Вечер в Мишенском

Склонись задумчиво на пенистые воды
И, звуки оживив, туманный вечер пой…

В. Ж.


Комната в надворном флигеле.
В углу, под червонным светом заката, –
икона Богородицы Боголюбской
(подпись: «списана с чюдотворной, что обретаетца в Белеве, в девичьем манастыре»)
с догоревшей лампадкой.
И во весь тесовый, с широкими половицами, пол –
тот же образ, повторенный мелом
рукой шестилетнего Васиньки,
сына барина от пленной рабыни-турчанки.

А вот и она сама – Салиха (имя ее значит: праведная), теперь, в русской вере, Елизавета –
молча стоит, приложив руки к переднику,
ни ступить не решаясь, ни рукою дотронуться
до большой, от печи до окна,
детской иконы
с ликом Марьям в белом круге,
воздевающей руки
к Сыну на облаках;
а внизу – весь коленопреклоненный народ:
князья, архиереи, простые…

Салиха стояла, забывшись,
не думая, что вот-вот войдут горничные
и заохают, что заругается барин,
что в усадьбе, а потом и в селе будут гадать,
к чему это странное происшествие.
Она знала, к чему, – знала внутри,
в глубокой своей глубине,
но для этого знания
слов у нее не нашлось бы. 

………………………………………

…Восемь пробило. Из белого круга 
ласка струилась и свет. За стеной
начал сверчок свою песню. От луга
стадо брело под трезвон жестяной.

А за леском, над Окой, догорало
солнце. И в гуще кленовых ветвей
будто на кирпичах поддувала
прыгали отблески жарких углей.