Реквием

                Твой дух со мной. Я - он...

Отец, эти строки я посвящаю тебе.
Мысленно прокручиваю сюжеты моей прошлой жизни, и понимаю, что нет ни одного из них, в котором не было бы тебя.
Эти осколочные воспоминания, которые, может быть, никому не интересны, но очень дороги и близки моему сердцу, ничем не испепелить…

И тише боль, и реже стала плакать,
Но через годы убеждаюсь я:
Мне всё сильнее не хватает папы,
Ушедшего за грани бытия.

И добрую улыбку, взгляд степенный,
И голос строгий, мужественный стан…
Во всём я вижу образ неизменный,
Охотно веря в свой самообман.

Вот легкокрылой бабочки движенье,
Ее пространственные виражи…
Ну, разве это не души паренье?
Перерождённой – папиной – души!

А вот в окне играет лучик света,
То спрячется, скользнёт ли не спеша…
И это, без сомнения, приветы
Передаёт мне папина душа…

***
Помню тебя в офицерской форме. Широкий кожаный ремень подпоясывает плотный китель, подчёркивает твой крепкий стан. Брюки-галифе, как и рубаха, цвета хаки и высокие хромовые сапоги кажутся мне невероятно огромными…
Мне года четыре, и твоя мужественная фигура, высокий рост заставляют меня содрогаться и испытывать перед тобой необъяснимый детским сознанием страх – как я теперь понимаю, уважение. Шагнув в зал, не сняв хромочи, ты просишь маму что-то тебе подать. Потом спешно разворачиваешься и уходишь. На службе ты проводил бОльшую часть времени. 
Когда выдавался выходной, мы семьёй выезжали в хвойный лес (Белоруссия славится могучими ельниками и сосновыми борами). «Пусть дети дышат чистым воздухом. Здоровее будут», – говорил ты. Всё – для нас.
 Память хранит махровый золотисто-белый песок, громадные ели, затеняющие своими развесистыми лапами лесную дорожку, и овражки, выстланные коврами из цветов… Цветы – повсюду: в сочно-зелёной траве, среди пней, на пригорках. Не знаю, какие это были цветы, но они – нежные, воздушные, похожие на голубые подснежники, – настолько глубоко запали в мою детскую душу, что их красота остаётся в ней и поныне.
Я срываю один цветок, второй…и капли росы, искрящейся на солнце и ещё не успевшей испариться, омывают мою ладошку. Я смеюсь, а ты смотришь на меня строгим, но добрым взглядом. И вот уже улыбаешься сам.

Сердце бедное в клетку загнано,
И кричит душа о былом.
Не вернуть вовек мне отрадного! –
Поделом тебе, поделом.

По полям и лугам расстилается
Изумрудный бархат травы,
И опять в вышине претворяется
В серый пепел край синевы.

То ли ветры стонут могучие
Иль дубы вековые скрипят,
Да над заводью ивы плакучие
О беде всё моей говорят.

Унесите её, птицы вольные,
Растопчите, кони игривые,
Чтоб отныне не было больно мне,
Чтобы стала немного счастливее.

***
Пока вы с мамой разводите костёр, мы с братом строим шалаш. Я собираю ветки, а Олег старательно укладывает их одна на другую, подпирая палками и скрепляя прутиками. Ветка на ветку, лапа на лапу – и еловый «домик» готов. Внутри – полумрак, но – главное – уют! А потом мы все вместе закапываем глубоко в песок бутылку из-под шампанского, предварительно вложив в неё записку. Что написали? – не знаю. Но мне забавно и интересно её раскапывать каждый раз, когда мы приезжаем на «наше» место.
Цела! – значит, никто не нашёл…Значит, можно будет раскопать её и через много лет… Наверняка она покоится там до сих пор – в песке, среди высоких деревьев… Но мы больше не возвращаемся…
А потом ты нёс меня, укрыв полотенцем, на своих могучих плечах через узкую речушку. В Новозаслоново (Витебская область) много рек, озёр, и большинство из них мелководные. Я смотрю, словно с большой горы, на тёмную водную гладь и заросли высокой травы, колышущейся на ветру и склоняющейся к воде. И мне не страшно. Я – под надёжной защитой.

…На могучих отцовских плечах – высоко
я сижу и смотрю далеко-далеко, да-ле-ко,
в то, что будет…когда-нибудь…поздно иль рано.
Но не вижу пока ничего
из-за дымки тяжёлой тумана.

И я верю, что там, впереди – неподвижная вечность,
многоточие жизни, наброски счастливой судьбы…
и все наши слова и дела – бесконечность
в макрокосмосе тайн Бытия. Но – увы!..

