Всё, как и ныне!

                Им такая выпала эпоха…

     Сто лет назад всё так же, как и ныне –
Поэтов славят, только одно но:
Их голос – и у нас, и на чужбине –
Глас Бога, вопиющего в пустыне,
Такой вот заковыристый бином!

     Нет на поэтов, мать твою, Ньютонов,
И схлынувших веков обшарпалась палитра,
Не отличишь Катулла от Катона
Без Википедии и без поллитры.

     Затянуты узлы, порваны связи,
С низами перепутались верхи.
Небесной канцелярии архив
Забит макулатурой под завязку!

     Тому везёт, кто был при жизни классик,
Но удальцов таких не пруд пруди!
Живой поэт своих стихов не красит,
Когда умрёшь, тогда и приходи!
 
     Всё так, дружище, и нельзя иначе,
Не зря заметил питерский чудак:
Кто с пирогом скворцом по веткам скачем,
Но нам с тобой, дружок, нельзя никак!

     И окончанья звонкие, глухие               
На небе подмахнут за будь здоров!      
Тем, кто не мог писать стихи плохие –
Кому – петля, кому – расстрельный ров.

     А те, которых вынесла кривая,
Хлебнули, как положено, до дна,
Но не роптали, ясно понимая –
Пила из той же чаши вся страна.

     Одни спасенье находили в водке,
Не нам судить – на то есть Божий суд.
Другие уходили в переводы,
Но всех скостил инфаркт или инсульт.

     Но все они – и те, кто постарели,
И кто успел пропеть едва-едва –
Такие выводить умели трели,
Что просто кругом ходит голова!

     Сквозь лай собак и орудийный грохот,
В Сибири или на передовой,
Звенела их поэзией эпоха,
Эпоха напряженьем в тыщи вольт.

     Она перемолола, словно жернов,
Людских судеб без счёта, без числа.
Эпоха приносила жизни в жертву
С бездушной методичностью, без зла.

     На том помоле замешали кашу,
Плеснув кровушки спелой от души.
Хлебнули мы, и внукам хватит даже –
Уж больно кашевары хороши!

     Мы их с тобой об этом не просили,
Но глупо кости ворошить в гробах…
Поэты – дети страшных дней России,
Вы – наша боль, любовь, тоска, судьба!