Виолончель

- На хрена козе баян? В том самом смысле, если она играть на нем не умеет?
Вот и подумалось участковому Сюткину, что надо бы развлечься дополнительно.
Интеллигенция всегда гнилая! Гнилая, но очень привлекательная телесами. Хозяйка квартиры, где на третьи сутки запоя загрустил старлей Сюткин, была именно такой.
Было за что похватать и спереди и сзади!
Конечно, против его Нюрки, как говорится, габаритами уступает, зато пьет культурно, хорошо духами пахнет и умные вещи говорит про музыку. Такие, что, порой, чуткий к восприятию прекрасного мозг участкового, отказывался понять эти вещи. Но, покорно принимал, как приложение к бурным ласкам после очередного стакана.
Вот, ведь как! Зашел по жалобе ее соседей снизу, а разбирательство по заявлению затянулось на трое суток! Оно и понятно. Бабёнка одинокая, культурная.
После каждого раза в ванну бегает. Оттуда выходит в халатике.
Нюшка, та никогда в ванну не бегает. Вскакивает с койки и, потрясывая телесами, разливает по стаканам.
Интересно это всё конечно.
Но, до сих пор не взята с интеллигентки объяснительная, на хрена она ночью соседей кошмарит своей виолончелью?
Кто не знает- виолончель- скрипка большая. Струны толстые. Внизу гвоздь, чтоб ее в пол втыкать.
А, кстати! Тут недалеко и до составчика. Гвоздиком-то этим, если в висок, али в пах...
Ладно. Все-таки музыкальный инструмент, да и гражданка культурная! Ох, какая!
Ни тебе словечка матом! Наоборот! Всё, так сказать, в культурной плоскости!
Нюра, та всегда орёт:- Сука! Не кончай в меня!
А, эта:
- Милый, не надо в меня плакать!
Это ж надо до такого додуматься- плакать! Оно, вроде и красиво, да не привычно как-то!
- Ты хорошо заплакал?
- Почти обрыдался!
Одно слово- музыкантша!
Три дня пили, да плакали.
Она что-то там все красивое говорила, шастая в своем халате, чувырла! Заставляя Сюткина прикрывать горделивое мужское достоинство кителем, на котором успел засохнуть пролитый томатный соус.
И не босяком всё! Сама в туфельках.
А Сюткину тапочки свои дала с розовыми помпончиками. Не по размеру тапочки. Всё равно приятно! Привыкли с Нюшкой босыми пятками по заплеванному полу бегать.
Но, ведь три дня! Душе хочется до конца развернуться! Гнать надо мысли о том, что по всей "земле" его начальство разыскивает.
Старший, по доносу сожительницы, должно уже рапорт об увольнении из органов готовит, падла... За прогулы... Какие прогулы? Сюткин работает с жилым сектором по очень важному заявлению граждан!
Можно сказать, что при посредстве культуры, проводит профилактику правонарушений!
Пошли они все на хер! Старший лейтенант захотел душу развернуть!
- Давай, интеллигенция, сыграй на виолончели своей! Так сыграй, чтоб слезу прошибло и деревенское детство вспомнилось!
Что в этом детстве было хорошего, чтоб его вспоминать? Вечно пьяный батька, да, вечно им поколоченная мамка, в грязном фартуке и в вонючем исподнем!
Не-е-е! Теперь все красиво будет! Сюткин хряпнул водки из горла:
- Играй, принцесса!
Принцесса вынула из здоровенного чехла виолончель и стала натирать смычок какой- то хренью, напоминавший Сюткину радиокружок в зоне, где он служил срочную сержантом.
-Погоди, принцесса! Давай, чтоб все красиво! Разденься, чулочки натяни, покрутись в туфлях вокруг своей виолончели, а потом играй!
- Играй, культурная шалава, на всю катушку! Пусть соседи еще с десяток доносов в дежурку отнесут, плевать! Играй лохозьмина!
Сюткин с наслаждением наблюдал, как голая музыкантша прилаживает инструмент, вертя его между зачулоченных ног.
Ему уже не хотелось музыки.
Хотелось ухватить ее за манящую ляжку, шарахнуть об стену дурацкую огромную скрипку, и завалить по-медвежьи на койку!
Но, культура...
Пусть сперва сыграет что-нибудь для души!
Нагая поставила перед собой треножник, название которого Сюткин забыл или не знал. Раскрыла пухлую пачку нот и объявила вдохновенно, с придыханием:
- Бах! Фуги!
- Кого бах? Куда бах?- не врубился Сюткин.
-Бах- это немецкий композитор, который написал фуги!
-Бля! Всё у вас как-то не так, интеллигенция сраная!
- Ладно играй!- разрешил Сюткин и еще отпил из горлышка.
Дурацкая скрипка заиграла. Смычок заелозил по струнам, издавая непостижимые Сюткину звуки.
Они вытягивали нервы, сбивали водочный кайф и наводили тоску.
Тоска была хуже политзанятий.
Сюткин загрустил о Нюшке, представив, как та, нажарив картошки с ливерной колбасой, привычно разливает водку по стаканам.
Захотелось обратно, в ментовскую общагу.
В длинные, давно не крашенные коридоры родного отдела. Даже замполит и старший участковый стали для Сюткина в этом миг близкими, родными и желанными.
Сюткин вспомнил о долге.
-Ладно, я понял, гражданка, как эта хрень играет! Завтра принесете в опорный пункт объяснение, почему нарушаете шумовой режим!
Почему гражданам отдыхать не даете после двадцати трех нуль-нуль. Там решим, какие меры к вам применять!
Шумно высморкавшись в ладонь, Сюткин натянул помятые форменные брюки, прожженную сигаретой рубаху и загаженный китель.
Фуражка была расплющена севшей на нее задницей.
В какой именно момент и чья это была задница, он не помнил.
Не найдя заколку к галстуку, Сюткин скомкал его в кармане. Кинув начальственный взор на голую, опустившую к полу смычок, гражданку, Сюткин отчеканил:
- Учтите! Будем привлекать! Будем штрафовать! Если потребуется- выселим!
С этими словами участковый уполномоченный Сюткин шагнул в привычный кошачий аромат подъезда, оставляя за спиной гнилую вонь интеллигентских непонятных заковырок.

16.08.20