За туманом – иная реальность, и грёзам
там не место…

***
…Тёплым летним днём мы с тобой отправляемся на прогулку на велосипеде. Полигон – наше любимое место для досуга. Ты легко крутишь педали, а я сижу на раме, которая вражески впивается в мои худенькие бёдра. Но меня это не расстраивает, мне весело вцепиться в руль и представить, что это я управляю тяжёлым транспортом, несясь во весь дух и рассекая свежий воздух. Мимо проносятся мрачные ели, выстроившиеся беспорядочными рядами вдоль дороги. Лес заканчивается, и перед нами вырастает железная преграда, за которой находится наблюдательный пункт. Тебя легко пропускают – ты же военный!
До самого горизонта распласталось поле для боевых учений. В начале полигона на определённом друг от друга расстоянии стоят несколько бездействующих танков и вертолётов.  Помню, как мы с братом не раз покоряли железные громадины, по гусеницам взбирались наверх, открывали люки и заглядывали вовнутрь. Как же там темно и неуютно! Бррр! Неприятное впечатление производили на меня танки, заставляя испытывать страх и опасность. Ты же хотел приучить нас к боевой технике, а потом уже и к оружию. Терпеливо водил нас то к одному агрегату, то к другому, рассказывая, что представляет из себя каждый. Я мало что понимала. Брату же, который почти на девять лет меня старше и уже имел кое-какой в том толк, напротив, нравилось, и он с незавидным интересом погружался в кабины вертолётов, вращая штурвал и воображая себя пилотом.
…Помню, как мы, возвращаясь с прогулки, должны были миновать дорожный спуск. Наверняка он был небольшой, но тогда он показался мне настолько крутым и длинным, что я испугалась ехать дальше. «Пешком!» – заныла я. Ты же в ответ улыбнулся: «Посмотри! Мальчик с папой едет и не боится!» Я смотрю на дяденьку, который на раме везёт мальчишку, возрастом, как я, а может, чуть старше, и лихо спускается с ним с «горы». Эта картина меня впечатлила, но страху не убавила. Я же – девочка! «Пешком, так пешком,» – вздыхаешь ты и больше не пытаешься меня уговорить.

Пролетают дни без тебя,
Словно стрелы в немой пустоте.
Души ранят, сердца теребят…
Пули-дуры в неистовой тьме.

А на сердце и камень, и шип.
Что полгода? – то миг, то века…
И не выровнять жизни изгиб.
Да и вспять не вернётся река.

Может, был ты…А может, и нет…
Будто жили мы в мире другом...
Что полгода? – за энностью лет
Жизнь с тобою покажется сном.

***
Потом была перестройка. Последовала эпоха «нулевых», в один миг разрушившая далеко не самые плохие устои общества, а вместе с ними Армию. На руинах Союза оказалось несметное количество предательств и трагедий в семьях, в том числе офицерских. Двадцать три года безупречной службы – треть жизни! – ты отдал служению Родине. И всего два года тебе не хватило до «выслуги». Но вряд ли тогда кому было до этого дело!
Отец, я очень горжусь тобой! Ты пример честного офицера, грамотного командира и сильного Учителя. Не любил пафоса и лести, но уважал Правду. Был строг без излишнего фанатизма и в то же время лоялен с «солдатиками» (как ты их называл), жалел их, как будто испытывая перед ними вину из-за своего служебного превосходства, и был покоен и горд за то, что во время проводимых тобой боевых учений ни один из них не пострадал. Не хотел и не умел лавировать между вышестоящими должностными лицами во имя похвалы. И этому учил нас с братом.

Когда ты приходишь из грёз отдалённых,
Как ангел, из глубей ночной тишины,
Моих неприкаянных чувств измождённых
Касаешься светом далёкой луны,

Я вдруг оживаю, подобно той лани,
Что ранена смертно коварной стрелой;
Я чувствую вечную связь между нами,
И сквозь череду роковых испытаний
Я вновь обретаю душевный покой.

Кругом тишина, но я голос твой слышу.
Он нежной струной в моём сердце звучит.
И сердце не плачет уже, не болит;
Безропотно бьётся и сладостно дышит.

