Полевая судьба полковника

Преподаватель тактики Военной академии им. М.В.Фрунзе И.Ф.Хомич
      
Поэма            

ПРЕДИСЛОВИЕ

О, сколько книг мы прочитали,
Смотрели фильмы о войне,
Несущей горе и печали
Родной измученной стране!
Пока живут на свете люди
Той героической поры,
Никто из них не позабудет
Смертельной роковой игры…
Мне слышать довелось однажды
Ивана Хомича рассказ.
Какой он был герой отважный,
Поведать я хочу сейчас.
Рассказ тот будет мой полковник
Вести от первого лица
И всё о том, что твёрдо помнит
И не забыл он до конца.

ЧАСТЬ 1 
К Симферополю рвались фашисты.
И когда был он всё ж покорён,
Моряки черноморские трижды
Наноси фашистам урон.
С перевесом противник сражался,
Но мы всё же держались пока.
Севастополь врагу не сдавался,
Перемалывал силы врага.               

В декабре сорок первого года
У прибрежных за городом гор
Вдруг нагрянула вражья пехота…
Не сумели мы дать ей отпор.
Но тогда к нам в дивизию срочный
Поступает суровый приказ:
«На Сухарную балку сей ночью
Перейти в наступленье в тотчас.»
До утра мы в тяжёлом сраженье
Свой плацдарм от врага сберегли.
Но грозило опять окруженье:
К немцам свежие силы пришли…
Нам же выпала тяжкая участь, –
Ведь окопы приходится рыть,
А земля каменистая в кручах,
А подмены не может и быть.
Чтоб вырыть окопы поглубже,
Хоть пол метра, не больше того,
Чтоб от пули спастись и от стужи, –
«Бруствер» строить пришлось из врагов:
Подбирали их мёртвые трупы,
Обливали холодной водой;
Из мороженой вражеской группы
Возводили наш вал ледяной.
Он надёжно от пуль и осколков,
И от северных ветров спасал.
«Пусть нам немцы послужат хоть столько.»
Так шутник наш однажды сказал.
Если эти прибрежные горы
Не удастся теперь удержать,
Враг столкнёт нас, где бухта у моря, –
Сможет и Севастополь он взять.
Это нам допустить невозможно,
Здесь держаться любой нам ценой…

Новый год приближался тревожный.
Враг огонь в нас направил сплошной.
На позиции сотни воронок,
Все окопы сравнялись с землёй.
Мы таких не видали уронов
Незадачливой этой порой.
На отдельных участках противник
Переходит в атаку на нас…
Мы покинули свой «морозильник» –
В контратаку пошли в первый раз.
К нам на помощь пришёл бронепоезд,
Заработали пушки его
И огнём потрудились на совесть,
Как дождём поливая врагов.
И в крови захлебнулась атака, –
Враг попятился снова назад,
Оставляя уюты бивака,
Где хотел Новый год провожать.
Командный пункт во вражьем блиндаже
Для штаба своего я занял.
В окопах немцев были стеллажи.
Солдаты их назвали «спальня,»
В ней жили комфортабельно враги,
Кой-где остались даже ёлки;
Игрушки украшали уголки,
Валялись от стекла осколки.

Несколько месяцев не рисковал
Агрессор фашистский Манштейна.
На Севастополь идти он не стал, –
Искал всё иного решенья.
На Феодосию путь устремил
Перегруппированный недруг
И здесь, по ошибке советских сил,
Враги одержали победу.
Организованность вышла плохой
У Армии сорок четвёртой,
А мы из-за грубой ошибки той
Отступили своей пехотой…

