Святцы лукичевского лета

СВЯТЦЫ ЛУКИЧЕВСКОГО ЛЕТА

ИЗ ЛИРИЧЕСКОГО ДНЕВНИКА

ВОРОНЕЖ

1997


Книжка была еще в издательской работе, когда все мы узнали, что перестало биться звонкое сердце великой русской певицы - МАРИИ НИКОЛАЕВНЫ МОРДАСОВОЙ

Её светлой памяти посвящается этот поэтический сборник

...Испила родниковой водицы:
пролетела над каждым селом.
И вспорхнула душа Лебедицы -
на прощанье взмахнула крылом.
И алеет зарница густая.
 И смыкается радуги круг.
В синем небе колышется стая
улетевших до срока подруг.

На крыле колокольного звона
Поднебесные дали чисты.
Вниз уносит течением Дона
Золотые сердечки листвы.
Край березовый - вечен и звонок.
И души бесконечен Полет:
снова песню свою жаворонок
Над российским простором поёт...




Прибойное время торопит:
- Спеши!
Клокасто горят голубые ракиты.
Так мало,
лишь десять страничек Души -
за створками неба
друзьям приоткрыты.
И приторна - сладкая песня цветов.
И ладана запах
плывет от божницы...
За хрусткую дымку
хрусталики слов
грустяще уносят пролетные птицы.
Нещадные ветры сбивают листы.
Точны и рельефны ушедшего слепки.
Равнина...
Зола...
Золотые кресты...
Прощальное поле со всхлипом сурепки!..


КРАСНЫЕ СВЕЧИ ЗАКАТА

У времени не прячьтесь сзади
и луг, и Усманка, и лес.
Скрипичной музыкой Вивальди
качнуло колокол небес.
Неутоленная свобода...
Здесь сразу ясно - что, почём...
Демократичность огорода.
Упругий ветер над плечом.
Грущу и сетую украдкой.
Вчерашний день сохранно мил.
Подсолнух-висельник на грядке
повинно голову склонил...
Накрыто слюдяным киотом
усушье барского пруда:
холодным ключевым болотом
припахла ржавая вода.
Медовостью ущедрен липкой -
зеленый сладостен гипноз! -
листаю с кроткою улыбкой
рябой молитвенник берез.
- И слов, и чувств -
желанна трата.
Они друзьям моим важны.
И свечи красные заката
мне напоследок зажжены...


ЭТО СЛАДКОЕ ПРАВО -
НА ГРУСТЬ...

Опять одинокость - беззвездные ночи...
А что до стихов: их пиши - не пиши.
Как видно, я слишком бездарно пророчил
в рамонском Отечестве -
в зябкой глуши.
И все же Беде не осилить веселья -
на это ей вряд ли отпущено сил:
глоток бесшабашного странного зелья,
наверно,
я в детстве чащобном вкусил.
Глоток медянистой целебной отравы
плеснула и юность,
туманно маня,
когда на заре полудикие травы
дремуче и мерно качали меня...
Я в памяти теплю осинника касту.
До края крутого молиться готов
мерцающему голубому пространству
высоких и луноголовых цветов.
Люблю суету деревенского улья.
И лес за отселком,
где - молод и прян -
малиновым липким блаженством июля
наполнен улыбчивый полдень полян.
...Уводит дорога в зеленую просечь.
Простых и загадочных мест старожил -
я право на грусть
и на тихую горечь
всей Осенью жизни своей
                заслужил!..


ТРАГИЧЕСКАЯ НАУКА

Все труднее живу, дорожа и поныне
восвояси ушедшим
пронзительным днем:
Как трагично на сгорбленной старой рябине
дотлевают плоды
предвечерним огнем!
Выжжен я изнутри
самой горькой наукой.
Жизнь моя -
как небрежный набросок вчерне:
- Не с того ль эмигрантской
соленой разлукой
обозначились русские веси во мне?..
Даже шагу ступить не могу без раздора -
никакой и нигде,
я ничто и ничей...
на полвека, считай,
не хватило простора
мне в стране Дон-Кихотов
и их палачей...


СТРАДА ВОСХОЖДЕНИЯ

На подломившейся ладони
держу соломы желтый жгут.
Мне кажется:
вот-вот заржут
тумана вспененные кони...
И не удержишься от слез:
вокруг тебя такая нега!..
И втиснутся в багет берез
свинцовые гравюры неба.
Лишь только при отходе мглы
на пряном ворохе накоса
дождешься вылета пчелы
в святую пору медоноса.
Подспудный не отступит страх:
- Прощанье станет ли спасеньем?
Лазейку в рваных облаках
зря не ищи ослабшим зреньем.
Пусть время ниспошлет страду,
когда в небесные глубины,
как по ступеням
я взойду
по гроздьям и ветвям рябины...


ЗЕМНАЯ ОБИТЕЛЬ

                Виктору Бокову

Стынет в поле кривой одинокий стожок,
забинтованный раннею волглою мглою.
Загундосил протяжно пастуший рожок
и нехитрый мотив
вдруг завис над землею.
Не проснулись еще работяги-шмели,
но трясет стригунок золотым оселедцем.
Я мелодию каждой кровинки земли
ощущаю и слышу встревоженным сердцем.
На пороге последнем,
молясь говорю,
осеняя перстом заповедные воды:
- Слава господу,
что я родился в краю,
где тесны белостволых берез хороводы!..
Где заботливо мать пеленала меня,
и сегодня - живучие есть похоронки:
здесь упрямая и штыковая стерня
обошла стороной горловину воронки.
И в себя чистоту молодую вобрав,
черных дней
я решительно рву паутину:
с перезвонами нежными
стрельчатых трав
я спокойно земную обитель покину.


