Оборвётся жизни пряжа...

Оборвётся жизни пряжа...

Вот сижу гляжу в окно...

Гравием дорога ляжет
в дум надмирных полотно...

Что сказать мне напоследок
тем, кто дальше будет жить?!

Поражений от победы
не умел я отличить...

Смелым был, трусливым, подлым,
был жестоким иногда,
добрым был и жадным тоже,
но прорезывалось "Боже!"
сквозь разлучные года -
в дом путём сухим и волглым,
наполнялись вены Волгой,
и любви святой звезда
над могилой восходила,
говорила:
"Не беда
горе выпитое с честью!"

Я давно уже живу
с этими и с теми вместе
в теме общего труда...

Труд простой:
над личной скверной
дрожью сердца вырастать...

За ненастьем - день погожий,
счастья без беды не знать...

Дорог миг, счастливый каждый,
жаждой
всех навек обнять
словом, что духовной страждой
не устанет в пустошь гнать
за кровавым серафимом...

И помимо
быта
вновь
кроной матереет имя,
мать которому - Любовь...

Не забыта -
не убита
жизнь любая,
что прошла...

У дырявого корыта
памяти -
насилий
мгла...

Эра плотских изобилий
для духовности - чума,
Муратовский ли Василий
или мир сошёл с ума?!

Вот сижу гляжу в окно,
тополей верхушки рядом,
с листиком
срастаюсь взглядом -
с каждым, трепет их родней
мистики
загробных сказок,
я воскресну только фразой,
что становится слышней
за чертой прошедшей жизни,
всё равно, в какой отчизне,
всё равно, в какое время...

О фланелевой рубашке,
мамой стиранной когда-то,
мамой глаженной когда-то,
на меня надетой мамой,
напоследок рассказать
я хотел бы всем на свете...

Мы поэты - вечно дети,
дети разные,
и всё же...

Жизнь бессмертия дороже...

Как бы сложно я не пел,
в моих песнях есть ребёнок,
что плохим быть не хотел...