Сбитый летчик...

       Эта история любви не о тех, кто теряет сердце,
а о тех, кто находит в себе то, что запрятано глубоко-глубоко.
Оно обитает в вас, а вы и не подозреваете об этом...
                Майкл Ондатже (Английский пациент)





   Территория счастья...

Территория счастья отныне для нас недоступна,
По взаимным обидам достигнут давно паритет.
Я болею тобой всё сильней, понимая подспудно,
Что от хвори моей у целителей снадобья нет.

Полутень/полусвет – между явью и бредом граница,
На аорты разрыв предпоследняя рифма и слог,
Но надсадно скрипя продолжает планета крутиться,
И есть пара минут, чтоб успеть дописать эпилог.

Вычищаю из хроник сердечных разлуки и встречи,
Диалог наш – «гонец неуслышанных слов опоздал»*.
Впредь остаткам рассудка не буду напрасно перечить,
И надежде пустой не рискну воздвигать пьедестал.

Отвергая сомненья, все папки с пометками «Было»
Просмотрю, откровенья души, напоследок, стерев.
Слишком много  безумств, чтоб исправить их было под силу,
Слишком мало причин трактовать, словно истину блеф.

Наш роман завершён, шансов ноль на второе изданье,
Мне другим не бывать! Ты, конечно,  не станешь другой!
Мы любовь не спасли и «отдали овцой на закланье»,
И мечты в хрустале, словно вазу разбили рукой.

В оправданье ни слова, ни буквы найти невозможно,
И безмолвия крик, как упрёк не упрячет вуаль.
Расставаться, что «рвать по живому» и больно, и сложно,
Не распутать узлы, не разрушив «молчанья спираль».

Всё прошло и лишь паузы скрип в тишине повисает,
А в словах «до» и «после» тебя – кровоточит пробел.
Стёрты в пыль имена, и под кожу ненастье вползает.
И приглушенным эхом мой мир навсегда опустел.


* еврейская притча «Как важно правильно слушать» (прим. автора)


   Жизнь в ритме соло...

Три часа и пятнадцать минут до отлёта из Рая,
Мы ушли из Эдема и нужно его упразднять.
Там разруха и пыль, даже время хрустеть начинает,
В шестерёнках часов почему-то запущенных вспять.

В амальгаме зеркал растворяются серые будни,
Ухватила за горло тоска, как английский бульдог.
И не стоит молиться Аллаху, Христу или Будде,
Надо просто добавить в реальность текилу и сок.

Сердце давит в груди, словно старые «туфли на выход»,
Их почтенный башмачник в починку уже не возьмёт.
И вдобавок, судьба «ещё той оказалась портнихой»,
Всё, что мне ни пошила: нещадно, мучительно жмёт.

Мы живём в «ритме соло»* и «сольность» не выйдет из моды,
Одиночество – чопорный гость за столом "five-o'clock".
Больно мне, что я в фильме твоём просквозил эпизодом,
Став крамольной идеей пролога зажатой меж строк.

Режиссёром не те, нам без кастинга выбраны роли –
Не осталось драконов и нет ни цариц, ни принцесс.
С искушеньем влюбиться, напрасно со Змеем боролись,
Оказался обычным барханом любви Эверест.

Непроглядный туман застилает руины иллюзий.
Мы дошли до последней черты по обломкам имён,
Но придя в никуда позабыли откуда вернулись,
И тот адрес, увы, не найдет ни один почтальон.

Прочь сомненья и страх, предсказания лживых гадалок!
Без ответа оставлю входящий и срочный звонок!
Три часа и пятнадцать минут до «Начала» осталось,
Не исчерпан сюжет, не придуман ещё эпилог.

*«Жизнь в стиле соло» по Джейн Мэтьюз – это стиль жизни, при котором человек сознательно выбирает одиночество (прим. автора)


   Сбитый лётчик...

«Сбитый лётчик» не должен коснуться земли... Океан
Милосерднее примет в объятья, без лишнего шума.
Скроет место паденья бесплотный, промозглый туман,
Хеппи-энд позволяя наивно и глупо додумать.

Кто-то может поверит, оставив горящей свечу,
А другая поймёт и на ноль перемножит надежды.
Одиночество хлопнет тяжёлой рукой по плечу,
И судьба «на глазок» (без лекал) перешьёт всю одежду.

