Из гусеницы в бабочку. О метаморфозах вкуса

   Сложно переоценить значение того благотворного влияния, которое оказывает на наш образ мыслей и наше видение мира хорошо отточенный эстетический вкус. Для успешного ориентирования в темных закоулках жизни всем нам с ранних лет полезно всячески воспитывать в себе чувство прекрасного. Обращать нас от всеядности к культурной избирательности — вот основное назначение нашего художественного вкуса. Ему, как и его плотскому собрату — нашему телесному языку, — уготована во всём схожая с ним роль дегустатора, хранящего нас от яда посредственности. А разве может быть у него иная, более веская цель, кроме как служить указывающим верную дорогу компасом? Не в способности ли отсеивать лишнее главная ценность зрелого вкуса? В паре с критическим мышлением они и есть те два фундаментальных столпа, на которые опирается колыбель разума.
   Опишу свой личный опыт наблюдения за процессом формирования вкуса. В юности я довольно прохладно относился к таким отборнейшим ветвям науки и искусства, как философия, поэзия, трагедия, опера — в общем, ко всему тому, что мы привыкли называть элитарной, высокой культурой, — пока не настал день, когда во мне проснулось любопытство и я спросил себя: «Если я бесчувственен к неким недоступным мне жанрам в литературе, кино, живописи, музыке — к этим высшим формам выражения в специальных образах и символах духовного мира человека, его мышления и бытия, являющимся для меня своеобразной terra incognita, — то возможно ли, чтоб это я был так зашорен и недалек в своем  художественно-эстетическом развитии (похожую мысль весьма точно выразил Тургенев: «Чего он не понимал, то для него не существовало»),  или все же то миллионы людей заблуждаются, в который раз преклоняясь перед очередным псевдошедевром?»
   Исполненный горячего желания во что бы то ни стало добраться до сути чуждой мне формы творчества, я принялся за планомерное ее исследование, не теряя надежды на разгадку причин такого единогласного народного признания. Становясь с каждым днем все разборчивее в предмете своих изысканий, я стал замечать, как передо мной открываются такие мельчайшие подробности, каковые до сих пор были невидимы мне исключительно по причине моей неграмотности в рассматриваемой области знания. Выявляя капля за каплей все новые грани постигаемой мною науки; в то же время, напротив, смыкая в единую цепь все разрозненные звенья добытого в процессе обучения опыта, — мой ум со временем овладел необходимым объемом сведений и умений для того, чтобы позволить мне по-новому взглянуть на объект моих прежних нападок.
   Теперь, наконец-то прозрев в лучах открывшейся мне тайны, я в полной мере мог насладиться всем тем великолепием многовекового культурного наследия, благодаря своей гордыне и невежеству которого долгое время так слепо избегал.