ТАКАЯ ЖИЗНЬ

Звезды в небе.
Ветер в поле.
Дрёма сладкая в стогу...
В серебристом ореоле
жеребенок на лугу.
И размыты очертанья.
Темень зыбкая остра.
В ней - языческое пламя
невысокого костра.
По откосам
стынут росы.
Лунный отблеск на стерне.
Ночь извечные вопросы
задает
тебе и мне.
- Так ли жили?
- Так ли пели?..
Жизнь бесхитростно проста -
от младенческой купели
до созвездия Креста.
До погоста,
что в Рамони, -
только час туда езды...
До черты на небосклоне
вдруг
        погаснувшей звезды!


СЛАДКИЙ ОМУТ

С каждым годом уходящим -
жизнь короче и новей...
Край зеленой смуты
вновь меня приветил.
По надломленной травинке
тянет ношу муравей.
В зыбках зябких ив
Младенцем дремлет ветер.
Этот сладкий чистый омут
не забудешь никогда.
Изогнулся ясень над тропой -
подковой...
Отражает бесконечность
тугоплавкая вода
с безгреховною душою родниковой.
Под пришумок колыбельной
желтой песни сентября
наплывает
подзабытый запах хлеба.
Мгла над Усманкой густеет...
И вечерняя заря
к нам на нитках
          опускает звезды с неба.


ПРИТВОРСТВО ВЕСНЫ

Май - не похож на май:
таится зелень в почках,
лежат в молельнях леса
ленивые снега...
Притворство талых дней
в болотных мерзлых кочках.
И приторна в бутонах
горчащая перга.
Отсталый перегон
свой завершает птица.
Спешит из хрупких далей
под шум лесной молвы
омыть в воде крыло
и маем обновиться,
и удивиться свету
и бешенству травы...
Весенний полубег
нам не простит помарки:
пока стихами дышим -
не быть большой беде.
- Присядем к самовару.
Вкуснее нет заварки:
настоян терпкий чай наш
на снеговой воде...


КРАСИВАЯ СКАЗКА

- Милая девочка,
где ты так долго была?
Поздно и глупо мне верить в красивую сказку.
Кони - заждались...
Изгрызли давно удила...
И на дорогу
косятся с ознобной опаской.
А на закате
алмазных цветов перезвон
дерзко примнет
бесшабашный рывок мотоцикла:
пусть лучше будет
в красавицу-Барби влюблен
тот гуттаперчевый мальчик
из старого цирка...
Не надышусь
этой майской прохладой лесной.
В дрёмной Рыкани
на хвойной подстилке улягусь.
- Где это видано,
чтобы с глазастой весной
вдруг повстречался
губастый медлительный август?
Щедро процежен
в меня сосняка полутон.
Кроны привычно свои паруса раскачали.
Я целомудренно
и безнадежно вплетен -
словно ромашка -
в увядший букетик печали.
Тягостен небу
прокосный и присный оброк.
Выхвачен зреньем
квадрат промелькнувшего кадра:
звезд, облаков,
молодых поэтических строк -
в млечную Вечность
плывет голубая эскадра...
- В чем же тревожной и сладкой истомы исток?
Вот и сейчас
размечтался о чем-то хорошем...
Время качнуло
неторный и шаткий мосток:
жаль не вчера
он Судьбой и тобой переброшен.

- Милая девочка,
где ты так долго была?!


ПОТАЕННАЯ ДВЕРКА

Я родился Иванушкой...
Тетки крестили меня:
впопыхах дали имя -
согласно со святцами -
Виктор.
Исступленно и яростно
я погоняю коня.
- Кем услышится давний -
глубинно встревоженный -
крик тот?
 
Двадцать пять тысяч зорь
ровно столько же божеских дён
мне подарено Небом,
но жду я печально развязку.
Не устану твердить:
- Все не так!
Я Иваном рожден...
Потаенную дверку
откройте мне в старую сказку.

Кто поверит в нее,
если века угарного смоль
горло липко сдавила
у песни,
у русской былины?
Слышу голос я сверху:
- Ты тоже в Иваны?
Изволь...
Вот пошли времена:
Не хватает мне творческой глины.

Лик Аленушки вплавлен
в прозрачность озерной воды.
Задыхаюсь без ясного
чистого честного слова.
И целую Христа:
На губах - светоносны следы.
- Отпустите туда,
Где Иванушкой буду я снова.

Быть поэтом почетно,
но родины сыном - вдвойне.
Истомилась душа:
просит крылья себе и огласку...
Почему неуютно,
ущербно и тягостно мне?
Потаенную дверку -
откройте же
       в старую сказку!..


СПЯЩАЯ ЦАРЕВНА

Нет, не все на земле превращается в прах.
Где кургана дремучего крошится горб -
небеса на скрипучих
тяжелых цепях
раскачали царевны серебряный гроб.
- Хочешь это увидеть?
Поверь в чудеса...
В стеариновый строй стали стебли стеной.
Здесь еще никогда не стенала коса:
Все дороги и тропы прошли стороной.
Сочен сумрак янтарный.
И в нем - так светло...
Кто идет напролом -
не сносить головы:
Золотого июля сломалось крыло
в колдовской густоте бездорожной травы.
Был, наверно, и я зачарован не раз
в заповедье лесном и у памятных скал.
Но коварный, окольный
расчетливый лаз -
к молчаливым прохладным губам не искал...
Я царицу свою не сравню со звездой:
- Ты земной человек -
тут колдуй - не колдуй.
Поднесу кротко ковш со святою водой.
Может, дрогнут ресницы?
Прошепчешь:
         - Целуй!..