В апреле немцы наносят удар
По керченской всей группировке,
И никакой нам соседний плацдарм
Не сможет помочь в блокировке…
В мае стянул к Севастополю враг
Впервые в истории силы:
Осадные пушки, – все для атак
Калибром огромнейшим были.
Самолёты метали часами
Свои бомбы по нашим войскам,
Но нас горы надёжно спасали,
И не в силе всех выбить врагам.
В недоумении были они:
Откуда мы их отражали?
Ведь наши окопы, землянки жгли,
Но нас не берут и пожары.
Ведь мы в штольнях, в горах все укрылись,
Защищая свой город родной.
Нам лишь волны морские там были
Для спасенья дорогой одной…
В бой вступив, мы пытались прорваться,
Да не равная сила была.
Сверху штольни кричали: «Русь, сдаться!»
А подмога нам с моря не шла…

Только скалы крутые спасали
От гранат, что метали нам вниз,
Нас измором фашисты пытали,
Чтобы мы, наконец-то сдались.
Стало раненых наших всё больше,
Тихо здесь умирали они.
Каждый день нам давался всё горше,
Но мы были присяге верны…
Наши таяли боеприпасы,
Нам сухарь – пищей главною стал;
А мы видим, как морем баркасы
Весь командный увозят состав.
Это значит – покинут был город…
Только мы остаёмся одни.
И теперь Севастополю скоро
Предстоят оккупации дни…

Круг замкнулся для нас, это ясно.
Нам отсюда теперь не уйти:
То ли здесь нам погибнуть напрасно,
То ли плена петлю обрести…
А под утро в начале июля
Мы увидели двух катеров…
Не на катер, – на бойцов смотрю я…
Закипела в груди моей кровь…
Ведь от радости светятся лица,
Словно всех из темницы спасли.
К морю каждый бежать не боится…
С катеров же стволы навел…

               ЧАСТЬ 2
Потянулись цепи наших пленных.
Кое-кто стрелялся по пути…
Их оплачут нашей штольни стены.
Ну, а нам – в неизвестность идти.
А мучений потом нам немало
В лагерях довелось претерпеть.
Заболевших число вырастало,
В лазарете пришлось им болеть,
Что назвался он «фабрикой смерти,»
Где помогут могилу найти.
Многим жить не хотелось на свете,
Ну, а мы всё ж пытались уйти…
Нас на минное поле гоняли, –
Палкой мины по ходу взрывать.
Тех, кто в поле вдруг жертвою стали, –
В том же поле пришлось зарывать.
Кто бросался назад, в тех стреляли…
В роле риска три раза я был.
Раз осколки мне в ноги попали.
Я упал, неподвижно застыл,
Притворился, как будто убитый.
Автоматчики мимо прошли.
И пополз я туда, где ракиты
Перед речкой у леса росли.
Но замечен я был и подобран.
В лазарет на подводе свезён.
От полученной взбучки по рёбрам
Я от боли забыл и про сон.

Из тюрьмы симферопольской вскоре
Нас перевезли в Днепропетровск,
А оттуда дальше, нам на горе,
На Житомир эшелон увёз.
Перебрасывать нас часто стали,
Видимо, подальше от угроз:
Слышал я – врагу бока помяли,
Вот он нас на запад и повёз.
Из трёх тысяч нас, военнопленных,
Многие угасли по пути.
Хоронили мы дорогой бедных,
Адресов не всех могли найти…

Вновь мы регистрацию проходим.
Я опять пишу, как рядовой.
Дружбу нелегально мы заводим
В прошлом офицеры меж собой.
Отняв одежду нашу поновей,
На худшую её сменили,
Но нас по интуиции своей
Из общей массы отделили.
Так, изолируя от рядовых,
Враг полагал, что способны
К побегу подготавливать иных,
Иль к провокациям подобным.
А нас кормили так, чтоб голодать:
Кусочком хлеба и бурдою.
Порою стали кофе подавать
Сравнимо с грязною водою.
Мы видели из камеры одной,
Как на прогулку через дверцу,
Придерживая руки за спиной,
Какие-то ходили немцы.
А позже разузнали: их сюда
Свели за то, что отказались
На фронт Восточный ехать, и тогда
Домой из поезда сбежали…

