Начало войны

Война идет уже несколько дней. Отец с передовой приходил несколько раз домой (до границы с финнами несколько километров). Из Финляндии (местечко Юстила) в Выборг нас вывозят на полуторке, набитой женами и детьми командиров. Из вещей разрешили маме взять только один чемодан и швейную ручную машинку. Поездом до Ленинграда и далее – Синявино, где когда-то было наше жилье.
Если бы люди знали, что через два месяца немцы будут у Ленинграда, то, конечно, не было смысла оседать в Синявино, а драпать надо было далее. Правда, куда  бы это нам удирать, вряд ли кто-то соображал.
Когда настал конец августа, местные власти Синявино спохватились и организовали вывоз женщин и детей по каким-то ими разработанным маршрутам. Организованным табором семьи везли на волокушах за гусеничными тракторами до  пристани  Старая Ладога. Несколько хмурых, почти осенних дней и ночей, мы со скоростью пешехода проезжали какие-то пункты. Слышались разговоры женщин об ужасно разбомбленных на Волхове  немецкими летчиками баржах и пароходах с женщинами и детьми. Все наше имущество   и в этом случае состояло из не очень большого чемодана и ручной швейной машинки Подольского завода. Чемодан наш однажды с волокуши свалился прямо под гусеницу следующего трактора в колонне. Тракторист не заметил это, наехал на чемодан так, что не раздавленным остался  только один угол чемодана. В этом углу лежал большой красный будильник с блестящей металлической погремушкой наверху, и он оказался цел. Мы были рады, все-таки это были единственные часы в нашей семье.
В погожий сентябрьский день, когда наш караван из двух трех десятков волокуш тащился где-то в районе ж.д. станции Мга, над нами очень низко и медленно стал летать немецкий самолет, наверное, разведчик. Пилот в коричневом кожаном шлеме выглядывал вниз за край кабины и смотрел на нас. Потом улетел, не стреляя. Зато в Старой Ладоге нас, уже без тракторов, просто пешеходов, беспощадно поливали из пулеметов два немецких истребителя горчичного цвета с черными крестами, обведенными белой окантовкой, на крыльях. Помню, как они внезапно появились и затем несколько раз выныривали из-за белых облачков на  голубом сентябрьском небе. Пули стучали по каменным старинным плитам тротуаров и булыжной  мостовой Старой Ладоги. Люди бежали в здание деревянного клуба и прятались от пуль на сцене, тесно прижавшись друг к другу от тесноты, в то время как весь зал был пуст. Потом вдруг наступила тишина. Люди, постояв еще на сцене, потихоньку начали выходить на свет.
Иногда откуда-то выбегал на середину улицы мужичок в зеленых галифе, выносил специальное устройство, называвшееся «сирена», диск с рукояткой, приделанный к какому-то шесту Мужик  упирал шест в землю и начинал крутить ручку сирены. Раздавался звук, казавшийся мне тогда отвратительным и страшным. Звук этот в те дни можно было слышать по нескольку раз в день и в разных местах.
Потом была ночная тревога на пристани, налет немецких самолетов, медленно спускающаяся осветительная бомба над  напуганными людьми, вой сирен, медленное вращение ушастых домиков, называвшихся звукоулавливателями, крики обезумевшей старухи в канаве, скрещивание и беганье лучей прожекторов по небу, серебристые крестики на фоне черного неба – попавшие в лучи прожекторов немецкие бомбардировщики. Всё было нереально и замедленно.
Надо сказать, что я не помню ни одного разрыва бомб. Может быть, был только общий страх и шум, а самолеты отогнали?
Перед налетом брат Женя, а ему уже было почти пять лет, обиделся сильно на маму за что-то. Ребенок несколько замкнутый и молчаливый, он где-то спрятался, пропал в суматохе. Когда налет закончился, и все вставали с земли и оглядывались, мама обнаружила, что Женьки нет. Представляю ее состояние. Мы ходили кругом и громко кричали, он не отзывался. Искали долго. Нашли его, тихо и молча стоявшим между штабелями черных железнодорожных шпал, высокими рядами черневших на задворках пристани. Он не плакал. Он был обижен.
О том, что значит во время войны женщине с тремя малыми детьми, старухой и швейной машинкой целый месяц кочевать в теплушках от одной погрузки до следующей, долго писать. Дни ожиданий состава, холодные теплушки, бескормица, нервы и физические перегрузки, борьба за место в поездах, за место в теплушке. Кипяток из крана на станции – благо,   спасибо властям. Властям вообще спасибо: ведь не оставили в этой суматохе немцам на съедение мирное население какого-то заштатного поселка Синявино! А таких поселков тьма.