжий,
И тянет лапами к себе.

Довольная собачьей лаской,
Дразня его куском  еды,
Кричит ему притворной маской:
«Ну же, болван! Как смеешь ты?»

Потом она пошла на кухню,
Помочь кухарке вымыть пол,
Свободная от частых блудней,
Мужской не докучает пол.
 
Бывает редко, ночь свободна,
И выспаться ей удалось,
Она к любой работе годна,
Сегодня детство ей сбылось.

К тому и Троица, как праздник,
Подняла настроенье ей,
Но вскоре радость в ней погаснет:
Всем телом ублажать людей.

Самой хозяйке заведенья
По виду – лет так шестьдесят,
Не удалась телосложеньем:
Кругла, толста, рост маловат.

По виду вся её фигура –
Огромный шар, точнее – три,
Они, как втиснуты друг в друга
Без промежутков высоты:

То – юбка, торс и голова;
Рот – старческий с губой отвисшей,
Девичьи блеклые глаза,
Серёжки красные – под вишню.

И муж её – под стать ей ростом,
Седой и тихий старичок,
Сначала был швейцаром просто:
«в карете место – облучок».

Служила Анна экономкой;
Сейчас – он муж под каблуком,
Он служит в деле тоже ёмко
И вместе с ней содержит дом.

Играет в танцах он на скрипке,
Тем самым – бережёт доход,
И как бы в деле для подпитки:
Семью он словно бережёт.

Две экономки в этом доме:
Одна – бригадный командир,
Она – как Старшая, но, кроме,
И Младшей есть уже мундир.

Шатенка полная Старша;я,
А имя – Эмма у неё,
Высокая, на вид – страшна;я,
Подвластно ей их всё житьё.

Она – помощница хозяйки
Во всёх житейских областях,
Она – палач и без утайки,
Как в государстве при властях.

Ей быть не женщиной – мужчиной,
Она позорит женский род,
Она – урод по всем причинам.
Причин таких, как целый свод.

Лицо расширено, как грушей,
От лба до подбородка вниз,
И растопыренные уши,
Выражая весь каприз.

И жирный зоб, три подбородка,
С кругами чёрными у глаз,
Усов пробившаяся щётка,
Горбатый нос, земной окрас.

Подобранные строго губы,
Серьёзность, властность на лице,
Большие, лошадины зубы,
Жестокость нрава – «на конце».

Она всех бьёт не только взглядом,
Жестоко, холодно, без слов,
Пронзает видом всем, как ядом,
Своих начальственных оков.

Среди девиц есть фаворитка,
Но той с ней очень тяжело,
Её терзает словно пытка,
На ней всё вымещая зло.

И – Младшая, ей Зося имя,
Из барышень, из их рядов,
С огня уйдя, но, как в полымя,
Но молодых ещё годков.

И худощава, и вертлява,
И взгляд немножечко косой.
И тоже подленького нрава,
Всегда довольная собой.

Лицо всё – розовой расцветки,
Барашком волосы – причёс.
Актёров любит и – нередки
И толстых комиков на вкус.

Гость – местный надзиратель, Кербер,
Он – околоточный, жандарм,
Он опекает их, как цербер,
Неравнодушен и к мадам.

Спортивного телосложенья,
Приятный хриплый голосок.
С манерами и вожделенья
Не прочь быть гостем на часок.

Он обладал огромной силой
И на допросах был жесток,
По жизни плыл с практичной жилой,
Срывая выгоду, где мог.

Он лысоват и обладатель
Красивых ярко-синих глаз,
Но взяточник и вымогатель,
Не чист делами был не раз.

Весь город в курсе прегрешений,
На нём не мало тёмных дел,
И нет ни у кого сомнений,
Что задушить жену посмел.

Назад два года он женился,
Старухе семьдесят как лет,
Богата, год за нею вился,
Чрез год отправил на тот свет.

Вещают, задушил старуху,
Но дело удалось замять,
Просил, не верить злому слуху,
К годам её ссылался внять.

Зашёл он в гости не напрасно,
Учуял верный тайный куш.
Хозяйке тоже стало ясно,
Зачем пришёл сей «добрый» муж.

Сидела вся управа дома
И пили кофе вместе с ним,
Хозяйку мучила «истома»,
Давно секрет в дому храним.

-- Фома Фомич, так как же дело,
Оно же сущий в том пустяк,
Сказать вам слово стоит смело…
И дело в шляпе, «как сквозняк»…

Жандарм смакует рюмку водки
И, щурясь, чётко говорит:
-- Я с делом, как в дырявой лодке,
Оно по-прежнему горит…

Та девушка путём обманным
В позорный втянута процесс,
Итог ведь может быть скандальным,
Коль служба да прочистит лес…

Уже полиции известно,
И розыск сразу начался,
Она меняет часто место,
Пока что иск не удался.

Её вы скрыли в вашем доме,
Могу я потерять свой чин,
Ваш дом стоит в моём районе,
Я в околотке – господин.

Намёк был фрау Шойбес понят,
И – сторублёвка жжёт карман,
А у жандарма чувства «стонут»,
Что жизнь вошла в сплошной обман.

И спешно допивая рюмку,
Паденье нравов он громит,
На сына вылил гнев поспешно:
-- Сын мне однажды говорит:

-- Меня в гимназии ругают,
Что ты – жандармом на Ямской,
И мой престиж с друзьями тает,
Что взятки ты берёшь с лихвой.

Не сын теперь тебе я боле!
-- Ему я всыпал хорошо…
И Анна Марковна, как в хоре:
-- Нам с нашей Берточкой – «горшо»;

Она у Флейшера в гимназии,
В почтенной городской семье,
Неловко нам в такой оказии…
Слова приносит на волне.

Волне бесстыдства, неподчтенья,
Я даже покраснела вся…
-- Пора законы запрещенья
Ужесточить совсем не зря!               

Чего «хотять все вольцинеры»,
Студенты разные, братва?
Пора давно принять к ним меры,
Разврат и нравы, что трава,

Что засоряет чисты чувства,
Стрелять в них надобно порой,
Чтоб было всем им просто пусто!
Ну, мне пора, ведь дел – горой.

-- Ну, может рюмочку в дорожку?
-- Укомплектован, не могу!
Имею честь, всё – понемножку,
Да, вот ещё я что скажу:

-- Девицу эту лучше сплавьте,
Пока её мы не нашли,
Совет мой вы не отвергайте,
А то – ведь мало что вдруг ли?

Ушёл! Вдогон ему – хозяйка:
-- Мошенник он и фараон,
И здесь и там ему подай-ка,
Умён, собою не дурён!