СЛЕПОЙ НАПЕВ

                Миколе Сынгаевскому

Затень выползки сырые
манит к дремлющей опушке.
И в сиреневых раздымках
комарья не слышен лёт.
Под крестом - кривым и ржавым -
на церквушке-развалюшке
грустный аист аистенку
колыбельную поет.
Будто робкий колокольчик -
паутинные напевы:
ритмы их, слова слепые
разгадать нам не дано...
Королевы Зазеркалья,
отзовитесь:
- Кто вы?
- Где вы?
- В наднебесное какое
нынче смотритесь окно?..
Синевой ресничной брызнув,
звездный луч скользнул с браслета.
Мысли трав, цветов, деревьев
только им самим ясны.
Пусть до солнечного взрыва
вновь икринками рассвета
заплывают в межковылье
удивительные сны!..


ИЮНЬСКАЯ ЭЛЕКТРИЧКА

Тихий звон... Голубое отлунье...
Принимаю душой молодой
коронацию неба в июне -
и листвой,
и монаршей звездой.
Полухрамка забытого остов:
не навстречу ли новой Беде
деревенька,
как маленький остров,
на рассветной качнется воде?!
Глубина поднебесья бездонна.
Никому не захочется вдруг,
чтоб на выгреве росного склона
отдымился ромашковый луг.
Все приманчиво в празднестве этом:
спешка дней
и коней передых...
Свет встречается только со светом
на разломах времен годовых.
Существует извечно отличка:
март - капельщик,
апрель - листошвей...
Но сегодня гудит электричка
у платформы зеленой своей.
- Что престольная это морока
работящей, летящей пчеле!
Вслед несет беззаботно сорока
неотвязчивый ветер в крыле.


ЛЕСНОЙ ТРОПАРИК

                В.М.Пескову

И буреломное ненастье...
И надоедливый москит...
Здесь в ягодном
дурманном царстве
гадюка аспидная спит.
Чащоба все тесней и мглистей.
Она на радости скупа:
к могилам прошлогодних листьев
грибная выведет тропа.
- Склонись к изножью старой ели -
наглядность истины горька:
в смоле густой окаменели
живые крылья мотылька.
А рядом - дошлые заботы:
встревожен муравьиный дом,
ведь поднебесные щедроты
сюда процежены с трудом.
Любой тропарик в этом храме
с высот услышится едва.
...Вот и стучит о землю лбами
та, желудевая, братва!


ЛЕТНЕЕ ПОСЛЕДЬЕ

Усманка... Ее излуки - четки...
Подзакатья томная пора.
Празднично плывут из Лукичевки
к лесу тугодумы-вечера...
Солнце сонно медный лик впаяло
в медовуху медленных дымов.
Облаков лоскутных одеяло
греет крыши стареньких домов.
Поредели золотые ливни.
Стали неотчетливы стога.
Сладковатым запахом полыни
дышат августовские луга.
Клавиши речного перемостья.
Лунные поляны трын-травы...
Никнут в грядках валкие охвостья
ночевой картофельной ботвы.
Тонут ветры в колыбелях теплых.
И, оглохнув вдруг от тишины,
спит деревня крепким сном,
и в стеклах
даже звезды не отражены.
Благость...
Святость...
Летнее последье!..
Пар над гладью истомленных вод.
- Разгадай составленный на Небе
из горячих светляков кроссворд.


ЛУГОВОЕ ВЕТРОПЛАВЬЕ

За Усманкою луг полог.
Ромашек в полдень вянут венчики.
Стремглав,
как брызги из-под ног
рекордно прыскают кузнечики -
к цикорию и камышу...
Река ворчит ключами донными.
Рябому облаку спешу
прощально помахать ладонями.
Давно ленивая вода
рыбешкой шустрой не всполошена.
Свисает с неба борода -
лохматая,
как у Волошина...
Воздушно, так легко возник -
(простим лирическую блажь его) -
божественный поэта лик
с косым углом крыла лебяжьего.
- На ветроплавье и замри.
Все держится единой связкою:
мирское торжество земли
с высокой Благодатью райскою...


ЗАТОННАЯ РЕКА

Мычание коровы в стойле.
Почти до ребер пес поджар.
Кострует дымно-дымно поле.
Невольно спросишь:
- Не пожар?..
Когда-то славилась плотами,
но вот -
безрадостно мелка -
затянутые тиной тайны
хранит затонная река.
В народе бают:
- Были верфи...
Сам государь молитвил брус...
Не потому ли наши ветры -
солоноватые на вкус?
Давно былого нем в помине.
Орут безбожно кочета,
поскольку здесь она и ныне
для них -
з а с е ч н а я   черта!..
Ветрами выгнуло осину.
И облака плывут вдали:
вновь поднебесно парусину
над речкой тянут корабли.


МЕЛОДИЯ ДЛЯ ДУШИ

- Что ты озираешься, бледный призрак ночи?
Твой куплет вчерашний до конца допет.
Вместе с оголтелою трескотней сорочьей
вновь на крыльях красок
выпорхнул рассвет.
Вот уже просторная даль теплом прогрета
Сладко лечит душу аромат густой.
Распаленным шепотом
солнечного ветра
за рекой пронизан сочный травостой.
Стебли остролистые вдоль тропинки с луга.
Зыбкие пушинки с запада летят.
Кротко и улыбчиво
полнится округа
тонким нежным писком
                крохотных утят...