Переломный новый сорок третий
Стал годом паники для немцев.
От налётов частых на рассвете
Фашист не знал, куда и деться.
И Житомир тылом не надёжным
Немцы стали чувствовать тогда,
И пришёл сигнал для нас тревожный:
Нас отправят в город Славута,
Чтобы ближе к западным границам,
Но подальше линии фронтов.
Значит, нет надежд освободиться
От колючих всюду проводов.
В Славуте сто тысяч пленных было.
Забивали ими корпуса.
За два года здесь до нас убыло
Десять тысяч душ на небеса…
В этом лагере до нас пытались
Подрывать подкоп под провода,
Но предатели, что немцам сдались,
Выдали подкопщиков тогда.
Сбежать троим в то время удалось,
Всех остальных же расстреляли.
Но операцию выхода в лес
Решили мы тайно готовить.
Лопухин, а был он фельдшером здесь,
Готов нам ту помощь устроить.
Людей сколотил он вокруг себя
До нашего здесь появленья.
«Средь них подобрал я славных ребят, –
Поведал он мне откровенно. –
Промах от первого микро-метро, –            
Сказал он, – с ошибки случился.»
Лопухин, как врач, заглянул в подвал,
«А он расположен под кухней.»
И всё там теперь осматривать стал:
На сколько земли в него вбухнет.
Особую радость он ощутил,
Наткнувшись во тьме на лопату.
Ведь главным успехом трудности был:
Прорыться и встретить отраду.

Один Роман Лопухин знал людей.
А люди разные бывают,
Как в жизни: среди злаковых полей, –
Чертополохи попадают.
А здесь работали: и коммунист,
И беспартийный, комсомолец,
Трудился офицер-кавалерист,
И украинец, и эстонец…
Случалось, попадал чертополох, –
Он тут же с корнем вырывался.
Несменной конспирации залог
У нас хорошим оставался.

Ну, а подземная дыра росла, –
В одежде поместиться можно.
Работа очень трудная была,
Её вести ведь лёжа тошно.
Буравили и прогрызали грунт
Ножами и стамеской даже;
Ещё немного облегчила труд
Лопата, что досталась кражей.
К осени всё хуже становилось,
Голод продолжал косить людей.
А работа наша долго длилась…
В ноябре пришёл конец и ей.
Вот завершив мучительный прокоп,
А был длиной он десять метров,
С Лопухиным обговорить я смог
 Свой план и несколько советов.
Имея за плечами опыт войн,
Предвидел я, что будет сложно,
А потому и прихватить с собой
Необходимо всё, что можно:
«Добудь гранату или револьвер,
И карту, компас, сухари бы;
Перед уходом всех людей проверь, –
Знай, коль провал, мы все погибли.»
«Постараюсь я через неделю
Всё разыскать, добыть всё это.
Нам, – сказал Лопухин, – в самом деле
До Октября покинуть «гетто.»

