Смерть Гитлера

История СССР. Том 2. 1941-1945 гг.

ГЛАВА 53. СМЕРТЬ ГИТЛЕРА

Крах виден уже всем,
и, понимая это, Геринг, Гиммлер
решают, что пора за всех
решать вопрос о мире. Тех
обуял животный страх,
что шкуры их подвесят заживо,
когда войдут советские в Берлин,
и дух отмщенья будет в них един.

И потому за спиной Гитлера
те начинают ход переговоров,
чтобы задать тон главных разговоров,
что Рейх с союзниками связан с ним -
с переговорным миром, что творим
был в воздухе союзников. Один
остался Гитлер в своей стали,
что въехал в новый бункер, не достали
его здесь бомбы, бункер был
на 8 метров глубже и над ним -
восьмиметровый слой бетона,
здесь Гитлер был неуязвим.

И всё ж остался он один,
все разбежались, тогда с ним
в тот бункер въехала лишь Магда Геббельс
с семьёй, решила - будет с ним
она до самого конца,
так предана была ему тогда,
что даже всех детей назвала
с той буквы, что и Гитлера звала.

Но Гитлер понимал, что он один,
что разбежались даже близкие
соратники, что были с ним,
когда машиной он крушил
народы мира, был непобедим.

Ну, а теперь все шавки Тьмы
сбежали с поля боя, ведь они
не ведают о слове "чести",
а только - зле, убийстве, мести,
а тут пришла пора бежать,
успеть бы хвост к себе прижать.

Официально Гитлер объявил,
что Борман есть его преемник
на случай смерти, но обменник
не равнозначен был. Сглупил
Адольф, когда так думал,
что Борман будет только с ним.

Никто не властен перед зовом страха,
глаза его так велики,
что превзошли глаза той Тьмы,
что их вела в боях войны.

Теперь они ведь не сильны
и, как шакалы, заскулили,
и вожака не защитили,
сбежав подальше от войны.

А что же происходит? Где они?
Те генералы Фюрера, что были
его успехами опьянены
в кровавом поприще войны?

Трусливы были все они.
Я покажу вам на примере,
где Геринг с Борманом хотели
свернуть ответственность страны.

Геринг, боясь, что Борман перехватит
весь ход переговоров и, увы,
возглавит всё после войны,
решает сам подстраховаться,
чтоб не остаться без сумы.

Он телеграмму посылает Гитлеру,
в которой просит руководство
свободы действий как внутри страны,
так и за рубежом. Увы,
Борман схватил ту телеграмму
и Гитлеру сказал, что драму
не стоит создавать, когда Берлин
ещё немецкий. Он один
решил, что Геринга "сольёт",
а сам всю власть тогда возьмёт.

Те пауки, что передрались в банке,
уже приблизились к той планке,
где каждый стал там уязвим,
ведь страх витал теперь над ним.

Теперь не Тьма питалась им,
а одного и за другим
ел страх всех тех, кто был непобедим.
И потому Адольф остался там один.

30–е апреля, год сорок пятый,
Берлин, Рейхстаг, бункер треклятый,
как надоел он, всё обрыдло,
а потому, что было видно,
что русские взяли Берлин.
Не видел только он один
что на верху происходило,
под ложечкой давно заныло,
ведь Гитлер был всегда один,
и Ева Браун – лишь прикрытие
того, что называлось зло,
оно всегда–всегда одно,
и, если даже рядом есть служители,
то – не приятно для него,
само собою разумеется,
что служат те лишь для него.

А он хотел лишь одного –
чтобы уйти достойно от всего,
он понимал, что проиграл,
он понимал, что красных вал
сметёт его, сметёт Берлин,
и потому выход один –
он должен принять этот яд,
и пусть потом лишь говорят,
и что хотят, то и творят…

И вдруг, как обухом по голове –
этого мало, надо, чтоб извне
кто–то из преданных ему служителей,
сжёг его тело в темноте,
чтоб не досталось тело никому,
чтоб не глумились, чтоб потом ему,
не выставляться напоказ в Москве,
как в клетке, обозрению извне,
как Ленин в мавзолее тот лежит,
и иногда руками шевелит.

Он не хотел, чтобы его энергию
использовали после его смерти,
хотел уйти в Высь он безсмертным,
ему такое не прельстит.
Нет, Гитлер не хотел такого краха,
он приказал, чтоб даже праха
кусочка не досталось им,
тем красным, что возьмут Берлин.

Он посмотрел на цианид,
вдруг вспомнил, как был знаменит,
как упивался он народом,
и как играл людским он родом,
и удовлетворился, посему
хоть он и проиграл войну,
но был спокоен и холоден.

Он степенно вошел в зал заседаний,
простился с приближёнными за руку,
зашёл за Евой Браун, чтобы муку
та не испытывала там одна,
и вместе с нею он ушёл тогда
в отдельный кабинет. Она
яд первой приняла.
Гитлер, увидев, что она мертва,
взял ампулу и пистолет,
одновременно руку поднеся
к виску, яд раскусил и выстрелил,
чтоб уж совсем наверняка
его мозги бы не достались русским,
которые войдут сюда.

Таким же образом тогда же умерла
вся многочисленная семья
Йозефа Геббельса и Магды Геббельс,
их шестерых детей они
убили тем же самым ядом,
и сами приняли тот яд тогда.

Останки Гитлера и Евы Браун,
облив бензином, подожгли
у входа в бункер, где тогда же,
спустя 5 дней от того дня,
их те солдаты русские нашли.
Тела на экспертизу повезли,
и стоматолога нашли,
что ставил Гитлеру коронки,
и подтвердилось точно – то они.

Так сгинул в полное небытиё
тот человек, творящий зло,
не человек, он не достоин,
чтоб называли так его.

Здесь было много толков, что его
там не сожгли, что не его,
что жил он будто в Аргентине
до старости – не верьте во всё то.

Тогда, в апреле сорок пятого,
то самое тридцатое число –
точно такое же, что и в былом том тридцать третьем,
когда взошёл в Германии он «на престол»,
замкнуло круг это число,
и заперло в нём это зло!

Второй зверь сам, увы, вернулся
в свою погибель, корень зла
сглотнула Матушка-Земля,
поморщившись, переварила
и удалила с поля дня.

Спираль истории замкнулась,
повержено слепое зло,
глаза раскрылись, и проснулось
то поколение. Оно
давало клятву там, что больше
уж не допустит это зло.