Сумерки в серое ливнем окрашены...

Сумерки в серое ливнем окрашены.
Сорваны маски.
Лампы - погашены.
Плечи поникли.
Все отвернулись.
Нынче со смертью не разминулись.
Пьеса с печальной концовкой отыграна.
Сказки не будет.
Битва проиграна.
Руки хирурга виснут устало.
Вечером этим девчонки не стало.
Слякоть в душе.
Непролазная слякоть...
Нас ведь учили спасать, а не плакать.
Как же держаться?
Как же смириться?
Это сердечко раздумало биться.
Та, что любила, смеялась и пела
Нынче под страшным названием "тело".
Душу в одеждах светлых и чистых
Тихо уносит ангел лучистый.
Мы остаёмся.
Разорваны в клочья
Этой безумной больничною ночью.
Мы среди крови, марли и ваты,
Невиноватые, как виноваты.
Кто-то не верит, кто-то не знает
Белый халат, он как саван бывает.
И в оперблоке ночами шальными
Мы умираем вместе с больными.
Это так больно. Это так сложно.
К смерти привыкнуть никак невозможно.
Рвёмся на части. Душой угасаем.
Но со спасёнными мы воскресаем.
И среди блеска холодной стали
Делаем всё, чтобы люди встали.
Чтобы мечтали. Счастливы были.
Чтобы любили. И чтобы жили.
А санитарочка, женщина старая,
Гладит хирургу руки усталые,
И, одеяло накинув на плечи,
Чаем горячим душеньку лечит.
Шепчет на ухо великую милость:
"Я за неё, сынок, помолилась".
И, как последний воин на битве,
Тихо склоняется в скорбной молитве...