Безлунной ночью мы через подвал
В подкоп открыли горловину
И там ползти за мною каждый стал,
Порою подминая глину.
Едва живыми доползли в лесок.
Немного там передохнули,
Затем по карте перешли мосток,
Приток Горыни обогнули,
Деревню огородом обошли
И двинулись к лесной границе.
Увидели там женщину вдали,
Что из деревни Хоровице.
Она нам рассказала, что теперь
В деревне этой нет уж немцев.
У дома крайнего стучимся в дверь.
Со скрипом отворилась дверца.
Мужик выходит с виду пожилой.
Взглядом нас окинув, он спросил:
«А дэ ж ваше оружие з собой?»
«А нам его никто не приносил.»
«Як? Вы що, хиба нэ партызаны?»
Кто-то из наших опять сказал:
«Мы ими будем. Пока не званы,
Но голод уже нас потерзал.»
И хозяин пригласил нас в хату.
А там хозяйка угостила нас:
Кувшин молока, хлеб да баранки.
Народ голодный, съел это враз,
Да ещё кое-что в добавки.
Тут узнали мы, что партизаны
Из села разошлись по лесам,
Но следят за селом всё же сами
И живущих здесь верят глазам.
«Может кто и остался покуда.»
Наш хозяин сказал – и ушёл…
Тут мы замерли, – не было б худа.
Стало нам не совсем хорошо:
Не бежать ли сейчас нам подальше,
Иль принять, приготовившись, бой..?
Но вернулся, на счастье, он наше
И приводит узбека с собой.
Тот одетый в немецкую форму
Ну и что-то за пазухой с ним.
«Добрый вечер, товарищи наши!»
Вдруг узбек нас по-русски сказал,
«Вы к нам в гости пришли, иль для стражи, –
Охраннять наш лесистый вокзал?»
Нас обрадовал этот парнишка, –
С ним решили идти на «вокзал.»
И пошли. Оказалось, не близко,
 Весь отряд мой серьёзно устал.
Вдруг винтовки в кустах заблестели,
Взяли нас на прицелы стволы.
Все ребята со мною присели…
Но пароли узбека спасли.
Партизаны, что в роще таились,
Взяли нас без узбека с собой…
Так мучительно замыслы сбылись
Нам свернуть от судьбы гробовой.
В партизанское подразделенье
Нас к отряду спокойно вели.
К командиру войти приглашенье
Мне чуть позже потом принесли.
Любопытно же было кому-то
О примкнувшим хоть что-то узнать, –
Командир и «допрос» мне, как будто
Здесь устроил, чтоб всех нас принять.
Он при мне подозвал к нам кого-то
И сказал: «Отведи, их пускай отдохнут,
А на кухне скажи, чтоб Изотов
Приготовил. И пусть пожуют.»
А ко мне он с тоской обратился:
«Не хватает винтовок у нас.
Как отряд с немчурой наш не бился, –
Не богатый трофейный багаж.»
И меня те вопросы тревожат:
Нам винтовки добыть бы скорей,
Лишь они все победы нам множат,
Только надо бороться мудрей.
Партизаны в тот вечер ходили
За ночною добычею в бой.
После всё, что в бою прихватили,
Привезли на подводе с собой.
А потом ни одних операций
Не бывало без наших людей.
Партизанам от их консультаций
Проще было в сраженьях везде,
Ведь военные специалисты
Здесь в лесу оказались нужны.
Появились у них и радисты, –
В операциях связи важны.

А однажды за снежной завесой,
Что январский просек прикрывал,
Лай собак вдруг раздался над лесом.
Наш отряд в ожидании стал.
По дороге большая колонна
Наших пленных измученных шла.
Мы решили спасти от угона
Их на запад, где ждёт кабала.
Пропустив броневик пред колонной
Истощённых идущих людей,
Мы открыли огонь по конвойным
Оседлавших своих лошадей,
И сразили охранников многих.
Остальные открыли огонь.
Броневик же из узкой дороги
Не сумел развернуться в обгон.
Вся охрана в бегущих стреляла
И ловила, кого лишь смогла.
Наша группа погоню сдержала
И с полсотни сбежавших спасла.
Привели к нам в течении ночи
И ещё восьмерых беглецов…

В Славуте через день, между прочим,
Принимали советских бойцов.

              ЧАСТЬ 3
Из леса теперь у всех на виду
В свободный город можно выйти.
И мы с двумя друзьями в Славуту
Пошли искать «связные» нити.
Мы быстро отыскали штаб полка,
Там о себе всё рассказали,
А наши сведения про врага
Штабной разведке передали.
Нас в штаб дивизии потом свезли.
В штаб Армии затем отбыли.
Та нам со склада форму принесли
И сапоги. Папаху сшили….
Все мои штабные похожденья
В мате завершил политсовет.
С ним моё торжественное бденье
Охладил допросов кабинет.
Там подробно добивались «правды:»
Как своим полком попал я в плен?
Здесь за бдительность вручат награду, –
Муки вашей их не тронет тлен.
В конце концов назначили меня
В одном полку зам командиром.
Обиды тайные в душе храня,
Смирился с этим, что хватило.
Чтоб места назначения достичь
К своей дивизии стрелковой,
Меня попутно Леонид Ильич
Довёз до штаба службы новой.
Там ночью я готовность проверял
Полка, доверенного фронтом.
И тем полком я город Литин взял,
Заслугу, как бы, заработав.
Когда закончился проверки ход,
В штаб фронта был тогда я вызван
Туда, где Первый Украинский фронт,
Которым править Конев призван.

