Любовь Менделеева, Александр Блок и розы -1-

Блок. Бумага, карандаш. С-Т.

Продолжение Первая любовь Блока http://stihi.ru/2020/09/06/7953

Рецензия на «Её любви французское меню. Белла. Элюар -4-» (Сан-Торас)

____________САН!
Какое фото - приятно смотреть и улыбаться!
Я редко смеюсь и улыбаюсь.
Конечно, я всё прочитала у Саган и всё о ней.
Спасибо за Элюара.
Я Бодлера читала, а Элюара - нет.

Когда я работала училкой англ. яз. в школе,
то мои ученики распевали песни на англ. и читали стихи.
Потом я работала в автодорожном техникуме и ,
 совершенно отступив от всех программ ,
долбила юношам один и тот же диалог.
Чтобы они хоть что - то могли спросить и сказать.
Так запомнили.!!!

Сегодня поливаю петунью - я её каждое утро поливаю - всё лето.
И петунья привыкла к такому режиму, разрослась во всю!!!!
И вспоминаю Беллу:

"Люблю ее, когда весна
велит, чтоб вылезли петуньи
и в даль открытого окна
доверчиво глядят певуньи.
Зачем я около стою? "

Утешенье мне ВАШИ письма ко мне или к другим!
ВАМ - в подарок роза «Монтезумма»,

Анна Вайс-Колесникова   03.09.2020 10:46 

 •

___________Розы - замечательны, особенно "Роза Мира" и "Роза Ветров"

Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как нёбо, аи.
А.Блок.

Я начинаю нашу повесть
Открыта первая глава
"Талант - единственная новость,
Которая всегда нова."
С-Т.

Не надо родная, прогнозов и тайн,
За тёмными гранями - светлая грань -

Вселенная непредсказуема.
На пике желаний мы мчались за край -

Нас ласками баловал ласковый май!
Но - лето не реализуемо.

Я  ночи сжигал, обесточивал дни,
Листая  кричащие письма твои,

Со штампом сургучным  "просрочено"!
На черную розу  небесной  дали,

Рассветный бокал золотого "Аи"
Пролился - забудь, все закончено.

Нет, я не охотник, не душ птицелов -
Есть только любовных признаний улов

С туманами облачной копоти.
Прощай!  Эту алую розу ветров

В небесном бокале агатовых снов
Поставь на ветру в нашей комнате.
 
Когда я читаю  Блока складывается впечатление,
что он поцеловал Бога в туманную бороду:)
Даже странно, столько написано о Блоке
и Менделеевой и никто не назвал его любовь
поклонением Донкихота прекрасной даме - Дульсинеи.

 Любочке Менделеевой посвящены "Стихи о Прекрасной Даме"
Ей, вообще, больше всего в мире  посвящено стихотворений
 о любви их более тысячи.
Блока увлекли идеи философа Владимира Соловьева
 о Вечной Женственности  не только на письме но и в жизни
он стремился обрести  идеал Прекрасной Дамы.
 
Нонсенс в том, что  лучшей поэт России одарил дочь
 гениально химика "любовью без химии".

Они встретились когда ей было 16,  Блоку  17 лет,
( Хотя знали друг друга с  детства)
это был июнь  1897 года  Блок приехал в Боблово  (имение Менделеевых) –
 на белом коне, в элегантном костюме, мягкой шляпе и щегольских сапогах.
 Люба была в розовой блузке с маленьким черным галстуком
как по мне - ( девочка с персиками Серова)
 Она сразу произвела впечатление на Блока,  он, на нее не очень:
 она назвала его "позером с повадками фата",
но оба они мечтали о сцене.
   Блок предложил поставить отрывки из «Гамлета».
Он играл принца и Клавдия, она – Офелию.
 После спектакля они пошли прогуляться, эту прогулку
оба вспоминали как начало их романа.

 Позднее Блок отразил их чувства в стихах:
(...)
Стана ее не коснулся рукою,
Губок ее поцелуем не сжег...
Всё в ней сияло такой чистотою,
Взор же был темен и дивно глубок.

Лунные искры в нем гасли, мерцали,
Очи, как будто, любовью горя,
Бурною страстью зажечься желали
В час, когда гасла в тумане заря...