ЛЕТНИЕ ПОЛЕТЫ

...Луг с одинокой коровой.
Пряного сена рядки.
И соскользнули подковой
избы на берег реки.
Полон липучею дрёмой -
день предназначен на слом.
Ветер над гаснущей поймой
дышит последним теплом.
Греет ольховые свиты
красного солнца кружок.
Вымелькнул из-за ракиты
иволги пестрый флажок.
Вот и сигнальная мета:
- В гулком просторе летим!..
Небо безгрешного лета
соткано из паутин.


ВСЕВЫШНИЙ ПРИМЕР

Лета бабьего царственный сон,
как прозрачная строчка сонета,
и в него мимолетно внесен
терпкий привкус мужицкого лета.
Вызревают для песни слова
там, где с августа дали прогреты,
где подсолнух -
                Сорви-голова -
золотые надел эполеты.
Облаков неподбитый ватин...
Никакая житейская драма
не нарушит маршрут паутин
над соборностью божьего храма.
- Даже если и станет невмочь -
ты всевышнему следуй примеру:
сохраняя,
умножь и упрочь
в каждом истинно русскую веру.


ДОЖДЬ НА ЗАКАТЕ

Плывут деревья, как шары,
в реке медовой.
И лукичевские дворы
напились вдоволь.
Свой у дождя... девятый вал:
- Ну, хватит, полно!..
А вот и гром загрохотал -
упал надломно.
Не ждали косные лужки
такой отваги.
И забуревшие стожки
темны от влаги.
Уходят тучи налегке.
Не день - а сказка!..
Зарозовела вдалеке
румянца краска.
Звонят капели-бубенцы.
Поют яруги.
Над крышами летят скворцы:
- Вот отчаюги!..


ПРАЗДНИК
ОДИНОКОГО ДОЖДЯ

Праздник одинокого дождя -
это мой последний дождь
и праздник...
Солнце в кронах заживо погаснет,
круг очередной свой не пройдя.
Царствует сырая полутьма.
Нет в природе фальши и обмана.
В медленной мелодии тумана
мокнут молчаливые дома.
Серая размыта полутень.
В ней улыбка вперемежку с плачем,
ведь тобою жертвенно оплачен
этот грустный монотонный день.
Время зашагнуть мне за межу
на пути к бездонному чертогу:
завернувшись в праздничную тогу,
я в свое небытие вхожу...
Раздарив зеленые гроши,
осень золотой чеканкой дразнит!..
- Приглашаю всех на тихий праздник -
Проводы беспамятной души.
Ей тесны земный берега.
Отчего ж нездешне меркнут лица?
Нет, душе не перевоплотиться
на лету прощальном во врага...
- Жизнь, минутной радостью согрей!
Все покинем этот мир...
Не так ли?
Дождевые барабанят капли
по ладони ищущей моей...


УГОЛОК ЛЕТА

Мне август отворил калитку,
приветно подарив открытку -
быстротекущей жизни клок:
на ней изображен зеленый -
приветливый, стихознаменный! -
мой лукичевский уголок.

В гудящей медоносной смуте
сечется света перепутье.
Трудиться августу не лень:
пчелу повеселить охота -
он в колокольчики осота
готов трезвонить целый день.

Углянская на взгорке церковь
удерживает лето цепко.
И в сокровенный час мольбы
натянута раздумья леса.
Несут из Енинского леса
девчонки белые грибы.

Журчит остудная водица.
Над родником взгрустнула птица.
Крапива заглушила двор.
- На все - установленье Божье!
И солнце в небе так похоже
на перезрелый помидор.


НАШ АВГУСТ

Пока не улетели журавли,
пока наш август светел и прозрачен,
день предосенний так неоднозначен,
что покидать не хочется земли...
Все сущее сбираю по клокам,
и, право, есть неведомая сила -
что так меня с тобой соединила -
она ломает крылья облакам.
Пока ты человек - спеши, спеши,
неси в зрачках до самоудивленья
торжественность певучего мгновенья -
момент предвоспарения Души...
Подняться в бездну -
этот смысл высок,
хотя другим он кажется печален,
но он истоком новоизначален,
как пепел,
как пушинка,
как песок...
Мы август поделили на двоих,
как сытную пшеничную краюху -
на большее нам не хватает духу...
- Есть две звезды:
не наши ль судьбы в них?
 

ПОРА ИСПОВЕДАЛЬНАЯ

Дышит небо негой и теплом.
В ярких красках догорает вечер.
Каждый кол в штакетнике гнилом
воробьем торжественно увенчан.
Летняя пора была строга:
горечь сонно залегла в овраги,
выжелтила блеклые луга -
дождевой им не хватило влаги.
Дремлется карасикам в прудах...
Речки голубое коромысло...
Чинно на тяжелых проводах
воронье залетное зависло.
Осень,
день ушедший осеня,
прошлого доносит переклички,
и давно не радует меня
благовест углянской электрички...
- Совесть перед господом чиста:
я святых заветов
не порушу...
Холодок нательного креста
мне больную прогревает Душу!