Ночь не скоро уйдёт, и коптит, разгораясь, фитиль.
На полу недосмотренный сон, как перчатка без пары.
И придётся без торга отдать упованье в утиль,
Заменив волшебство семицветья палитрой нуара.

Я не вижу, но слышу – начался обратный отсчёт.
И не важно, что темп метроному неправильно задан,
Всё равно будет прав Соломон – «это тоже пройдёт»,
Хоть ещё много раз подниматься придётся... И падать.

Будет долгой зима, впереди снегопад и мороз.
И неспешно (на дюйм) каждый день приближает к итогу,
Только жаль, до сих пор нет ответа на главный вопрос –
За порог уходя, без ошибки ли выбрал дорогу?

Не подскажет никто... Не осталось друзей и врагов.
Сципион победил, Карфагенские стены разбиты!
И слонов Ганнибала не слышно тяжелых шагов,
Лишь кометы летят, как и встарь, не меняя орбиты.

На виниловом диске аккорд разорвала игла,
Нота «Си» сорвалась, босиком убежав от бекара.
Я не сбит, не упал – держит воздух, стекая с крыла,
И пропеллер поёт, словно струны цыганской гитары...


   Бессезонье любви...

Снега нет... Форс-мажор… Високосный февраль «вне закона»!
Дождь за дверью шумит, как в подъезде подвыпивший хам.
У «Замерзшей Мечты» закатилась под лавку корона,
И зима, как продажная нежность, пошла по рукам.

Наши дни огорожены наглухо рамами окон*,
На контакты с любимой наложен полнейший запрет.
На смягченье режима и встречу не слышно намёка.
От себя не сбежать, ведь душа – как чумной лазарет.

Я болею тобой до озноба, мурашек по коже,
И «замёрз до костей» без горячих, чарующих ласк.
И ночные звонки, как сирены пугают до дрожи,
И не всходят подснежники чуткости в стылости фраз.

Мы боимся нарушить введённые сверху запреты,
И холодный покой поменять на горячий пассат.
И в полярную ночь – превратились надежды-рассветы,
И почудилось вдруг, что напрасно был кто-то распят.

Мы бредём в «никуда», исчезаем вдали Атлантидой.
В бессезонье любви все признанья – чудовищный фарс!
В легких воздух остался на вдох предпоследний и выдох,
Флеш-рояль на руках стал набором засаленных карт.

Всё, что есть, я отдам, лишь бы только услышать: «Любимый!»
Не оставлю и медной копейки себе про запас!
Пусть косые дожди мою душу очистят от грима;
Аксиом заскорузлых смывая нетронутый пласт.

Ты меня по губам прочитаешь от корки до корки,
И возможно поверишь, что счастье твое – это Я!
Одинокий Пьеро из соседней и тесной гримёрки,
Подзабытый контакт в твоём списке под грифом «Друзья».


*с 20 февраля 2020 года в России были введены первые ковидные ограничения (прим. автора)


   Тень за спиной...

Позвонить на зачёркнутый номер и бросить: "Ошибся!",
Но услышав твой голос родной — стать немного смелей.
Снять с души искалеченной слой отсыревшего гипса,
Понимая, что с каждым мгновением будет больней.

Девять кодовых цифр обжигают экран телефона,
И смиренно прошу у небес «милосердия квант».
Не под силу поверить, что счастье моё на ладони,
Как и в то, что Биче Сениэль лишь похожа на Грант*.

Повезёт мне однажды,  но точно, увы, не сегодня —
Темнота окружает, как будто задули свечу.
На «Бегущей...» в порту убирают дощатые сходни,
Одиночеству снова по старому счёту плачу.

«Курс Норд-Ост»... Будет шторм... И шепчу, как пароль — твое имя,
Захлебнувшись от крика, едва не сорвавшись на стон.
Невозможно понять отчего же мы стали чужими,
Хоть в тебя и сейчас, как и раньше безумно влюблён?

Наши судьбы смешались, как краски на старом мольберте,
Неизменней и крепче, чем чувства у Бони и Клайд.
Повзрослев, мы всё чаще нуждаемся в сказочной Герде,
Ведь за внешней суровостью прячется маленький Кай.