Странно: мы шли одинокой тропою,
В зелени леса терялся наш след;
Стана ее не коснулся рукою...
Страсть и любовь не звучали в ответ.

Они вместе играли в любительском спектакле.
Блок уже пережил роман с  Ксенией Садовской.
Она была старше почти на 20 лет, мать троих детей.
Этот роман стал для  него первой любовной близостью.

По возвращении в Петербург Любовь Дмитриевна стала  отдаляться от Блока,
 считая его  "низким фатом".  Он  перестал бывать у Менделеевых.
Она отнеслась к этому равнодушно занятая поступлением
 на историко-филологический факультет Высших женских курсов.
Любочка пропадала на студенческих концертах и балах, увлеклась психологией, философией, о Блоке почти не вспоминала.
А он в это время увлёкся  мистическими учениями,
 идеями Владимира Соловьева, бродил по Петербургу в поисках
 Ее – своей великой любви, которую он назовет потом Таинственной Девой, Вечной Женой, Прекрасной Дамой…

И вдруг случайно,  почти в  мистическом трансе, увидел на улице Любу.
Она  шла от Андреевской площади к зданию Бестужевских Курсов.
 Он шел следом за ней.
 Еще одна такая же случайная встреча с  Менделеевой произошла  –
 на балконе Малого театра, во время представления «Короля Лира»,

Эти мистические случайности уверили Блока в том, что она – его судьба.
И он  превратил  Любу в Дульсинею, в прекрасный образ
 и  в течение 4-х лет писал посвящения "Прекрасной Даме",
 читал ей стихи, но не делал никаких предложений.

 Были долгие прогулки по Петербургу, вспышки любви и ссор.
    В  ноябрьскую ночь 902 курсистки устроили в зале
Дворянского собрания благотворительный бал.
 Пришла и Любовь Дмитриевна в голубом, выписанном из Парижа платье.

Он считал ее Таинственной Девой, Вечной женой.
Ей поклонялись все его друзья, они  обсуждали каждый
ее жест, взгляд  побледнела, покраснела...

 Устав от поклонений она отправила ему гневное письмо.
Он хотел покончить собой, но слава Богу - это прошло.
 Блок сделал официальное предложение семье Менделеевых.
 Дмитрий Иванович был  доволен тем, что его дочь связала  судьбу
 с внуком Бекетова  его старинного друга.
 Свадьба была в  августе  в дворянской усадьбе Шахматово, расцвели  настурции
и пурпурные астры, невеста - в длинном белом платье со шлейфом, а жених:
 белая шляпа, фрак, высокие сапоги -
"как денди лондонский одет" - лорд Байрон!
   
 Когда  молодые остались одни в спальне, Блок сказал примерно следующее: "Любушка, послушай что-то очень важное!"
    - "Сейчас он снова признается мне в страстной любви!" -
вероятнее всего, подумала она.

 - Так знай сказал Блок: у нас этой  "близости" не будет никогда!
-  почему, Сашура? Ты меня не любишь?!
    - Потому что все это темное начало...
Сама посуди: как я могу верить в тебя как в земное воплощение Вечной Женственности и в то же время употреблять, как уличную девку?!
Пойми, плотские отношения не могут быть длительными!". 
   
 "А как же его стихи о прекрасной даме, разве не ею он грезил?

    - "Я все равно уйду от тебя к другим, - сказал Блок, и ты  уйдешь.
 Мы  мятежны и свободны, как птицы".
 
Он поцеловал жену в лоб и ушел прочь.

 "Я до идиотизма ничего не понимала в любовных делах, –
писала Менделеева, но чувствовала, что что-то не так"...
 Блок объяснил:
 "Прекрасной Даме можно только поклоняться.
 Ее нельзя унижать плотской любовью!"

Сам он от плотской любви не отказывался, биографы
насчитали у него более трехсот любовниц.
( не знаю, на каких счетах эти счетоводы насчитали столь бляцкий список)
 Но знаю, что в жизни Блока были только две женщины:
 – "Люба и все остальные" - так он записал в своем дневнике.