***
Как часто, переехав на Курщину, ты брал меня с собой в лес, чтобы вместе бежать
по запутанным тропам вдоль зарослей можжевельника и лещины, мимо пьянящих ароматом сосен и дубов! Бежать навстречу Солнцу, стремясь достичь, казалось бы, недостижимое – горизонт, где небо соединяется с землёй, дразня своей свободой и маня в непоколебимую Вечность. Вдыхать влажный аромат лесных трав, наслаждаться медовым запахом ягод и цветов, слушать щебетание птиц, жужжание насекомых… и благодарить Творца за возможность радоваться всему этому! А потом лежать в луговом разнотравье и смотреть в бездонное небо, накрывающее макушки косматых деревьев! Закрывать глаза и слушать, как птичьи переклички и бесконечно разнотонный стрекот постепенно сменяются приглушённым биением сердца. Тук-тук, тук-тук, тук. Тук… И я уже парю в облаках, а подо мною мелькают крошечные домики, бледные полотна лугов, витиеватые полосы дорог. Солнце сильнее припекает, и я чувствую лёгкое жжение на лице и руках – я вижу, как огненный шар становится всё ближе и ярче, превращаясь из жёлто-белого пятна, которое мы привыкли видеть с расстояния земли, в кипящую лаву со множеством дышащих и движущихся слоёв… Я – за гранью реальности.
Лес…лес… Какой же ты могущественный и никому не покорный…Живой! Сколько в тебе тайн и загадок! Но сколько своим чудным молчанием ты можешь поведать человеку, даруя ему благодать и умиротворение!
Именно ты, отец, научил нас с братом боготворить и лелеять природу, с которой человек неразделим на протяжении всей своей многовековой истории. Помню, как ты рассказывал о своей службе в разных уголках Земли. Твоё вдохновенное повествование о бескрайних просторах монгольских степей с их экзотичными сайгаками и джейранами, о красоте легендарного Забайкалья и гористого Ирака с крутыми склонами и пенепленизированной равниной вызывало у меня – ребёнка! – неподдельный интерес…

- Завтра едем на охоту! С ночёвкой! – неожиданно прерываешь ты мой «полёт в космос», и я снова оказываюсь лежащей в гуще слегка выцветшей травы.
О! Как ты любил охоту! Ещё будучи военным, облачившись в армейскую шинель, ты мог сидеть всю ночь у костра, наблюдая за ярко-рыжими языками пламени, пить крепко заваренный зелёный чай и наводить страх на своих сослуживцев историями о голодных волках и прочих хищниках, блуждающих неподалёку от палаточного лагеря. Треск старого ельника, силуэты безобразно раскорячившихся деревьев, уханье и «хохот» филина усиливали напряжение… Это были обыкновенные охотничьи времена в белорусских лесах.

…Ну вот: гранитная плита,
                крест,
                Фотография –
Знакомый взгляд – глаза в глаза
                И...
                эпитафия.

Стою. Молчу. Едва дышу,
              не смею плакать.
 Шепчу, нарушив тишину:
             «Ну, здравствуй, папа».

Как жажду слышать я ответ! –
              Душа не скроет.
Напрасно жду, – ответа нет.
              Лишь ветер воет.

И давят звуки тишины,
               Туманны грёзы…
Кладу на камень в знак любви
               Две красных розы.

А помнишь, папка, как с тобой
                Бродили лесом!
Туман стелился над рекой…
              Мы с интересом

О чём-то спорили тогда…
            О, жизни мудрость! –
Как ты был прав! Как не права
             Былая глупость!

Закат, зарницы, перезвон
            Зарянок где-то...
Крик куропаток, гомон псов
            Уже с рассветом…

Потом учил меня стрелять
          Ты из двустволки,
И всё шутил: «Чу, где-то здесь
           Блуждают волки!»…

… «Самое прекрасное время – раннее утро, когда солнечные лучи едва появляются из-за горизонта и начинают согревать влажную от ночной росы землю», – убеждаюсь я, высвободившись из брезентового укрытия и щурясь от яркости нового дня. И ничуть не жалею о своём первом выезде пусть и не на серьёзную для меня охоту.
Пока мы с мамой разводим тлеющий с вечера костёр, вы с братом возвращаетесь с добычей. Мама остаётся варить суп из лысух, а мы идём с тобой к реке, чтобы искупаться. В такое время вода в ней особенно чистая и…тёплая (август выдался на удивление жарким). Мягкий, продавливающийся песок речного дна вперемежку с мелкими ракушками щекочет мне стопы. Юркие стрекозы скользят по водной глади, размывая отражение дрожащих над нею осин. Ты ныряешь под воду и через секунды выныриваешь на середине реки. «Плыви ко мне!» – зовёшь меня ты. Я плыву сначала «по-лягушачьи», а потом пытаюсь подражать тебе – перехожу на кроль. Но у меня не хватает дыхания, руки и ноги слабеют, и тогда, немного отдышавшись, я перекатываюсь на спину… Назад мы плывём вместе.
Пока в котелке томится варево, распространяя сладко-пряные ароматы вокруг, мы идём по полю вдоль реки, чтобы ты преподал мне урок стрельбы из ружья, как и обещал.
- Не стоит сильно сжимать цевьё и ложе, – спешишь предупредить меня, пока я вскидываю почти неподъёмную двустволку к своему хрупкому плечу. – Из-за перенапряжения ружьё перед выстрелом может дёрнуться. Руки лучше держать расслабленными.
Я неуклюже, но старательно фиксирую приклад вплотную к плечу всей площадью затыльника, подвожу мушку к мишени (в данном случае конкретное место ближе к середине реки) и по твоему совету «мягко и элегантно» нажимаю на спусковой крючок.
- Бааах! – раздаётся громкий выстрел, заглушая мне уши, и приклад мощно и больно ударяет меня в плечо, так что я на шаг отскакиваю назад. Мне лет десять-одиннадцать, но мне ничуть не страшно и даже не волнительно. Хотя весьма неожиданно. В этот момент я вижу, как ты одобрительно киваешь головой, и понимаю, что ты доволен и горд.
Это утро навсегда останется в моей памяти…