ЖИЗНИ ЧИСТОВИК

Залатала розоватость занавески облаков.
Над землей завис луны закатный глечик.
В зоревом закрае поля,
в зрелых заводях лугов
на затравье
звонкий замолчал кузнечик.
По изломам загрубелым
боль затиснулась в груди.
Догорели в знойных храмах свечки лета.
Залетает за заборы -
на подворье погляди -
золотой листвы разменная монета.
Вновь в слезящемся излете эта зыбкая пора.
В закромах сердец запас тепла не прочен.
Каждый день, прогретый солнцем, -
как под взмахом топора.
Куст ракитника нахохлен и всклокочен...
В глубине всего живого
черный выстоялся крик.
Крутозем к зиме
зубастым плугом взрежем.
Разве можно без раздумий?
- Здравствуй, жизни чистовик!
Грусти должный час -
                он тоже неизбежен...


НАВСТРЕЧУ ЛИСТОПАДУ

Без риска даже смысла нет...
Кто временем задет и болен, -
сам по себе, увы, не волен
счастливый вытянуть билет.
- В смятенье осени иду -
лицом навстречу листопаду:
вот эту малую усладу
с тревожным вызовом я жду.
Близ родниковой красоты
покамест нет еще ледышек,
но в октябре на ладан дышат
полуувядшие цветы.
Уходит беспричинный страх,
а это - ипостась иная,
поскольку держит твердь земная
избушку на семи ветрах.
В спасенье верую Христа,
в святую беспредельность солнца,
что жизнь не вдруг перечеркнется
паденьем жухлого листа...


НОЯБРЬСКАЯ ОСТУДА

Праздник осени вечно трагичен.
Соткан он из печальных длиннот:
в каждом песенном выдохе птичьем
нем расхожих для времени нот.
Проморожено горло колодца.
Стал ничтожен у солнца накал,
и хрустят под ногами болотца,
как осколки разбитых зеркал.
Расстаешься с природой,
как с другом:
все густеет остудная тишь -
та, в которой
с внезапным испугом
черноту огорода узришь.
Угасающим сердцем постыло
принимаешь ноябрь, как беду...
- Сколько радости искренней было
в непростом урожайном году!
Стало птицей заветное слово.
За холстиною серой села
к небу тянутся медноголово
поредевших берез купола...


ОСОБЫЙ МОТИВ

Осени российской росные колосья...
Горестным осинам
все сполна простив,
в скорбном птичьем грае
из многоголосья
выделишь особый песенный мотив.
В нем еще живучи перепевы лета,
отблески омытой в Усманке зари,
добрые глазенки в купах бересклета.
Дождевые в лужах полупузыри.
Доживают в дреме дряхлые деревья.
Облака дрейфуют, словно корабли.
Избы вдоль дороги -
русская деревня...
Да пятеркой римской
в небе журавли.
- Заблудись однажды в спелом травостое,
удивись вселенской мудрой красоте:
Тяжко вызревает самое простое -
не искать спасенья -
на своем кресте.


БЕРЕГ ПЕЧАЛИ

- Не обрывайте медуницу.
Любите облаков полет.
Неволей не обидьте птицу:
пускай в лесу она поет
иль на промерзшем огороде...
Во всем гармония права:
бессмертны,
видимо, в природе,
созвездья,
люди и трава.
И лепет речки недалече.
И вечер - свечкой слюдяной.
С вершин березовое вече
вершит свой суд над тишиной.
Над млечным берегом печали
с певучей участью строки,
где зачарованно сельчане
считают в небе светляки.
- Устав от бешеной погони,
на самом краешке зари
с листвою,
тлеющей в ладони,
и ты доверчиво замри.
...Проснутся ветры и застонут.
Под их глухой шаманий бред
душа рванется в черный омут
осенним журавлям вослед.


ЭТО РУССКОЕ НЕБО

                Коле Ремизову

Как всегда одинок - поделом:
выбрал сам бесприютную долю -
журавленыш с подбитым крылом,
все тоскуешь по синему полю...
С повседневностью тусклой порви.
Трудно жить и незряче, и немо...
Расплескалось знобяще в крови
это стылое русское небо.
Грустно птицам посмотришь вослед.
Полыхают прощально рябины.
Лукичевский сочится рассвет
в недоступные сердцу глубины.
Дотлевает над полем звезда -
нет роднее ее и красивей...
- Под фатой облаков навсегда
ты повенчан
        с больною Россией.


БОЛЬНАЯ ПАМЯТЬ

Крадется ночь, как беглый капуцин...
Течет рассветно в журавлином кличе
с высот тосканских
музыка терцин,
несущая в бессмертье Беатриче.
Кольцов и Данте - звонкая семья.
...Исшаркана у сквера тротуары.
Но полной грудью -
не вздохнет земля,
продавленная мрамором Каррары.
Здесь над цветами не гудеть пчеле.
Густеет равнодушное остужье.
И трещинки раздумий на челе
становятся
смертельнее и глубже...


ЛИСТАЯ ДНЕВНИК ЛИСТОПАДА...

