Климент VII

1

Война идет опять со стороны
стран северных, холодных, диких, чуждых
всему, чем мы живем.
                Простая вера
тем хороша, что немногоречива,
в ней ложь не на виду. В таких соблазнах
и здесь кружились головы, и здесь
избавиться от лишнего пытались,
отбросить груз – отбросив, воспарить,
вернуться к небывалому, святому.
Но это грех, и Мастер Упрощений
на этом ловит. Будет нам еще
о что преткнуться, где замедлить шаг,
где вспять поворотить, где встать столбом,
пройти пытаясь в тесные врата.

2

Благослови, Господь, тяжолый труд
стяжания, благослови Господь
заботы дня сегодняшнего, иго
забот дальнейших, завтрашних. Не зря,
ты видишь, мы старались: этот камень
началом был, и трудники твои
не покладали рук, не побоялись,
величьем замысла потрясены,
за дело взяться. И не впопыхах –
обдуманно, уверенно, спокойно.
Безумство мудрых пред лицом Твоим.

3

Все меньше слов, ложь облетает, как
по осени листва с деревьев хмурых, –
прозрачный лес спокоен, прям, открыт
на все четыре стороны. Борей
гуляет как хозяин, ночь тиха,
ни шороха, ни гула, только воздух
неслышный, свежий движется, и холод
крепчает – это космос дышит так,
светло, бесчеловечно.
                Что ты есть,
что ты такое, истина? Не только ж
прямая правда – кое-что еще,
о чем мы говорили и молчали,
что мы предполагали, знали что,
что нас согреет в зябком мире бед,
оденет что нас в белые одежды.

4

Аз многогрешен. Зная эту землю,
Ты мне простишь пути мои. Я сам
прощал других таких же: кто не все,
что можно было, отдал Князю мира
сего, кто помнил что-то сверх простого
существованья – сна, еды, питья,
кто сохранил, не вывел отпечаток
души бессмертной, робкой, бывшей здесь.
 
Зря говорят, что строг Ты: знаешь сам,
как судят строго, как найдут вины
на всякого, как это – умереть,
как это – знать бессилие свое,
им захлебнуться в страшный час последний.

5

Пора домой, к развалинам, во тьму
кромешную – а дом пустым не будет,
все кто-нибудь живет, огонь разводит,
детей растит. Каких еще нам бед
судил Господь – всё можно пережить:
не знаем сами, сколько наших сил
и сколько бед мы выдержим, не знаем,
как велика надежда, как легко
обманчивою сердце успокоить,
чтоб вдруг увидеть – нет, не обманула.

Смерть не страшна такое пережившим.
Да что она? Всего лишь легкий сон –
как не было пройдет, исчезнет в небе.

6

Наследуя великим, умным, злым,
я слаб и ненадежен, все мои
коварство, хитрость – все, как легкий дым,
рассеялись по ветру; и кого
я думал обмануть в треклятом мире,
где каждый – воин, пастырь и политик?

Простое дело – дело общей веры –
обрек на гибель сам: рука моя
меч не держала, крови не лила,
не тот им нужен вождь, им нужен лев
и нужен лис – я человек, меня
сомнут и проклянут, удачи нет
таким, как я, в любые времена.

7

Свои грехи я знаю и грехи
предшественников. Я подозреваю
наследников ближайших в худшем, дальних –
в еще чернейшем. Это изменить
не в силах – значит, надо так, такая
судьба нам всем.
                Кто знает, тот молчит,
не углубляя, не усугубляя.

Какая прямота здесь может быть
в изгибах лабиринта, правота
какая в этом мире?
                Много Враг
подсказывает.
                Умножаем зло,
озвучивая или отражая.

8

Есть место человеку, дело есть
по силам, за него и спросят после:
за камень, краску, слово.
                Смерть близка,
не отвлекайся: все это искусство
и есть твоя молитва – лучше, чем
от тех несчастных, слышимая, кто
душою прост, кто не умеет, кто
в туманных далях путается мыслью
испуганной.
                За эту красоту
прощается нам многое, почти что
вся наша жизнь безумная, вся смерть
глухая, нераскаянная.
                Вот
творенье наше светлое, живое.

9

Для всех: для наших, для не наших – стал
я неудобен. Надо уходить.
Все было сведено к единой цели,
задействовано – прахом все пошло:
захвачен город, вера отступила
с пространства полумира, тьма горька,
и римской церкви попраны права;
империя сама себя погубит –
кончается старинная вражда
разгромом обоюдным.
                Чем ты станешь,
Рим побежденный? – Римом победившим.
И, как ни странно, эта мысль жива,
сквозь всё пройдя. Что значит наша смерть,
так скорая, тяжолая, для этих
неистребимых, долгих, трудных дел?

10

Плохие времена: все с мест сошло,
все сдвинулось, ни в чем уже нет меры,
и дышим тяжело, и верим трудно,
с каким-то напряженным изуверством, –
почти не верим, раз нужны такие
усилия, упорство, изощренность.

А что там будет за порогом смерти,
никто не знает; а верней всего –
не будет ничего, и, может, это
и к лучшему по нашим-то делам.

11

За дело взявшись, поздно отступать,
рассчитывать, выгадывать – нам надо
бесстыдно править, без оглядки на
потомков, современников, врагов,
друзей, какие есть: так велика
задача.
              Не дается малодушным
победа в сих сомнительных делах.

12

Мы под защитой Ангела. Вокруг
сплошная смерть – проиграна война
и нами, кто в плену, в осаде, умер,
и теми, кто пришел сюда с оружьем.

Какая вера верная, какая
политика такое оправдает?
Сюда нельзя вот так победно: Рим
не просто город, мастерства осады
от приступивших требующий. Дом
для всех для нас, и правых и неправых,
здесь все свои – есть общий враг. Еще
одумаются, будет еще время
совместных дел в пределах Pax Romana.