Щёлкнет жёлудь, раздавлен незрячей стопой...

Щёлкнет жёлудь, раздавлен незрячей стопой,
невесомая белка по веткам, как порох, проскачет...
Что стряслось? Что пытается переиначить
в твоей жизни салют, льнущих к небу листвой

с редкой прожелтью, парковых лип городских,
мимо коих пройти - то ли взглядом, то ль словом
перекинуться с юностью, тронуть основу,
на которой когда-то пробились ростки

твоей самости? Ожиданье и жажда -
наша жизнь. Разбег и недолгий полёт.
Целлулоид, чей слой светосильный плывёт
под потоком времён, под слезою - неважно,

всё одно. В мире столько непоправимого, что
носом кровь чает хлынуть, быстра и багрова,
и скользнёт человек, в вечных поисках дома
в темноту и к молитве прильнёт горячо.

По брусчатке, поросшей евангельским мхом,
под библейским, пронизанным птицами, небом
ты идёшь, будто женщиной смертною не был
и рождён и вскормлён. Утаённым грехом

тебе мнится унынье, что ты разделил
с парусящим листом в тяжелеющих водах
и о тайной свободы нечаянных всходах
свою думу додумал, надежду - продлил.