- Где спрятало солнце свои золотые початки?
Осеннего храма низвергнуть покой поспеши...
В слезящемся небе ищу я следов отпечатки -
бунтарски израненной -
бунинской гордой Души.
Желтеют страницы...
Слова Листопада - нетленны...
Леса и сады - осиянный его Мавзолей,
где в складках тяжелых
надежно хранят гобелены
шуршащую исповедь благоуханных аллей.
Опрично залетный -
отлива вороньего кречет -
меж прошлым и нынешним веком
достойный связник
в пространстве, где даже
у самых задумчивых речек
простой и понятный
( - Прислушайся!)
р у с с к и й   я з ы к..
И песня качается в зыбке ознобно и круто:
мотив у нее - колокольчат, но праведно строг...
Воронеж...
Бутырки - уезда Елецкого хутор...
Отрада полей - черноземные кольца дорог...
...И святость Молитвы
на скудно пригревшей чужбине -
берез православности,
донным певучим ключам,
простушке и скромнице -
щедрой пастушке-рябине,
ее сарафанистым, в красный горошек, плечам!..
И манят зазывно дубрав запрестольные страны.
Пружинит в Озерках над глинистой кручей лоза.
А первой любви -
так сладки и туманны обманы:
в белесой кудели зарнично синеют глаза...
И свежесть ненастья в чащобных изломах озяблых.
И благовест чинный
над чистым размахом полей.
И матовость спелая поздних антоновских яблок.
И всхлип лепестковый
летящих на юг журавлей...
Опять октябрины...
В распадках - липучая жижа.
Озвучена Осень магическим звоном листа.

... На кладбище русском
в тенистом предместье Парижа
к России -
распахнуто -
тянутся руки Креста!..


РАЗДУМЧИВЫЙ   ПУТЬ

                Павлу Нерлеру

- Осип Эмильевич!
Ваш за окном день рожденья...
Вновь домовой
оглашенно бунтует в трубе.
Это - беда,
что живуч холодок отчужденья
к вашему имени,
к вашим стихам и судьбе.

Храмный Воронеж
подставил дорогу накрапу:
новый маршрут
под Звездой обозначен вчерне.
Ветры страны
гонят вас на восток по этапу -
с песней Щегла
и с бубновым тузом на спине.   

Сумку холщовую
пайкой барачной затаришь.
Так и не спущен
крамольного рыцарства флаг.
Вот и пойми:
кто взаправду тамбовский товарищ,
если в признании -
черным по белому -
"в р а г...".

Разум не сдавишь
тупого Гулага тисками.
- Слово - злодей! -
философствует курский раввин.
Сердцем промерян
раздумчивый путь от Тосканы
до исцеляющих
причерноземных равнин.

Зло побеждается
всечеловеческой сутью:
не навсегда
над просторами воздух промерз.
Тусклое небо
с белесой смертельною взмутью
и ножевые надрубы
пониклых берез...

- Осип Эмильевич!
Ваш за окном день рожденья...


АНДРЕЕВСКИЙ  СПУСК, 13

Дожди мои дороги оросили.
И вертикальны прочерки берез.
Я к Киеву -
простой росток России -
всей памятью славянскою прирос.
Вот и подарен Небом день,
в котором -
душою просветленною ведом:
над золотым Андреевским собором
пространственно осознан мудрый Дом...
В нем -
словно травостой на луговине -
зерно таланта к миру приросло.
Ну, а ТРИНАДЦАТЬ -
для меня отныне,
конечно же, счастливое число.
Я вновь у дорогого мне престола,
где призрачные тают дерева.
Пусть неустанно птицы от Подола
несут на крыльях вещие слова.
И синева -
по-августовски хрупка.
- Присолнечной струны -
не оборви!..
Вплывает в устье каменного спуска
замедленный пожар моей любви.
А ты рожден
для вечного скитанья...
Сама задумка Мастера - хитра:
в упругости любого расстоянья
есть бесконечность Правды и Добра.
Свежо вернусь к осенней зябкой смуте -
в распахнутую розовость рябин.
Не удивлюсь,
когда на перепутье
мне встретятся
          Булгаков и Турбин...

23 августа 1987
г.Киев
(Рейтарская,17 - 6)   


ЧАЙКИ  БЕССМЕРТЬЯ

                Памяти поэта К.М.Гусева

Пушкин и Гусев - единой лирической стаи:
сблизились крылья на звездной крутой высоте.
Небо напевностью ранит...
Ее красоте -
мы удивляться давно на земле перестали:
как от слепящих истоков безумно отстали! -
стынут стихи
на любом пожелтелом ЛИсте.

Пенные зори...
Мотивы щемящие Лиры...
Каждый живущий на свете доверчиво прав.
Вечные Гимны
слышны в песнопении трав -
смерзшихся, твердых
и острых, как будто рапиры:
ими означены Крестного хода пунктиры...
Снова в пространство
вгрызается алчный бурав.

Есть у израненной песни
свое завершенье
и Бесконечность,
что так непостыдно чиста.
...Грешные -
липнем к ослабшему телу Христа,
виснем готовно на перенапрягшейся шее:
кто-то уже
заготовил послаще прощенье.
Жизни мораль -
на исходе дыханья проста...

Стуженный мир
продолжает сужаться недужно
и воздусями возносит спирально Молву:
- Боги, родные!
- Откликнитесь!.. Где вы? Ау!..
Людям до блеска
отмыться в подлунности нужно -
души поэтов витают над ними окружно...

...Чаек Бессмертья
в попутчики робко зову.


ЧЕЛОВЕКУ-ЗВЕЗДЕ

              Эдуардасу  Беньяминовичу Межелайтису

Так развели - как затерли во льдах.
Не поборол суету и несмелость:
- На легендарных литовских прудах
мне порыбалить с тобою хотелось...
Гаснущий круг...
Камыша газыри...
Вечер наметил рубеж передела.
шафраноглазая завязь зари
над зеркалами озер поредела.
Небо - я знаю -
воздаст по делам
Жизни и Космоса - трудное скрестье:
песню нельзя разрубить пополам,
с разных концов сочиненную вместе.
Снова Поэт зажигает огни:
щемлю не делит на море и сушу...
- В теплой ладони
ты мне протяни
ранней звезды изумленную душу.