В то время наш союзничек-хитрец
В Нормандию войска подбросил
И второй фронт открылся, наконец, –
Сам Гитлер растерялся вовсе:
Надо же дивизий девяносто
С Востока срочно перебросить,
А ему и так уже не просто, –
Там хоть границу заморозить!..
Меня в то время поезд подвозил
От Шепетовки к штабу фронта.
Войти мне в штаб сам маршал пригласил,
Где шла какая-то работа.
И вот пред ним я, наконец, предстал.
Меня увидев, маршал Конев
Сказал мне с удивлением, привстав:
«Иван? Ты что, ещё свободен?»
(Мы в тридцатых годах с ним служили
И на Востоке прошли войну,
Недалеко друг от друга жили.
И теперь защищаем страну.)               
Я смущённо пред ним извинился
И поздравил со званьем его.
Но вопрос его всё же продлился:
«Ты скажи, где же войско твоё?»
За севастопольский бой поведав,
Я рассказал о последних днях,
Когда и сухарь нам стал неведом,
Патроны кончились, всюду враг…
После паузы я поразился
От услышанных маршальских слов:
«Почему же ты не застрелился?
Что, последний патрон не нашёл?»
Кулаки непроизвольно сжались,
Потемнело в глазах у меня,
Слёзы вдруг на лице оказались…
Я к нему подхожу, семеня.
Перед Коневым мне на подходе
Первым встал генерал-лейтенант.
Он схватил меня за руку: «стойте!
Успокойся, полковник, присядь!»
Но обида во мне всё не тает,
И я маршалу с гневом сказал:
«Тот стрелялся, кто веру теряет,
Но я с партией век свой связал.
Ведь мы в горы не раз пробивались,
Но у нас не хватало уж сил.
Я горжусь, что мы живы остались,
Что фашист нас не всех поразил.»
После этого легче мне стало.
Конев тон свой понизив, сказал:
«Руководство вам лодок не слало? –
Я об этом совсем и не знал.
Может, что-то б я сделал, как другу,
Но прости…» И мне руку пожал.
   
Получив указание штаба,
Я отправился к Пухову в штаб.
Здесь приказ фронтового масштаба
Генерал мне озвучит этап:
Я назначен ему замкомдивом,
(Здесь не стало того от потерь.)
И Ставка торопит ретиво
Идти в наступленье теперь.
В дивизии я разработал план
Для наступления ночного.
А в помощь нам танковый корпус дан,
Чтоб выбили врага из Львова…
 
Мы бой смогли с победой завершить.
Комдив послал меня к Рыбалко
В штаб третьей танковой, чтоб доложить
О действиях на фронте танков.
Я, к маршалу Рыбалко подходя,
Вдруг встречу с Коневым припомнил, –
Не стал ли и Семёныч, как судья?
Ведь он танкист, а чин огромный.
А в Академии с ним до войны
Мы тактику преподавали.
Встречались часто в выходные дни,
Всего не мало испытали…
При встрече он не дал мне доложить,
А, как другу, за руку потряс:
«Не надо, Ваня, лучше расскажи,
Как же занесло тебя до нас?
Ведь после севастопольских боёв
Нигде я о тебе не слыша.»
Я приключенье рассказал своё,
Когда живым случайно вышел.
«И мне напакостило вороньё, –
Сказал Рыбалко, – ты ведь знаешь.
Но поросло то всё теперь быльём…
Моим комбригом не желаешь?»
За доверие спасибо, Павел.
Но уже приказано служить,
Зам. Ком. Дивом фронта я поставлен.
Так что фрицев вместе будем бить.
Мне ведь генерал полковник Пухов
Велел к Петрову перебраться,
Там может новый фронт, по слухам:
Четвёртый Украинский статься.
А ведь когда-то генерал Петров
В Приморской Армии сражался,
Где наш под Севастополем отпор
Трагически не удержался.