«Бэ-двенадцать, А-три»**… И под воду ушла бригантина,
И опять в Роченсальме*** пылают мои корабли,
И списались на берег, состарившись, гардемарины.
В Сант-Никольсе каракка Колумба сгнила на мели****.

Все воздушные замки на рынке ушли за бесценок,
И туза перебила шестёрка — ведь козыри Пик.
В уравнении жизни не менее двух переменных,
И нередко любовь принимает значение — Икс.

Мне бы ночь пережить, и покинуть страну «Зазеркалье»,
Заменить свою кровь на бордо, и сбежать за мечтой.
Жаль, под ноги пустая дорога ложится спиралью,
И попутчик сварливый — лишь тень от меня за спиной.


*персонажи романа Александра Грина «Бегущая по волнам» Биче Сениэль и Фрези Грант — полные антагонисты, имеющие внешнее сходство (прим. автора)
**морской бой — классическая игра из детства на двух листах бумаги в клетку (прим. автора)
***Второе Роченсальмское сражение 9-10 июля 1790 года. В ходе боя шведские военно-морские силы нанесли поражение российскому флоту, что привело к окончанию русско-шведской войны на невыгодных для России условиях (прим. автора)
****«Санта-Мария» — флагманский корабль, на котором Христофор Колумб в 1492 году открыл Америку. Это была трёхмачтовая каракка. «Санта-Мария» разбилась в Рождество 1492 года у берегов Гаити. Обломки корабля использовались при строительстве поселения, основанного в этом месте 6 января 1493 года. Поселение получило название La Navidad — «Рождество» по дате гибели «Санта-Марии». Современное название этого города — Mole Saint-Nicolas (прим. автора)


   Космический слон...

Бесконечность строки отмеряю над бездной шагами,
Время – лекарь неспешно врачует ожоги потерь.
Не имеет значенья источник огня в фимиаме*,
Прахом прах обернётся** и в сердце затихнет метель.

На губах от желаний несбывшихся привкус полыни,
Тюк надежд иллюзорных старьёвщиком принят в утиль.
И никто не виновен из нас, и никто не повинен,
В том, что сказки из книжек всегда не похожи на быль.

Расцарапали горло слова, что ещё не сказали,
Опасаясь подспудно – почувствуем холод в ответ.
Мы с тобой, словно двое влюблённых на зимнем вокзале,
И у нас на двоих лишь один на посадку билет.

Неподкупная память листает былого страницы,
Приговор оглашён и пора на поклон к палачу.
Все пройдут тем путём, но вернуться назад единицы,
Те – кому наверху не задует Всевышний свечу***.

Очень трудно из плена иллюзий бежать на свободу,
Отстегнуть карабин и шагнуть без раздумий на трос,
И впервые увидеть, какие бывают восходы,
И быть может, впервые на свете — влюбиться всерьёз.

По ночам пустоту обнимая, до хруста, руками,
Тишину раскалю и сожгу все свои корабли.
Наша ссора трагичней уэллсовских войн меж мирами,
И страшней, чем «Космический слон» Сальвадора Дали.

Я тебя попрошу: "Прогони эту зимнюю стужу!
И мне душу очисти серебряной нотою соль.
«Если звёзды горят — это точно кому-нибудь нужно!»****
В звёздном свете как ветер стихает сердечная боль.
 

* Авиуда и Надава (Левит 10:1-3) были убиты небесным огнем за то, что нарушили Божие повеление относительно возжжения фимиама, когда использовали обычный огонь, а не огонь, взятый с жертвенника (прим. автора)
**библейское «прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3:19) (прим. автора)
***«Трости надломленной не переломит, и льна курящегося не угасит; будет производить суд по истине» (Исаия 42:3)(прим. автора)
****отсылка к стихотворению В. Маяковского «Послушайте!» (1914) (прим. автора)


   Эверест...

Все границы закрыты на ключ — не удастся вернуться,
Комендантский введён не на час, до скончания лет.
Наши общие судьбы как пленки магнитные рвутся,
Превращаясь в безмолвье отныне ненужных кассет.

За окном злая ночь. Сколько их нам Всевышний отмерил?
Бесполезно считать – не сочтёт ни один счетовод.
Стала тенью любовь, заплутав в опустевшем партере,
В погорелом театре отныне никто не живёт.

