Глава третья. Силуэт

Следующие две недели тянулись бесконечно долго. Горели фонари, дрожали кленовые листья, холод пробирал до костей. Мама улыбалась дочке, когда ставила в центр стола корзинку с подсохшим нарезным батоном трех разновидностей, а по краям – две тарелки и одну большую кружку, в которую сыпала толченые пилюли. Отец заправлял волосы под кепку, робко прокрадывался в кухню и забирал кружку с собой, сипло желая всем приятного аппетита. Семья ужинала и вместе готовилась ко сну.
Иногда Эдита просыпалась от быстрого шарканья тапок и слышала, как папа кашляет в уборной. До чего же сильной оказалась папина простуда.
В эту ночь сон малышки был вновь потревожен. Эдита вышла в коридор. Дверь в уборную была открыта, свет горел. Она сделала пару шагов босиком, потом подумала, что не хочет привлекать внимания липким шмяканьем по линолеуму, и нацепила свои любимые носки с корабликами. Это не помогло. Приблизившись в двери, она застала отца повернутым к ней лицом. Он был без кепки. От волос ничего не осталось.
-Ты чего не спишь?
- Пап, ты побрился?
- Ах, это. Мне идет?
- Мне нравилось, когда ты был рыжий.
- Ничего, отрастут. Я разбудил тебя?
- Ты кашлял.
- Прости, котенок, не буду больше.
- Пап, почему я не иду в школу?
- Это…это мама так сказала? Понимаешь, Диточка, это как на Новый год тебе Дед Мороз отправил письмо в прошлом году…помнишь, что там было написано?
- Что в Великом Устюге были пробки, и дедушка не успел добраться до всех.
- Ну вот сейчас то же самое, в школе новые учителя и всех детей взять пока не удастся. Но ты не волнуйся…
Папа подмигнул, резко перестал улыбаться, подняв лишь один уголок рта, как это делают нахальные мальчишки с рогатками, торчащими из карманов, потрепал дитя по голове и быстрыми шагами удалился в темноту коридора.
«Как? Господи, этого не хватало!» - донеслось из спальни.
Через мгновение у стационарного телефона возникла растрепанная мама в шелковом халате.
«Дит, марш спать!»
Она молча прошла в комнату, упала лицом в подушку и заплакала. Без рева, тихо, сжав губы, совсем как взрослая.
Через 20 минут папа уехал вместе с мамой.  Через час во дворе запели птицы. Через полтора – рассвело.
Девочка спала беспокойно. Поутру холод комнаты, в которой давно сквозило, разбудил дитя, и ветер закинул кружевную занавеску на магнитофон. Эдита открыла один глаз, оглядела комнату в надежде увидеть море, приливом присланное прямо к изголовью кровати. И было бы зверством сказать, что ничего она не обнаружила. Отнюдь! А, может, и увы. Но на полу красовалась лужа. Откуда? Не ясно. Эдита смотрела в ступоре на сие творчество неясного происхождения минуту, пока тайна не раскрылась сама по себе. Черная пушинка, такая же, как ровно две недели назад, опустилась девочке на нос. Эдита посмотрела наверх и увидела хвост, свисающий со шкафа.
«Жорик!» - обрадовалась сначала кроха, но милость сменилась на негодование и как самый грустный в мире работяга, она устало протянула:
«Жоооорик, вот ты негодяяй».
«Мрмяяяу», - лениво ответил Жорик.
«Придется все это убирать».
Ножки 32 размера деловито затопали в кухню, ладошки схватили тряпку и средство для мытья пола. Через минуту все было чисто.
Рука вытерла лоб от воображаемого пота.
«И больше не озорничай!» - назидательно обратилась к коту девочка.
Вдруг в балконную дверь постучали.
Дита подняла глаза и увидела силуэт. Высокий стройный господин с длинными, собранными в хвост, иссиня-черными с проседью волосами и высвеченными на солнце надбровными дугами стоял и махал девочке с балкона.
Можно было бы испугаться, но знакомые звуки, доносящиеся из окна, заставили Эдиту посмотреть за спину мужчины. Там виднелась мачта.
«А я же обещал, что покажусь, если будешь хорошо себя вести. И, как я вижу, с котом ты справилась отлично» - заулыбался моряк - «Ну, будем знакомы, лоцман Пижеон Чайкис, покоритель морей и дамских сердец в далееекой молодости».
Мужчина вздохнул так печально, что ребенку это показалось смешным. Дита заливисто рассмеялась, настолько заразительно, что лоцман не удержался и сам раскатисто захохотал, покручивая левый ус.
Дитя поспешило открыть балкон.
-Проходите.
-Нет, то вы, юная леди, для меня это непозволительно.
-Почему?
-Видишь ли, моя пищалка, согласно этикету, я должен сначала пригласить тебя посмотреть на мой корабль.
-Хороший этикет. Ладно, выхожу.
Дита не знала, что такое этикет, и думала, что это какая-то наклейка на бутылке колы, на которой почему-то значилось какое-то предписание.
Девочка распахнула дверь. Мужчина оказался крайне осанистым и довольно красивым, хоть годы и брали свое.
-Сколько вам лет?
-Видишь ли, Дита, я не знаю, когда у меня День рождения, я просто однажды появился – и все. Но чувствую я себя лет на тридцать.
-Ого, такой старый.
Лоцман засмеялся снова.
-Ха-ха-ха, ой горе мне, горе, совсем старик, ха-ха-ха.
-Вы же не обижаетесь, что я назвала вас старым?
-А что на правду дуться? К тому же старым быть тоже неплохо.
-Это точно, бабушка моя всегда говорила, что с возрастом приходит опыт.
-Говорила? А сейчас уже не говорит?
-Не знаю. Может, кому-то и говорит, только вот я ее с 4 годиков не видела.
-Однажды ты ее обязательно увидишь, если, конечно, не побоишься отправиться в путь на моем замечательном крейсере «Ветерок».
Эдита смотрела в зеленые, живые глаза Пижеона, как смотрит мокрый щенок на новоиспеченного хозяина. Так хотелось поверить, что она увидит бабушку уже очень скоро. Но еще больше ее воодушевила другая мысль.
-А в школу этот крейсер приплывет?
Чайкис будто бы ждал этого вопроса, так как сразу ответил:
-Разумеется, как только так сразу.
-Как только что?
-Как только ты пройдешь последнюю проверку.
Лицо моряка переменилось. Он посмотрел на девочку серьезно, почти строго.
-Ты должна поверить в меня. Поверить полностью. В то, что я есть, и корабль мой есть, и счастье на том конце моря – совсем-совсем не выдумка. Ну вот скажи, что есть у настоящего человека?
-М-м-м, не знаю. Глаза и уши?
-Ха-ха-ха, малявочка ты, нет же, у настоящего человека есть история. И я тебе ее поведаю.