           ЧАСТЬ 4
С Петровым мы не виделись давно,
Аж с февраля сорок второго.
При встрече о прошедшем он со мной
Поговорил, но лишь немного.
В гостиницу отправил он меня:
«Там отдохнёшь – сказал, а утром
Мы соберёмся и в теченье дня
Всё порешим спокойно, мудро.»

Прошла неделя. А силой полка
В боях мы вывели из строя
Последнего союзника врага, –
Он сдался в октябре без боя.
За Венгрию, за Ужгород не зря
Я воевал в сорок четвёртом.
За это и второго ноября
Был вызван выехать в штаб фронта.
За «успехи мои боевые»
Поощрение вынес Петров.
«И ещё я тебе предлагаю, –
Продолжал говорить мне Петров, –
Дивизию возглавить такую,
Что брала Киев, Донбасс весь, Ростов,
И Горловку ту н простую,
Которой предстоит теперь войти
В состав армейской группы Гречко
И с Первой Армией пройти
По территории всей чешской.»
Мне Андрей Антонович знакомый, –
С ним в Академии учились.
Я был комбригом, он – полковник, , –
Готовь полки и – в наступленье…
Передохнуть бы солдатам надо,
Но Ставку злит такое мненье.»

И будни боевые начались,
И к наступленью подготовка,
Обход частей, знакомства повелись,
А также рекогносцировка.
Сгруппированной Армией Гречко
В ноябре выступаем вперёд,
Чтоб у Омеля (злого местечка)
Перед Прагой нам «выровнять фронт,» –
Так Ерёменко распорядился,
Направляя на Прагу войска.
 Враг у Омеля яростно бился,
Ширер очень помял нам бока:
Трёхсот воинов больше не стало,
У полтысячи множество ран, –
Вот такою победа досталась
Нам за Прагу в угоду верхам.
Но нас в городе люди, встречая,
Говорили, где спрятался враг,
Брали раненых, нас угощая,
Флаг советский алел во дворах…

   ЧАСТЬ 5
Мне в штаб дивизии пакет пришёл.
Был день тогда восьмое мая.
Я с текстом разобрался хорошо,
Все мелочи не пропуская.
Генерал полковник наш Сандалов, –
Командующий фронтом, так писал:
«Нам парадное время настало.
О параде победном Сталин мечтал,
Чтоб от каждого фронта был слажен
Сводный полк подобранных солдат
И офицеров с ними также…»

Москва. На Красной площади с утра
Доносится не негромкий голос…
И вдруг аплодисменты, крик «ура!»
Несётся вместо разговоров.
Народ кричал, восторженно гудел, –
В экстазе будто люд стали…
Со свитой к мавзолею подходил
Главнокомандующий Сталин. 
Вот бой часов, что ожидал народ,
Звучит, как музыка парада.
На белом коне у Спасских ворот –
Сам Жуков со свитой, – победы отрада…

Когда закончился апофеоз
В стране звучавшему параду,
То я в душе своей домой принёс         
Печаль нежданную в награду.
Моё расстройство гости засекли.
Вопрос они мне задавали:
«Что, Фёдорович, вы не веселы,
Иль от парада так устали?..»
А почему, что так не весел я,
Что не ответил на вопросы, –
Я чувствовал, – душа болит моя:
Меня парад Победы бросил...
На кремлёвский Парад командирам
Приглашения всем вручены.
Для меня же его «не хватило.»
Знать, заслуги мои не видны…
Как видно, приказ всё мерещится      
О наших пленных с клеймом таким.
И никогда уж не изменится…
Значит, Сталину все мы – враги.

     2012 г.