Тяжкий грех монаха. Житейская история

          Что за небо! Голубое, высокое и прозрачное, как ключевая вода. Оно любуется речными берегами: то крутыми и высокими, то низкими заливными. Правый берег гористый, а левый низкий. Меловые Святые горы самые красивые, достигают в высоту ста метров.
         Светлый летний вечер незаметно сменяется приятной прохладой ночи.  Между тенями лесов медленно появляются лунные блики, а по Северскому Донцу стелется рогожка лунного отражения. Ветра нет, и лодка на воде пухом лежит-нежится. Нос этой лодки красиво выгнут, и к нему приложена икона Николая - угодника, покровителя странствующих и путешествующих по водам. В лодке два монаха в чёрных одеяниях. На них рясы с длинными, ниже ладоней, широкими рукавами и подрясники до пят с наглухо застёгнутыми стоячими воротниками и узкими рукавами. Они прислушиваются, как шепчет лес, как речная вода под лодкой весёлым, но тихим голосом поёт. Монахам не спится.
         - Может, к берегу поворотим? – предложил один из них.
         - Пожалуй, что и так, - согласился другой.
         Вышли на берег, лодку к берёзке для надёжности привязали. Не унесёт её течением. На берегу большая меловая глыба. Присели на неё.
         - А правду ли говорит игумен, что если ты хоть чуточку богат, то всё это богатство Богу надо отдать?
         - А как?
         - Через него, игумена, а утаишь, то Страшный суд господний будет.
         - Как знать, может, и будет.
         - Но хочу радоваться тому, что богатства у меня нет.
         - И у меня тоже. –
         Поговорив, они пришли к выводу, что богатство – это зло. Желающие обогатиться впадают в искушение и во многие похоти, которые погружают людей в безрассудство. Истинные люди не бывают богаты, а богатые не бывают честны.
         - А у меня из всех богатств – воспоминания, связанные с любовью. И знаешь, когда любишь, то в себе самом открываешь богатство: много нежности, ласковости… Даже не верится, что умеешь любить.
         Летние ночи короткие. В разговоре они не заметили, что лучи солнца осветили верхушки сосен. С монастырской звонницы густая медь колокола созывала прихожан, паломников и туристов в храм.
         - Помолимся здесь, - предложил монах, что был выше ростом своего духовного брата.
         - Да, - согласился другой монах, маленький и сухонький. Одежда на нём так и болталась, будто бы она не на нём была, а на жердь накинута. И они отошли в сторону от меловой глыбы, смотря на храм и перекрестившись трижды, нараспев в унисон прочитали:
         - Встав от сна, полночную песнь приношу Тебе, Спаситель, и припадая к Тебе, взываю: не дай мне уснуть во греховной смерти, но сжалься надо мною, добровольно претерпевший распятие, и скорее воздвигни меня, беспечно лежащего, и спаси меня, стоящего пред Тобою на молитве. И после сна ночного пошли мне ясный безгрешный день, Христе Боже, и спаси меня.
         Они читали молитву, не думая о том, что в эту ночь вовсе не спали. Потом отвязали лодку, сели и поплыли, управляя вёслами, не спуская глаз с природной красоты.
         Единственные меловые боры с меловой сосной раскинулись именно в этой местности. Открываются удивительные панорамы Донца у подножия памятнику Артёма. Меловые горы богаты на доледниковые реликтовые воды. Эти места получили название «Донецкой Швейцарии» от Чехова за уникальную красоту. Зная обо всём этом, монахи не уставали любоваться, чувствуя себя счастливыми. Один из них, тот, который был ростом выше, вздохнул, вспомнив прежнюю свою жизнь. То была мирская вольная жизнь. В двадцать лет он её оставил, чтобы за весь свой род пострадать, грехи их отмолить и свои. На его вздохи обратил внимание духовный брат:
        - Что такое?
        - Мирская жизнь вспомнилась, когда я жил с отцом и с матерью и окончил школу. В то время была у меня любимая девушка. Вечерами ко мне выходила в платьице под цвет белой ночи. Наши души были белее её платьица. И смотрели глаза непорочные. А объятья стыдливыми были. Всякий раз я ей говорил, что её губы, как целебные листья, душу лечат, что ни один костёр не воскрешал меня так надёжно и быстро, как тепло её доброты. И, не помня себя, в какую ту минуту грешную, я сделал из весёлой девчонки женщину с бабьей тоской, потому что её руки на шее моей заблудились, и пришёл восторг широкий, как простор. Пришёл, может быть, на мгновение, и от него закружилась голова моя грешная, и, не помня себя, я не отпустил её из своих рук.
         - Когда наступило утро, отправился я в церковь грехи замаливать. Молился усердно и долго. И продолжительная моя молитва к Господу обратила внимание монахов, с которыми вскоре свёл знакомство и стал проводить время в их кельях, беседуя на тему о суете мирской жизни. Так и ушёл насовсем в монастырь ближе к Богу.
         Но обращаюсь к воспоминаниям, чтобы снова её увидеть и услышать голос её. А он далёк, как отзвук далёкого эха. Я хочу её обнять, но под руками лишь ветер. А была ли она, я, признаться, уже сомневаюсь. И, только не могу понять, почему ночи становятся беспокойными.
         Да, церковная жизнь есть жизнь в порядке свободы и благодати, а мирская жизнь есть жизнь в порядке необходимости и закона.
         - А что же стало с твоей любимой?
         - Она, красивая и добрая, другому досталась. И моего, наверное, ребёночка растят. Эх, замолю ли я свой грех и когда…
        Не спеша добрались до противоположного берега, кончилось и воспоминание. Вышли из лодки и снова, обратившись к Богу, стали читать молитву, сожалея о том, что монахи жениться не могут. А если и полюбят, то кем станут любимые им. Блудницами, жертвами ада. Сами же они по тем же канонам не успеют покаяться в этих своих деяниях и умрут, и, вменяясь в страшных самоубийц, лишаются православного погребения. Нет, им никогда не жениться. Тем более они уже мечтают быть иеромонахами.


На фото
Меловые Святые горы, река Северский Донец и
Свято-Успенская Святогорская лавра (Украина)