Дом с разбитыми окнами

ДОМ С РАЗБИТЫМИ ОКНАМИ

2019 — 2023 год

* * *
Чем торгует девочка! Ах, чем она торгует!
Трусики, халатики, постельное бельё…
Взять бы эту девочку на виллу дорогую,
да сам я — райтер аховый, писатель, ё-моё.

А у неё прохожие выпрашивают скидочку,
а у неё абортов, ой, было столько! Пять?
Эти брови нежные сделать надо в ниточку,
и возить на «боинге» в Майами загорать.

А у неё глазища, ой, в пол-лица зелёные,
и дома предки-пьяницы, и братик-инвалид.
А у меня метафоры, стишки мои калёные
да душа, что мечется, тоскует и болит.

Поглазею, что ли, я да пойду к Шушарочке —
к судьбе своей калеченой, которую люблю,
ай, наварю картошечки, ай, вручу подарочки:
трусики в горошек и коробку «терафлю».

* * *
                Галине Целиковой

А когда ты бредёшь по лужам
византийского февраля,
осененная полукружьем
то ли ангельского крыла,
то ли вовсе нездешней тенью
императорского плаща,
я хочу у тебя прощенью
научиться — хотя бы шанс
на иное зрение, чтобы
понимали, когда меня
в эту ночь (не смотри, что гордый)
уведут голубые звёзды,
все из музыки
и огня.
               
* * *
По нежности особенной, когда
«Войну и Мир»,
                сдувая пыль с обложки,
они берут, касаются… Да-да,
своих не перепутаешь! Окошки
подсвечены китайским ночником,
и человек читает «Идиота» —
какая правда там, под корешком,
какая жизнь высокого полёта!

Распался мир на тех, кто прочитал
Шекспира, и на тех, кто не читает.
Как надо жить? Ах, я не знаю! Та
ещё у нас судьба. Душа плутает
среди стигийских пасмурных болот
и в сумрачном лесу у Данте плачет.
А кто-то ничего себе — плюёт
на это всё, и тычет, и бабачит,
и дело политическое шьёт.

Но это ничего ещё не значит…

* * *
В оранжевом пальто красавица Джей Ло
садится в «бээмвэ», рукой кому-то машет.
Я посмотрю в окно: какое барахло
всё это ничего, всё это счастье наше!

По слякоти спеша в химический «Магнит»,
рыдает яжемать, измученная бытом,
мотая головой, плетётся инвалид,
и давится народ в автобусе набитом.

А там танцуют — там, где на экране мир,
который не понять. И мы для этой звёздной
беспечности никто. Мы, может быть, пунктир
на карте тишины и Арктики морозной.

Красавица Джей Ло, пришли хотя бы раз
флакон своих духов. Хоть каплю! Недотрога,
мне солью голубой из полузрячих глаз
полить суглинок наш — пожить ещё немного.

* * *
Смотрю на эту жизнь — на девочку-красотку,
с колечком через нос продетым так невинно —
и думаю: «Прости бедняжку, идиотку!
Смотри как хороша, как шалунишку-сына
качает, посадив на узкую коленку,
как за него в куски порвать меня готова.
Пройдёт немного лет — они мою нетленку
на мусорке сожгут, и всё начнётся снова.
Что крови там прольют! Что городов разрушат
за лучший мир без нас, без нашего брюзжанья!»
А я сижу, дурак, и думаю: «Надюша
её, поди, зовут? Да нет, скорее, Жанна».
— Вставайте, — говорит, — ребёнку нужно место.
И я встаю. Ну что ж, такое наше время:
ни памятника нам не будет, ни оркестра,
ни лифтинга лица,
ни от Nivea
крема.

* * *
А ваше счастье — это чьё-то горе.
Вот вы в Перу, вот вы в Эгейском море.
А это я в Житково у барака
стою с лопатой. Жизнь — борьба и драка.
Отбор, короче. Вы едите краба,
а краб лежит и думает: «Вот баба!
Проклятая, могла бы огурцами
насытиться!» Увы, судьба щипцами
выдёргивает мне по волосинке.
Глядите-ка, я лысый на картинке!
На всех всего не хватит. Ну короче,
мне муза уж такие рожи корчит,
что я, певец отчаянья и горя,
опять вздыхаю, родину позоря.
А вы… вы недовольны. Позитива
вам хочется. Вот вы — кругом красиво:
не то Венеция, не то Египет в кадре.
А это я делю горбушку на три,
и на четыре даже. Боже, всё пропало!
А это вы в бикини —
в Монте-Карло…

* * *
Никак не затянется память
в пробитой моей голове.
Ведь молодость глупая — та ведь
монетка в гугнивой Неве.

Волна поднимается, чтобы
врубиться в холодный гранит.
Сижу, пожилой, крутолобый,
и сердце печалью горит.

Что невские чёрные воды,
туда и сюда катера?
Хоть каплю тепла и заботы...
Мы все погибать мастера!

А ты меня помни хотя бы
за то, что рассветы любил,
за то, что я около дамбы
стоял, как последний дебил.

И сад рифмовался с Кронштадтом,
и музыка сердце рвала…
Я был и остался солдатом,
а ты меня просто ждала.

* * *
Голова моя дурная,
битая-пробитая,
что же ты не спишь всю ночь,
тыква плодовитая?

Может, хочешь ты вина
или кофе с булочкой?
Сочини мне, как сама
была ты знатной дурочкой!

Как пошло тебя кружить
на праздники, на майские,
как отправили служить
на хребты Уральские.

Как тебя об стену бил
старшина Иконников,
как на пост я заступил
бледный, как покойники.

Ну и что теперь жалеть,
головёнка лысая?
Ты давай, давай про смерть
сочиняй-пописывай!
12.06.2025

* * *
Город накрыло бесшумным снегом:
шорох, и более ничего.
Как это трудно — быть человеком!
— Кто здесь?.. О Господи… О-го-го!..

Так и стоишь у ночного бара
под немигающим фонарём.
Есть только я и собака Чара,
боль непонятная под ребром,
      музыка есть «туру-туру-тара…
           нас не догонят… мы не умрём…»
08.01.25

* * *
Дом с разбитыми
окнами и без крыши совсем,
сердце моё заселению счастьем не подлежит.
Тени встают суровые в чёрных проломах стен,
отсвет звезды лиловой на косяке дрожит
и серебрит осколки зеркала на полу.
Этот распад и тление — как я его люблю!
Этот роман без фабулы! Обаяние простоты!

Бродит в руинах ветер, падают семена
пепла на запустение — рукопись сожжена.
В тёмных провалах окон звёзды кладут кресты.

* * *
Он вырастает из травы,
из летнего дождя.
Ему даётся головы
и нежности вражда.

Он потому-то и поёт,
гуляет по Руси.
И вот ему даётся кот,
жена и синусит.

И дышит смерть ему уже
в затылок ветерком,
и западает буква «Ж»
в машинке «ремингтон».

И вот выходит он в поля,
глядит из-под руки —
а там какая-то земля,
где мудрые жуки,

где пересмешники свистят,
где облачка разбег…
А в целом, всё ему простят
за то, что человек.