И до Блока были трубадуры, был Данте влюбленный в Беатриче,
но ей исполнилось 9-ть, его любовь — идеальная, платоническая —
 годилась только для стихосложения.
Беатриче была для него свидетельством того, что Небо иногда
присылает на землю ангела.
Петрарка встретит в апреле 1327 года Лауру де Нов,
ему был 22- но они не были знакомы .
 С той встречи большая часть творчества Петрарки
была посвящена златокудрой красотке
Он  избрал Её своей Прекрасной Дамой и наделил всевозможными достоинствами.
 Сама Лаура,даже и не знала о том, что стала источником вдохновения для поэта. У неё была своя земная жизнь, далекая от описанной в стихах Петрарки.
Сервантес, будучи  рабом на галерах, в плену в темнице, раненный
в руку  создал гимн светлому рыцарству Донкихота и Дульцинею,
 но только Блок сумел соединить в реальности Земное и Божественное,
и познать трагедию этого опыта.
 Стихи Блока, посвящённые молодой неприкосновенной  жене:

Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье... ( угу, Я любил раньше девушку в белом,

а теперь я люблю в голубом... С.Е).
.

"Отвергнута, не будучи еще женой…" - напишет потом Любовь Дмитриевна в своих
 воспоминаниях:

"В один из таких вечеров неожиданно для Саши и со "злым умыслом"
 моим произошло то, что должно было произойти.
   
"С тех пор установились редкие, краткие, по-мужски эгоистические встречи", -
    
А в доме  по-прежнему много гостей:
 
Соловьев, Андрей Белый.
Дружба Блока и Белого имела мистический характер.

"Мы встретились письмами, — вспоминал Белый, —
я написал Блоку, не будучи с ним знаком;
 и на другой день получил от него письмо;
 оказывается, он в тот же день почувствовал желание мне написать…

 С тех пор они – «братья» и   практически не расстаются.
Блок в среде   своих друзей и знакомых  уже признан «великим поэтом».
 Любовь Дмитриевна очаровала всех.
    Андрей Белый дарит ей розы, Соловьев – лилии.
 Они видят в Блоке своего пророка, а в его жене – воплощение Вечной Женственности.
Они  преследуют Любовь Дмитриевну своим поклонением.
Это длилось до тех пор пока к Менделеевой не возник роман
 с другом Блока, Андреем Белым:

Стоял я дураком в венце своем огнистом,
 в хитоне золотом, скрепленном аметистом —
один, один, как столб, в пустынях удаленных, —
и ждал народных толп коленопреклоненных…

Любовный треугольник Блок — Менделеева — Белый
 связан с пьесой Блока, опять же роза "Роза и Крест"

Помните "поэму 12"

В белом венчике из Роз
Впереди Иисус Христос 

Всюду розы...

Не корзины цветов, а целые "бугаевские леса" (Имя Андрея Белого - Борис
Бугаев) каждое утро появлялись в гостиной четы Блок-Менделеева.
Следом и приходил сам Белый, садился к роялю, играл в честь Любочки,
 кружил голову...
А Блок  проводил время – в ресторанах, в театрах, в обществе актрис и дам полусвета.
 Чувствуя  себя  покинутой, она писала:

"В сумбуре я даже раз поехала к нему. ( Белый)
 Играя с огнем, уже позволила вынуть тяжелые черепаховые гребни и…
волосы уже упали золотым плащом…
Но тут какое-то неловкое… движение (Боря был немногим опытнее меня)
 — отрезвило…
и уже я бегу по лестнице, начиная понимать, что не так должна найти
 я выход из созданной путаницы".

После этого случая она не позволила Белому приезжать к ним,
 но отправляла ему  письма:

"Люблю Сашу… Не знаю, люблю ли тебя… Милый, что это?
Знаешь ли ты, что я тебя люблю, и буду любить?
 Целую тебя. Твоя".
   
Они решили рассказать о своих отношениях Блоку.
 Об этом Андрей Белый писал:

 И мы пришли с нею к Саше в кабинет… Его глаза просили:
"Не надо".
Но я безжалостно:
 - Нам надо с тобой поговорить.
 И он, кривя губы от боли, улыбаясь сквозь боль, тихо:
 "Что же? Я рад".
 