Тишина вдалеке раздирается воем сирены,
«Неотложка» спешит… И пока, «Слава Богу», не к нам!
В книге жизни есть место свободное для переменных –
Мы ещё не по всем заплатили открытым счетам!

Пали Рим и Бергамо*, но солнце восходит, как прежде…
Я не помню, когда перебили в полёте крыло,
И не помню, когда улетучилась дымом надежда,
И на цыпочках нужное что-то навеки ушло.

Все однажды пройдёт… Даже каплей источится камень,
И брусчатка Милана сотрётся от пыли веков.
Только вот незадача, по-прежнему, в сердце я ранен,
Кровоточит повязка из строчек нежнейших стихов.

Я шагну в твою ночь, преступив через страх и запреты,
И услышу твой SOS среди тысяч других позывных.
Миллионы вопросов, которые ищут ответы,
Прочитаю в глазах и отвечу на каждый из них.

Распадается время на строчки, тире, запятые.
Не приемлю бекар, признаю лишь команду – Диез!
Мы закончили бег и очки обнулили штрафные,
За спиною остался сомнений крутой Эверест.


*31 января 2020 года у двух китайских туристов, прибывших в Рим, было подтверждено заражение вирусом SARS-CoV-2.  21 февраля 2020 года было подтверждено 16 случаев COVID-19  в Ломбардии. В последующем эпицентром  пандемии в Европе стал север Италии - провинция Бергамо (прим. автора)


   Чумной доктор...

Ночь длинна... Бьётся кашлем мечта через горло наружу,
Мне бы только дожить до утра и увидеть рассвет!
И поверю тогда, что отступит «Уханьская стужа»*,
И влюблённым в Вероне на встречу отменят запрет.

Вечный город закрыт — неприступная крепость отныне,
В тишине низкий голос Сан-Бьяджо** затих, словно стон.
И не вслух, как молитву, шепчу твоё нежное имя,
По прогнозу навек — лишь один беспросветный циклон.

Свою тень с поводка отпускаю рукой непослушной,
И по грани сознанья иду, как по грани ножа.
И вступить не могу в обведённую мелом окружность —
Я ведь «Доктор чумной»! И моя почернела душа!

Не хочу говорить: "Нас любовь никогда не дождётся",
Есть табу на слова, у которых синоним «не ждать»!
Но таможню пройдя, эмигрантом к нам счастье вернётся,
Вместе с нежным уколом меж рёбер, командой: "Не спать!"

Я оглох от вопросов в глазах и от лжи во спасенье,
Мне бы веры в бокал — хоть немного, пол-склянки — плеснуть.
Чтоб во тьме, на краю, лицезреть чудеса воскрешенья,
И из тысяч дорог отыскать свой единственный путь.

Стылый ливень с асфальта смывает, как грим, отпечатки,
Недосмотренных снов что не глядя отдал вполцены.
Очень хочется жить! Не споткнуться, упав на лопатки,
И аккорд дотянуть — до разрыва дрожащей струны.

Избегая пустых обещаний и лживых наречий,
Рассчитавшись шагреневой кожей до кромки рубца.
Я вернусь в изначалье, в ту точку, что стало предтечей,
Бесконечной любви на пороге начала конца.


*Ухань — город в Китае, где в декабре 2019 года зафиксировали первые случаи COVID-19. Этот город в последующем стал символ пандемии (прим. автора)
** Церковь Мадонны ди Сан-Бьяджо — небольшая церковь на юге Тосканы, в провинции Сиена. Построена в 1518—1544 годах. Храм расположен в открытом поле в конце кипарисовой аллеи и служит паломнической церковью. Звук церковных колоколов имеет чистое и глубокое звучание (прим. автора)


   Нулевой пациент...

Мы знакомы давно, но пока недостаточно близко,
Эту тонкую грань невозможно на глаз различить.
От тебя уже поздно пытаться «уйти по-английски»,
Но ещё слишком рано просить запасные ключи.

Оттого и стою нерешительно, словно в тумане,
Стал Голгофой – подъём на чужой коммунальный этаж.
Груз сомнений в душе, как «железная мелочь» в кармане,
Что на паперти в день собирает бездомный «алкаш».

Размешаю с Бакарди и фразы, и сноски, и числа,
И листая, как годы страницы своих дневников,
Пробегусь по следам, что оставили грустные мысли,
Возвратившись фалангой тяжелой печальных стихов.

