К 150-ти летию А. И. Куприна. Яма!

Яма
(по А.И. Куприну)

               1

Весь мир людской – сплошная яма,
Она зловонна, нет в ней дна,
Она – убежище обмана,
Разврат в ней, склоки и война.
Но рядом мир другой родился,
Цветут в нём совесть, мир любовь,
Он на вершину чувств всех взвился,
Друг другу дарят люди кровь.

                2

Мораль и чувства – два понятья,
Разнятся испокон веков,
Друг другу шлют они проклятья
Как будто – это бой богов.

Часть первая

1

На дальней окраине южного града,
Давно, и ещё до железных дорог,
Годами, родами семейного ада,
Раскинулось жилище словно острог.

Ямщицкое племя в нём жило так сладко,
И местность звалась та Ямской слободой,
В народе, как Ямой, так прозвана кратко,
Поскольку народец в ней жил боевой.

Когда же лихое ямщицкое племя
Убил наповал супостат – паровоз,
Настало нелёгкое жителям бремя:
Погиб лошадиный исконный извоз.

За Ямой осталась же тёмная слава,
О пьяном, драчливом, опасном гнезде,
Оно и для города слыло отравой
В его постоянной со злом сим борьбе.

Но город менялся, менялись и люди,
И на развалинах дьявольских гнёзд,
Где раньше царили и пьянство, и блудни,
Возникли «отели с комфортом и звёзд».

2

На Ямах-стрит, Большой и Малой
К концу столетья вырос град.
Числом отелей в них не малым,
Где жизнь кипела и не вялой,
Район назвали «Нежный смрад».

Дома терпимости – отели,
С десяток частных там домов,
И в них – трактиры повзрослели,
Для проституции – улов.

Там образ жизни – всем известен,
Лишь разница всегда в цене,
В них выбор женщин слишком лестен,
И роскошь – разная в среде.

Шикарны Треппеля хоромы,
(Владелец, правда, уж не тот)
И, как дворец, обширной зоны,
Визит в нём – три рубля расчёт.

Зелёный с белым, двухэтажный,
Для танцев в зале в нём – паркет,
Но посетители – не каждый,
Кто смог оставить там свой след.

Три двухрублёвых заведенья,
Они – поплоще, победней;
Домов рублёных, для сравненья:
Они – «похуже всех статей».

На Малой-стрит – дома дешёвы,
За вход – полтинник им цена,
Простой народ всегда готовый
В них раствориться аж до дна.

Солдаты, мелкие воришки,
Рабочий люд и беднота
В них могут снять свои штанишки
И наслаждаться до утра.

Но в тех домах совсем как грязно,
В них спальни – стойла для скота,
Там стены тонки, слышно ясно
Любви объекта – срамота.

Одеты в ситцевые тряпки,
Гнусавы, хриплы, впалый нос,
Следы побоев слишком ярки,
И лиц красоток – перекос.

Едва зажгутся в небе звёзды,
Как каждый вечер, круглый год
В домах зажгутся словно гроздья
Все фонари, являя вход.

Пылают ярко ря;ды окон,
Несётся музыка в эфир,
И постепенно ярким соком
Наполняется трактир.

Открыты двери всех отелей,
И целы полчища мужчин
Стремятся в них для важных целей,
На свой не обращая чин.

Бывают все: слюнявы старцы,
Для возбужденья вспомнить рай,
И гимназисты, даже ма;льцы,
Чтоб встретить в жизни первый май!

Почтенные отцы семейства,
Профессор, вор и адвокат,
В душе сокрыв след фарисейства,
И каждый был походом рад.

Писатели различных взглядов,
Горячих авторы статей,
О сих домах, как сонме ядов,
Отравляющих людей.

Людей застенчивых и наглых,
Развратных, честных и больных,
Душой и телом дряхлых, чахлых,
Но в мыслях, действиях – шальных.

Слепых, безносых и плешивых,
Зловонным духом изо рта,
Порой, людишек даже вшивых
С запасом бешенства и зла.

Проходят просто и свободно,
Сидят, танцуют, курят, пьют,
Изображая бесподобно,
Телодвиженья секса шьют.

И нет отказа им от женщин,
Желанья каждого – закон,
У жертвы не осталось чести,
Моральный взял их в плен урон.

Кипит работа беспрерывно,
Тот час же, сразу – и другой,
И в ту же ночь, порой, надрывно,
Она теряет облик свой.

Проходит ночь, уже к рассвету
Затишье стелется кругом,
К утру и к солнечному свету
Заглохнет Яма крепким сном.

Закрыты ставни в окнах, двери;
А вечерами – всё опять:
Гуляет люд, скрепят постели,
Природный зов их – не унять.

Так день за днём проходят годы,
В гаремах «девушки» живут:
И ни семьи, какие роды?!
Лишь женский тяжкий труд, что пуд.