И… по-детски смотрел на меня голубыми, чудными глазами….
 Я все ему сказал. Как обвинитель…
Я был готов принять удар… Нападай!..
 Но он молчал…  И… еще тише, чем раньше… повторил:
 "Что ж… Я рад…".
 Люба крикнула:
 - Саша, да неужели же?
 Но он ничего не ответил.
 И мы с ней оба, молча, вышли…
 Она заплакала. И я заплакал с ней…
А он… Такое величие, такое мужество!
 И как он был прекрасен в ту минуту"…

В эти дни Блок пишет стихи:

Зимний ветер играет терновником,
Задувает в окне свечу.
Ты ушла на свиданье с любовником.
Я один. Я прощу. Я молчу.
(...)
Всё, что в сердце твоем туманится,
Станет ясно в моей тишине.
И, когда он с тобой расстанется,
Ты признаешься только мне.

 Решение с кем остаться Блок  предоставил  жене.
 Белый пишет Блоку письма, умоляет  отпустить Любовь Дмитриевну к нему,
Блок его писем даже не вскрывает.
Он приезжают к Белому в Москву – в ресторане "Прага" происходит тяжелый разговор.
Друг Белого, поэт и критик Эллис (Лев Кобылинский), подбил
 его вызвать Блока на дуэль.
 
 Любовь Дмитриевна решительно пресекла этот вызов.
 Она с Блоком из Шахматова переезжает в Петербург, Белый следует за ними.
Они трое решают, в течение года не встречаться в тот же день Белый уезжает в Москву,  затем – в Мюнхен.
     В следующий раз как бы втроем они встретятся... – на похоронах Блока.


В Первую мировую войну Любочка была сестрой милосердия.
А в 20 тые годы  выступала с чтением поэмы Блока
 «Двенадцать» в театре перед рабочими и красноармейцами.

Блок писал жене:

Ты всегда мечтала, что, сгорая,
Догорим мы вместе — ты и я,
Что дано, в объятьях умирая,
Увидать блаженные края…
 
Что же делать, если обманула
Та мечта, как всякая мечта,
И что жизнь безжалостно стегнула
Грубою веревкою кнута?
 
Не до нас ей, жизни торопливой,
И мечта права, что нам лгала. —
Все-таки когда-нибудь счастливой
Разве ты со мною не была?
 
Эта прядь — такая золотая
Разве не от старого огня? —
Страстная, безбожная, пустая,
Незабвенная — прости меня!

Ее письма к нему:

12 ноября 1902. Петербург

Мой дорогой, отчего ты не написал мне сегодня?
 Ведь это же ужасно — не видеть тебя, знать, что ты болен,
не получать от тебя ничего!
 Нет, милый, пиши мне каждый день, а то я измучаюсь, я места не могу найти сегодня от тоски, так трудно отгонять всякие ужасы, которые приходят в голову… Но ведь ничего ужасного нет? Тебе не хуже? Что с тобой?
Долго мы еще не увидимся?
Боже мой, как это тяжело, грустно!
 Я не в состоянии что-нибудь делать, все думаю, думаю без конца, о тебе, все перечитываю твое письмо, твои стихи, я вся окружена ими,
 они мне поют про твою любовь,
 про тебя — и мне так хорошо, я так счастлива,
 так верю в тебя… только бы не эта неизвестность.
Ради Бога, пиши мне про себя, про свою любовь,
 не давай мне и возможности сомнения, опасения!
Выздоравливай скорей, мой дорогой! Когда-то мы увидимся?
Люблю тебя!
.

20 ноября 1902. Петербург.
Твои письма кружат мне голову, все мои чувства спутались, выросли;
 рвут душу на части, я не могу писать, я только жду, жду, жду нашей встречи,
мой дорогой, мое счастье, мой бесконечно любимый!
Но надо, надо быть благоразумным, надо довести благоразумие до нелепости,
надо ждать пока ты не будешь совсем здоров, хотя бы недели!
Я не могу себе этого и представить, но я умоляю тебя «быть благоразумным»!
Пиши мне каждый раз о своем здоровье, чтобы я знала — приближается ли день нашей встречи.
В эти два праздника пиши мне домой, когда я дома — письма дают прямо мне.
До свиданья, милый, дорогой!

.