Ощущаю, как пульс на запястье, биение строчки,
Нас любовь не вписала в реестр безвозвратных потерь.
Многоточие – жизнь, а не просто три чёрные точки,
Не защёлкнут замок и осталась не запертой дверь.

Мы способны дышать и верёвкой не связаны руки,
И сбежать не успел от перрона последний экспресс,
Не разрезали нежность стальные колёса разлуки,
И ещё не успели поставить обструганный крест.

Откровений не нужно, достаточно просто намёка,
Чтоб в душе замолчал погребальный набат тишины.
И в безверье надежда вошла с простодушьем пророка,
И тому простодушью никто не назначил цены.

Всё закончится там, где однажды и всё начиналось,
С ноты «До» к ноте «Си» перейдёт, словно знамя акцент.
И когда дверь откроешь, скажу виновато, устало:
"Не гони... Я – последний... Я – твой нулевой пациент*".

*Нулевой пациент — метафора любви как неизлечимой болезни, где герой и источник, и последняя жертва (прим. автора)


   Бейрутская тишина...

У надежды, наверное, есть без таможни граница,
И так хочется верить, что лечат слова и стихи.
В дневнике Анны Франк за сентябрь сохранится страница*,
И «кто истину ищет, обрящет»** «страну для глухих»***.

Знойный ветер Сахары заносит песком отпечатки:
Прошлой жизни, любви, недописанных нежностью строк.
Слишком поздно искать аварийное место посадки —
Ожидания счастья закончен томительный срок.

Книгу судеб прочту... И, уверен, она не обманет.
Боль лопатку пронзит, зацепив рикошетом плечо.
И мой сдавленный крик пронесётся, и в воздухе канет,
И лишь эхо ответы найдёт на вопросы: «За что?»

Нам с тобой в этой пьесе доверили главные роли,
Но забыли сказать, что играем не сказку — нуар.
И что в наших октавах сплошные «двойные бемоли»,
А верховный продюсер не любит «обычный бекар».

Пальцы ранив, струна оборвалась на старой гитаре.
В шесть часов пополудни затих над причалом аккорд.
И дрожит онемевшее сердце в бейрутском пожаре,
И на карте картограф стирает исчезнувший порт****.

Отношениям нашим названье придумать не просто —
Легче вычислить код тишины из нолей, единиц.
Всё, что есть у меня, я отдам, как влюблённый подросток,
За медлительный взмах твоих томных и длинных ресниц.

Я приду и рассыплю, как жемчуг, свои поцелуи,
И присяду к тебе на постель на краю сентября.
И губами на коже запястий твоих нарисую —
Обручальный эскиз, и он свяжет меня и тебя.


*Анна Франк вела дневник в 1942–1944 гг. в оккупированном Амстердаме. Сентябрьские записи 1942 года отражают попытки сохранить веру в добро среди ужаса войны. Её последняя запись датирована 1 августа 1944 года — за 3 дня до ареста, как и в Бейруте, её „сентябрь“ — последний месяц перед катастрофой» (прим. автора)
**Мф. 7:7 — «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете...» (прим. автора).
***(Ис. 6:10) ; фильм Тодоровского (1998): метафора общества, не слышащего боль (прим. автора)
****4 августа 2020 года в 6 часов вечера по местному времени в порту Бейрута прогремел взрыв ужасающей силы, разрушивший порт и более трети столицы Ливана. В результате катастрофы погибли около 250 человек, ранены свыше 5 тысяч и более 300 тысяч остались без крова. По своей разрушительной силе взрыв занял третье место в мире после Хиросимы и Нагасаки (прим. автора).



   P.s.

Мы
Все маленькие Частицы Мироздания:
капельки в Огромном Океане;
Мы в Каждом листочке и ...
Проплывающем Облаке над Головой!
Мы – частицы ЦЕЛОГО...
Быть в Текущем Мгновении –
это Всё, что у Нас ЕСТЬ! 
                А.К.


Панаджи-Бейгуихим-Шарж-Петра-Акаба-Варадеро-Москва,  03.2018 – 08.2020 - 04.2025

Эта поэма — реквием поколению эпохи пандемии. 
Мы были свидетелями. Значит — мы есть.               
Посвящается тем, кто помнит». 
               А. Лукин. Москва, 2025.