Вас старика просили навестить

Вас старика просили навестить.
Работал он когда-то в коллективе.
Продемонстрировать ему, что не забыли
Вам поручили. И гвоздик купить.
Тебе старик тот, в сущности, никто.
И вроде с ним вы даже не знакомы.
Но ты, долженствованием ведома,
Натягиваешь горестно пальто.
Твоя коллега тоже молода,
Со старостью вы близко не встречались,
Не то, что бы чего-то испугались,
С брезгливостью какой-то шли туда.
«Минут пятнадцать, - это даже слишком!
Гвоздики, чай, никчемный глупый треп,
И все! Я познакомилась вчера  с одним парнишкой», -
Коллега щебетала, - «первый сорт!»
Ты тоже нервно ощущала запах тлена,
Еще в квартиру даже не войдя,
Хоть не эмоциональное полено,
Но хоспис, явно, - не твоя стезя.
Тебе привиделись морщинистые руки
В пигментных пятнах, дряблые, лицо,
Как молью траченое, выцветшие брюки,
И в «елочку» худое пальтецо…
Мороз по коже от такой картины,
Противно, право слово, не дай Бог,
Туда добавить запах нафталина,
И за ночь не очищенный горшок…
Нам, главное, глазами не встречаться,
Себя ты уговаривала вслух.
Что может в старика глазах читаться?
Лишь катаракта! Его взгляд потух!
Обычный двор. Хрущевка. У парадной
Машина скорой помощи стоит.
Накурено в подъезде. И дым смрадный
От пепельницы облаком висит.
«К кому идете?» - женщина – соседка.
Крысиным любопытством горит глаз.
«К Федотову? Вы опоздали, детки.
Его на скорой увезут сейчас.
Чего-то с сердцем», - тетка стрекотала, -
«Один живет, а дети, внуки есть!
Вот, вас воспитывай! Он, как жены не стало
Все горевал. Не мог ни пить, ни есть…
Они после войны как поженились,
Так  были прямо не разлей вода.
Он ранен был. Под Минском тогда бились.
Она спасла и привезла сюда…
Потом, она – врачихой в горбольнице,
А он в шарашке где-то инженер.
Все в санаторий ездили лечиться,
А то, после войны он чуть не вмер!
Двоих детей родили, поднимали,
Учили, чтобы выросли, как все,
А дети сюда редко приезжали.
Последний раз, вот, были по весне…
Жена его от рака помирала,
А он все, бедный, бегал по врачам.
Им верить не хотел. Она все понимала…
Да…Жалко Михаила Кузьмича…»
Ты, прислонившись к косяку дверному,
Растерянно сжимала свой букет…
Вы к деду шли забытому, больному,
Чтобы вручить дежурный свой пакет.
Он был абстрактен, он был вам не нужен.
Теперь вы стали старше на сто лет.
Ваш идеальный мир был вдребезги разрушен.
Обычной жизнью. Будничный сюжет…
Работал, воевал, любил, терял и верил,
Как каждый в поколении его.
Эпоха…Ему долго Бог отмерил.
Тот, кто погиб, не видел ничего…
«Ты молишься?» - дрожал голос коллеги.
«Молюсь», - прошелестела ты в ответ.
«Мы – нравственно убогие. Калеки.
Молюсь, чтоб в его жизни был рассвет».
Вот, мимо вас несут его в машину.
Он маленький, беспомощный, седой.
Штатив с  раствором нитроглицерина.
И губы синие. Открыл глаза. Живой!
Вас старика просили навестить.
Работал он когда-то в коллективе.
Продемонстрировать ему, что не забыли
Вам поручили. И гвоздик купить…