ПОКЛОННОЕ  СЛОВО

                Владимиру Алексеевичу Солоухину

Не плачу, когда отпевают поэта:
стихи - это тоже зола и земля...
Зарница прощально -
под цвет бересклета -
пометила кистью леса и поля.
...Уходит певец.
И поклонно ракиты
речушке свои доверяют тела.
Над нотой Безмолвия долго размыты
два - ветром подрезанных -
лирных крыла.
Простор перечеркнут.
Спрессованы звуки.
От Божьего храма плывет пелена...
Качаются сосны:
в их цепкие руки
безумная падает с неба Луна.
А слово живет в мире мери дистанций.
И внемлют ему дерева-глухари.
Как видно, от Молнии
в ветках акаций
рождается пенное пенье зари.
Гнетущая ночь подгоняет гнедушу...
Пророки, я знаю -
везде не в чести.
- Господь,
православную детскую душу
на свой золоченый порожек -
впусти!..


ПРОЩАНИЕ С ОКУДЖАВОЙ

Он с первых строк
приговорен к известности:
Скорбит сегодня - не один Арбат...
- Ах, сколько чести,
чистоты и честности
нес по России щупленький Булат!
Крылатому -
нет, не послушна стремени -
душа звездою высветила тьму...
А почестей, недоданных ко времени,
никто вдогонку не дошлет ему.
Но не изменят вечные ровесники -
и этого достаточно вполне! -
его друзья,
его босые песенки,
идущие с гитарой по стране...


ПЕТРОВСКИЙ   СКВЕР

Вот и март хрипловатый.
Тоска флибустьера...
Половинчатый месяц
бодливо рогат.
Над зернистым гранитом
Петровского сквера
проплывает, как призрак,
дремотный фрегат.
Звезды,
как недоспелые дыни баштана.
Истончилась,
пожухла былого шагрень:
здесь впечатана в вечность
душа Мандельштама,
бродит в чутких аллеях
Ахматовой тень...
Все понятней тебе
боль заломная в метках
и высокая СУТЬ
перемостья времен:
осторожную память
качает на ветках
многожильный
и черный
      чешуйчатый клен.


ПОКАЯНИЕ

Добрым словом душу отогрей
в минском доме и в квартире Кинешмы...
Раскричались у чужих дверей
старые стихи мои -
подкидыши...
Собственность отныне - не моя:
и склоняю голову повинную...
До могилы самой с ними я
неразрывной связан пуповиною.
В трудный час подстерегла беда.
- Строчки,
сокровенные и милые!
Проданным в неволю -
навсегда
вам чужие утверждать фамилии.
Не отмыться от такой вины:
я творил -
стихи скупали частники.
Вот и некий ветеран войны
норовит при жизни выйти в классики.
Осажден бездарностью Парнас:
- Принимай поэта-современника!..
По плечу похлопывает нас
бестолочь со справкой шизофреника.
Мне от Бога кое-что дано.
Время волос тронуло полудою.
За других я не пишу давно:
называю сам себя - Иудою!..
Никогда не замолить грехи.
Снова осень красит листья дожелта.
Не поймет, кто покупал стихи:
жизнь его -
и мной маленько прожита...


У  ПОСЛЕДНЕЙ  ЧЕРТЫ

Заужено последнее кольцо.
Все выше в небо скользкие ступени.
Я встречным ветром брошен на колени.
И острый сумрак холодит лицо.
Страна кипрея, пижмы, васильков
приходу дней расхристанных не рада.
И странной зыбкой осени неправда
сочится сквозь проломы облаков.
Душа моя, как щепка на волне.
И ей проточность - вовсе не помеха.
Сферическое отраженье эха
разбудит одиночество во мне.
Над лугом кружит пара лебедей.
Я видеть рад прощальную усладу.
Улягусь - головою к листопаду -
под нудный плач
полуслепых дождей.
Предстать перед Всевышним -
не готов.
- Оставлю что в краю, до боли милом?
Парят бесцельно
над пустынным миром
павлиньи перья
           полинялых слов...


СЕЛЬСКИЙ  ПОГОСТ

Пророчеств звездных распахнется ход.
Отчетливы над нами филиграни,
когда круговозвратными ветрами
июльский будет вспорот небосвод.
Глушь... Тишина...
Домов зеленых тень.
Во всем провинциальная дремота.
И тут же неожиданная нота -
живучая на кладбище сирень.
От прадедов ее смиренный рост.
Ей благостно среди дощатой крени.
Поставил всех нас вечер на колени.
- Тебе спасибо,
старенький погост!..
И, как бы с чувством собственной вины -
не посчитаешь день ушедший пошлым:
круги схождений
будущего с прошлым
между крестов отчетливо видны.


ДОРОГО  К  СУМРАКУ

...Что-то мы с тобой не рассчитали,
если стала степь не дорога,
если снова потускнели дали,
если с болью смотрим на луга...
Ты рукой в огонь самосожженья
душу оробевшую толкни:
суетного слова приближенье
не оттеплит охлажденья дни.
- Может, мне в церквухе отмолиться,
где иконостасы горячи?
В ней бормочет монотонно чтица
у чадящей вечностью свечи.
Светлых чувств родник ополовинь я -
разойдутся сумрака круги.
- Синий факел праздничного ливня,
вечер, кротко надо мной зажги!..
Заветри свистят под берегами.
Наплывает аромат хмельной.
Старый дуб корявыми рогами
весело бодается с луной...


