Надо жить

                Посвящаю своей бабушке Клюжевой А.А.

-Надо жить… Взглядом дом обвела
И с молитвой затеплила свечку.
-Ничего, что избёнка мала,
Есть зато здесь добротная печка.

Наша русская, с нею тепло,
Скоротается времечко в холод.
Заготовим дрова, вон тесло*,
Бог поможет, осилим и голод.

Наконец-то с роднёй и с углом,
Нахлебались ведь лиха за годы.
Как объявлен Егор кулаком,
Наступают на пятки невзгоды.

Ужас прошлого душу сковал,
Помнит всё: слёзы деточек малых,
В бездорожности волчий оскал,
Бесприютность холодных вокзалов.

Жизнь на выселках, голод, Сибирь,
Сырь и хвори в смердящей землянке,
Повседневки протёртость до дыр,
Рук сплошную мозоль от делянки.

Ноет память, как гноя нарыв,
Всплыло тридцать восьмого начало –
Ночь глухая, арест, плач навзрыд.
В одночасье кормильца не стало.

Обомлела с бескровным лицом,
(Ничего за душой, только дети),
Крошки нет накормить двух мальцов,
А под сердцем толкается третий.

-Нет, сдаваться нельзя! Надо жить!
Если даже и сил не осталось,
В жилах есть материнская прыть,
Поднатужиться нужно лишь малость.

Ради жизни детей в отчий край,
Возвращаться в местечко родное!
Тут слеза сорвалась невзначай…
- Лишь бы приняли беглых изгоев.

*тесло - топор

   Тяжбу политического террора испытала и наша семья. Мой дед, Клюжев Георгий Фёдорович, на основании Постановления Особой Тройки при ПП ОГПУ Горьковского Края от 13.04.1933г был репрессирован, как сын кулака и выслан на поселение в Сибирь. Его жена, Анфиса Андриановна, моя бабушка, имея на руках двух малолетних ребятишек (моему отцу было 5 лет и его брату 3 года), последовала за мужем. Четыре с половиной года тянулись скитания по баракам и землянкам Томского Края (село Шегарка). Изнурительные работы на лесоповале, голод, холод, болезни. По воспоминаниям отца, выживали только за счет рыбы, выловленной в реке, да кедровых орешек. В конце 1937 года, когда «развязали руки»  Тройкам (орган НКВД, имеющий право расстреливать без суда) в семью пришла новая беда. Егора 03.01.1938г расстреляли.
    Осталась жена Анфиса с большим сроком беременности, с малыми детьми в чужом краю без крова и средств существования. От безысходности хотела даже руки на себя наложить. Написала письмо в деревню, рассказала о своих проблемах. Односельчане сжалились и купили ей вскладчину дом, а точнее, худую, старенькую избёнку. Но главное в ней была русская печка. Как они радовались возращению в свою деревню! Косых взглядов на себе не ощущали. Люди с пониманием и сочувствием относились. Только вот в душе сидела обида долгих 27 лет. Непонимание терзало душу, за что же их окрестили «врагами народа». Лишь в 1965 году был выписан документ Президиумом Горьковского областного суда, что дело в отношении Клюжева Е.Ф. прекращено и он реабилитирован посмертно.
    Бабушка прожила долгую, но очень тяжёлую жизнь. Родила третьего ребёночка – дочку, которая потом умерла от голода. Мальчишки выросли, «вышли в люди», муж занесён в Книгу Памяти жертв политических репрессий. 
    Память часто меня возвращает в детство. Перед глазами бабушка - тихая, скромная, готовая пожертвовать своим благополучием ради счастья семьи и в то же время очень сильная, волевая, вынесшая все тяготы жизни. Она для меня всегда служит примером, как настоящая русская женщина-жена и мать. Поэтому одно из первых своих стихотворений я посвятила ей, моей, дорогой и бесконечно любимой бабушке.