Тебя уж с нами нет, родной отец.
Ты спишь во власти грёз в покое вечном.
Отныне путь мой труден бесконечно,
Хоть много рядом близких мне сердец.

Как без твоих советов мне прожить!
Они – как свежесть утра, эхо грома…
Палит и давит горькая истома,
Не позволяя прошлое забыть.

Твой Дух со мной. Я – он, а он есть я.
И я спешу принять твой Свет нетленный.
Однажды преступив за грань Вселенной,

Он для меня стал смыслом Бытия.
Вскипай же, кровь, и плачь, душа моя!
Но береги сей образ вдохновенный.

***
…Папа, как часто ты мне снился после ухода в небытие. И я радовалась этим нереальным встречам с тобой и с нетерпением ждала следующей. Но после каждого сновидения тоска тяжёлым грузом всё сильнее сдавливала моё сердце. Вместе с радостью я испытывала безнадёжность и маленькую смерть.
…Вот: ты ещё с нами. Но я знаю, что остаются считанные минуты до расставания с тобой… А ты живёшь и не уходишь…Мы с тобой не общаемся, отделены друг от друга какой-то безмолвной (как то часто бывает во снах – понимание собеседника на уровне мыслей) энергетической стеной, такой себе иллюзией вечно-настоящего и неколебимого… И у меня появляется смешанное во сне чувство горечи утраты и одновременно надежды и успокоения, что ты остаёшься с нами, пусть даже на невербальном уровне…
«Слава Богу! – думаю я – Ты жив! А я думала, тебя уже нет…» Ты становишься всё ближе и ближе… Протягиваешь мне свою руку. Я протягиваю свою… И мы соприкасаемся ладонями… Какая же она у тебя огромная и горячая! В этот момент меня словно пронзает волна тока, и я, обожжённая чем-то потусторонним и запретным, резко отдёргиваю её.
Просыпаюсь. И через мгновение, когда осознаю реальность, испытываю прежнее и всё то же мучительное чувство тоски и безысходности…
…Где-то читала, что сны – это подсознательный переход в другой, скрытый для нас мир, который не имеет никаких ограничений в отношении времени или пространства, и где мы можем встретиться с друзьями и членами семьи, которых уже нет в живых. Сны…Сны…Теперь они моя отрада. Место наших с тобой встреч…
Я по-прежнему тебя чувствую и знаю, что ты, отец, слышишь меня, даже когда я молчу. Став эфемерной энергией, продолжением существования и началом Жизни Вечной, ты заполнил собой меня, дав мне новые силы и открыв иное, более глубокое, мировосприятие.

И вновь в забытом сне, как будто в утешенье,
Мне послан образ твой по воле провиденья.
Любимые черты, проникновенный взгляд…
Всё было, как вчера… Но много лет назад.

Боль возвратилась вмиг и растеклась по венам.
Нет, память не стереть, она – не убиенна;
Мне бередит опять рубцы душевных ран.
И я не различу – где явь, а где обман.

Сквозь пелену времён я слышу голос строгий…
Хочу к тебе я – ввысь, но путь, увы, пологий.
Обнять тебя? Но ты – то близок, то далёк.
Твой эфемерный дух парит, как мотылёк.

Сказать слова любви? – услышит ли пространство!
Мой сон – сплетенье грёз в плену непостоянства:
Ещё чуть-чуть – и ты растаешь, словно дым,
От суеты опять уйдёшь к мирам иным.

…Груз прошлого висит над бедною душою:
Она – и без тебя, и в тот же час – с тобою.
Очнусь ли я когда? – Моё сознанье спит;
Теряя жизни Свет, проснуться не спешит.