ПРИГОРКЛЫЕ  ЛИСТЫ

Вот и остался я один
закатным отблеском присушен.
Увы, в безликости ненастья
нам раствориться не дано.
Пусть в тростнике ветров тревожных
мой день тебе не будет скушен -
его усталые минуты
пью, как уснувшее вино.
И осыпается с меня
дней августовских раззолота.
Зрачком расчетливым прозренье
впечатано в холсты небес.
Давно уже Душа скользнула
по траектории отлета.
Грустит ранимостью осенней
гудящий и плакучий лес.
Угарно к лугу от Углянца
стекают темные пригорки.
Попутные мерцают тени -
пока свой путь не завершим...
- Так отчего на тропах стылых
листы багровые пригоркли?
- Там за рябиною - Есенин...
- Там под калиною -
               Шукшин!..


ЛУКИЧЕВСКОЕ  ТАНГО

                Л.Г.Сафонову

Возвращает меня
Лукичевское Танго
к пенной Усманке,
где серебрится Звезда...
Плеск осенней листвы,
Лукичевское Танго -
этот вечный мотив -
 не забуду уже никогда.

На губах у цветов -
Лукичевское Танго...
Приумолк у промоины донный родник.
И кругами плывет
Лукичевское Танго.
И колышется в такт
истомленный прибрежный лозник.

Все звучит и звучит
Лукичевское Танго.
И еще не остыла на взгорках земля.
Буду в сердце носить
Лукичевское Танго,
лунный свет вечеров
и пронзительный вскрик журавля.

Вдаль уносят ветра
Лукичевское Танго...
У берез в сентябре отслоилась кора.
- Не прощаюсь с тобой,
Лукичевское Танго:
Просто в Усманке вновь
зачерпну грустно горсть серебра...


РАЗРЫВ-ТРАВА

За Лукичевкой такие травы!..
Поил и холил их добрый дождь.
Со смутой сердца
войдешь в отавы,
раскинешь руки -
и упадешь...
Зарей разлучной темнеют лица,
Порвались нити давным-давно.
Всеоткровенно с лугами слиться
и вдруг забыться -
нам не дано.
Не дарит лето былого света.
Целебных ливней заждалась сушь.
Горька отрава для пестроцвета -
разъединенность двух близких душ.
Живешь ты сложно.
Я - предан Лире...
Но не выходит из головы
в санкт-петербургской
твоей квартире
букетик ржавый
           разрыв-травы...


ЗАВЕЩАНИЕ

...Тень Иосифа стала реальностью матовой.
Перламутровым утром плывет вдоль Невы
этот город -
омытый глазами Ахматовой -
эта майская завязь зеленой канвы.
Бродский в Вечность
ручейно втекает страницами.
Дремлет Сфинкс
с загипсованным намертво ртом.
И трепещут сердца -
русокрылыми птицами -
на витке виража, на отрезке крутом...
Сонность статуй...
Домов обветшалое лежбище...
Крестовины решеток...
Надменность оград...
Петербурга громада: кому-то - убежище.
А ему - Ветербург...
А ему - Ливнеград!..
Не проходит Беды ощущение острое.
Неизбывность потери повсюду несу.
- Я могу умереть -
на Васильевском острове...
Только пусть похоронят
в Рамонском лесу.
Стручья строчек-грустинок
останутся молоди:
- Сколько их и сегодня -
достойных внучат?!
И с веселым отскоком падучие желуди,
словно звезды, пускай,
                о гробничку стучат...


ЗОЛОТЫЕ ЗВОНЫ

- Рядом с самой непрочной чертой
не тасуй мне, цыганка, колоду:
я под звоны листвы золотой
к неминучему выйду исходу.
Голубые подтают лучи
и застынут во взгляде сыновьем
две звезды,
две слезы,
две свечи
над просторным земным изголовьем.
Канет день навсегда в забытье -
не успеет обняться с зарницей,
и последнее слово мое
кувыркнется подстреленной птицей.
- Что обряда летучий озноб,
если Осень уже невесома?
Бросьте в белый березовый гроб
по-российски
комок чернозема...


ДОСТОЙНЫЙ  ЗАПРЕДЕЛ

Загостился,
хоть и думал - не надолго я:
надо мной еще грустит твоя струна,
травостойная,
гречишная,
медовая,
терпеливая простудная страна.
Вспоен горькими я зельями -
дурманами
там, где истины истерты до трухи,
где под зыбкими текучими туманами -
слово к слову, -
и рождались вдруг стихи.
Я от них уже почти отрекся,
полноте -
не хочу бессонной множить маяты.
- Улыбнитесь,
если ненароком вспомните:
христианской я заждался доброты.
И тогда,
мои посмертные радетели, -
бестелесен,
Безъязык и невесом -
я не знаю, за какие добродетели
буду в райские хоромы вознесен.
А душе,
то ей нужны ли чьи-то розыски?..
Мысль моя наипоследняя проста:
- Все равно
я жизнь прожил по-божески,
даже если будет
             только темнота!..



Опочила ночная равнина,
и в изломах исчахлых ветвей,
как свеча,
дочадила рябина,
черноплодною кистью своей.
Не знавал и не жаловал зависть:
выжил в годы сплошной лебеды,
но другие сильней оказались
на краю вседержавной беды.
И когда мир качнется багрово, -
человека в себе сохраня;
я уйду
и поэзии Слово
в Судный день
          отогреет меня...