В письме от 20 ноября Блок жене :

«У меня нет холодных слов в сердце.
 Если они на бумаге, это ужаснее всего.
У меня громадное, раздуваемое пламя в душе, я дышу и живу Тобой, Солнце моего Мира. Мне невозможно сказать всего, но Ты поймешь.
Ты поняла и понимаешь, чем я живу, для чего я живу, откуда моя жизнь. Если бы теперь этого не было, — меня бы не было.
 Если этого не будет — меня не будет. Глаза мои ослеплены Тобой, сердце так наполнено и так смеется, что страшно, и больно, и таинственно, и недалеко до слез.
 <…> Будет говорить страсть, не будет преград.
 Вели — и я выдумаю скалу, чтобы броситься с нее в пропасть.
Вели — и я убью первого и второго и тысячного человека из толпы и не из толпы. Вся жизнь в одних твоих глазах, в одном движении"
.

15 декабря 1902. Петербург

Нет, мой дорогой, я не буду больше ходить в нашу комнату без тебя
, верю, так лучше, если ты этого хочешь2.
Пиши мне на Курсы. За меня не бойся совсем;
нехорошо это, я знаю, но я теперь отношусь тупо и равнодушно ко всему чуждому,
 а тем более враждебному нашей любви;
 все как-то проходит мимо, совершенно не затрагивая меня, точно его и нет совсем.
Чтобы разговаривать с кем-нибудь, мне нужно все время держать себя в руках, напрягать внимание, (...)
В голове все время вертятся твои слова, стихи, фразы из твоих писем...
 Ну, да я не могу все это рассказать, ты сам понимаешь,
 чем я живу теперь и что для меня все остальное.
 Твое письмо искренно и такое, которое я больше всего люблю — ты пишешь, что пишется, что приходит в голову;(..)
Пришли мне твои стихи, мой дорогой, на Курсы завтра.
... развлечения, театр, совсем не развлекают, не помогают проходить времени, а только досадно мешают думать о тебе.
 
Блок Любе:

«Прости меня, мне каждый день прибавляет знания о Твоем Совершенстве.
 Тут уж не о «небесном» даже я говорю.
Это все — после, теория, не наше настоящее. Настоящее все вокруг Тебя, живой и прекрасной русской девушки.
В Тебе то, что мне необходимо нужно, не дополнение, а вся полнота моя.
 Если Тебя не будет, я совершенно исчезну с лица земли, «исчерпаюсь» в творении и творчестве. Без Тебя я так немыслим, что, я думаю, некоторые просто видят, наконец, что действую не я сам, а что-то внутреннее вдохновляет.
И уж конечно эти не знают, кто это внутреннее, это Ты, и уж конечно я знаю,
 что это — Ты, что весь сложный механизм движется
от Одного Двигателя — Тебя и Тобой.
Тут вся моя цель и вся загадка и разгадка, «узел бытия», корни и цветы.
 Опять отвлеченно»
.

Она  стала актрисой театра Мейерхольда,  позднее возник
роман с актером Давидовским.
Менделеева оказалась в положении, страшно боялась родов, помнила
с детства как кричала от боли мать, ее родители к
этому времени ушли из жизни.
Она закрылась в доме одна. Блок сказал, что примет это
дитя, как свое и остался с женой.
Роды были мучительны, она страдала несколько суток,
молила о смерти. Родился мальчик, прожил одну неделю
и умер.
После смерти ребёнка   жизнь  превратилась в ад, в отчаянье
и  расплату за сломанную семью.

Они сохранили свободные отношения, но остались духовно
 преданы друг другу. Она ушла на фронт.
 Он "страшно тосковал по Любе"
Спустя время, узнав о том, что Блок с матерью попали в
страшную нужду, что он болеет Любовь Дмитриевна, оставила службу
медсестры на фронте,
приехала к ним и  заботилась о муже и его матери, взвалив
на себя все тяготы.
Она достала для Блока разрешение на лечение заграницей,
сделала ему паспорт, но не успела... он умер.

Перед смертью Блок попросил мать и жену встать по обе
 стороны его постели и держа их за руки перестал дышать.
Больше его мать и жена не расставались.
 Любовь Дмитриевна пережила мужа на 18 лет,
 написала книгу "Быль, и небылицы о Блоке и о себе".
Все эти годы она занималась его архивами,  изданиями
сборников, жила им и умерла с его именем  на устах.