БРАТ второе издание

Предисловие ко второму изданию поэмы:   Прошли годы и я теперь не верю, а точно знаю правду о И.В. Сталине. И я согласен с одним из комментаторов о его жизнедеятельности «… сегодня я виню Сталина только за то, что не всех врагов народа ему довелось уничтожить  - ибо сегодня их дети и внуки находятся  у власти и измываются над нами…».  И я сегодня, как никогда, считаю себя СТАЛИНЦЕМ и знаю – ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!  Вот потому и нет здесь несправедливых моих слов о ВЕЛИКОМ СТАЛИНЕ…

БРАТ

Меня забрали среди ночи,
Втолкнули в «чёрный воронок»
И по дороге мимо рощи
Помчали в сонный городок.

Там в доме бывшего купчишки
НКВДэшный следовик,
Не тратя времени не лишки,
Сказал с порога напрямик:

«С тобой возиться нет резона.
Амбар с зерном дотла сгорел.
Под суд пойдешь, а там и зона,
А может даже и расстрел».

Как рыба воздух ртом хватаю,
Понять пытаясь – что к чему –
«Какой амбар? – его пытаю, -
Не виноват!» - твержу ему.

Но за неделю очень скоро,
Хоть отбивался, как уж мог,
Мне двадцать пять, аж до упора,
Влепили судьи за поджог.

И по этапу, ноги в руки,
Под лай собак и стражи ор
Сквозь всю страну погнали в муки
Великий строить Беломор

И там, горбатясь на канале,
В мозгах ворочал я вопрос –
Из-за какой же это твари
Я без вины страданья нёс?

И хоть настойчиво, упрямо
Догадка билась мне об лоб –
Её отбрасывал я рьяно
И загонял в себя, как в гроб.

Мне не хотелось верить в это,
Пусть даже скажет кто стократ,
Что изживал меня со света
Мой самый близкий родной брат.

Но это так, мой брат Василий
(Он был моложе на пять лет)
Без сожалений и усилий
Состряпал на меня навет.

А что тому было причиной
Я разобрался лишь потом,
Когда с войны седым мужчиной
Назад вернулся в родной дом.

То будет позже, а покуда
Копал лопатой я канал,
А брат что сволочь и Иуда –
Имел догадку, но не знал.

И умываясь горьким потом,
Среди болот и комарья
Вгрызался год за годом,
Как «враг народа», в землю я.

Затем другие были стройки,
Другие нары и барак,
Другие вышки и надстройки
И злобный лай других собак…   
 
Я не допил страданий чашу,
Не все невзгоды перемог,
Когда ступил на землю нашу
Фашиста грозного сапог.

Тогда без лишних разговоров,
Прогнав обиды, словно дым,
Встал я, ЗК – Иван Егоров –
У «сорокапятки» подносным.

За всю войну, что шёл к Берлину,
Торя тяжёлый ратный путь,
Я получил осколок в спину
И «За Кавказ» медаль на грудь.

И в тридцать пять седой, усталый,
Лишенья вынесший горбом,
Я воротился в хутор старый,
Вошёл в родительский свой дом.

«Ну, здравствуй, брат, - сказал я брату, -
Небось, не думал, что живой?»
А он в ответ, как через вату:
«Что ж, проходи, в дверях не стой».

Ко мне не бросился для встречи,
А опустивши в пол глаза,
В момент лишившись дара речи,
К столу присел под образа.

Но ныне там не образ Бога
И не святых сияет лик –
С картинок смотрят: Ленин строго,
С прищуром – Сталин «ученик»…
 
Я, сняв шинельку у порога,
На лавку бросил свой баул,
Воды черпнул, отпив немного,
К столу широкому шагнул.

И вот сидим друг перед другом,
Я на него уставил взгляд –
В морщинах, словно был под плугом,
Не брит давно и весь помят.

Зажав в колени свои руки,
Унять пытается в них дрожь,
Связать в слова не может звуки
И сам с собой ничуть не схож.

И я сижу, сцепивши нервы,
Смотрю в лицо ему в упор
И не могу начать я первым
Столь долгожданный разговор.

Бьет о стекло устало муха,
Вползает тихо полумрак…
Мы с ним молчим и лишь до уха
Часы доносят «тик» и «так».

Но долго так молчать не гоже,
Пора всё ставить по местам!
Коль он молчит, тогда, ну что же –
Тот разговор начну я сам.

Доставши хлеб, бутылку, сало
И два солёных огурца,
Ему сказал: «Давай сначала
Помянем мать, брат, и отца.

Пусть будет им землица пухом
И вечный рай среди небес…» -
И, осушив стакан весь духом,
Слезы смахнул горячий вес.

Он также выпил, только молча,
Не вставил даже и словцо,
И лишь ухмылка, словно волчья,
Его прорезала лицо.

И взгляд колючий из-под бровей
Метнул короткий он в меня –
Я в нём увидел жажду крови
И пламя злобы и огня.

«А ну-ка, брат, ответь-ка брату,
Вернув назад времённый бег,
Всё без утайки и по ладу –
За что на душу взял ты грех?

Побудь сегодня хоть мужчиной
И не крути словесный бред –
Явилось что тому причиной
Погнать меня в пучину бед?

Неужто только из-за дома?
Могу поверить, но с трудом –
На крыше сгнила вся солома,
Трухляв стоит, пора на слом.

Иль может всё же из-за Насти?
Тут ближе истина видна -
Ужель хотел ты чашу счастья
Испить за брата всю до дна?»

Себе плеснул в стакан он водки,
Махнул и разом весь обмяк
И, как ягнёнок, стал вдруг кроткий –
Не человек, а так – тюфяк.

«Ты хочешь знать, как всё то было?
Что ж, слушай исповедь мою,
Ведь здесь слова нужны, не сила…
Я ничего не утаю…»

И начал брат рассказ свой долгий
Вести с мальчишеской поры,
И вспомнил: как со мной до Волги
Съезжал в санях с крутой горы.

И как ходили на рыбалку,
На лодках плавали в затон,
Как первый раз встал за сажалку
В пятнадцать лет неполных он.

А я работал землемером,
Мог подменить и кузнеца
И был ему во всём примером,
И вместо мамы и отца.

Они ушли из жизни рано
И друг за другом в один год –
В ту пору смерть косила рьяно,
Как очумелая, народ.

Года то шли, а то – летели,
Подобно птице со двора.
Мы подросли, мы повзрослели –
Пришла влюблённости пора.

Влюбился я. Соседка Настя
Мой потревожила покой.
И выше не было мне счастья
Рассвет встречать с ней над рекой.

А Вася, брат, как оказалось,
В Настёну тоже был влюблен.
Когда со мной она встречалась –
В подушки выл белугой он.

И чтоб соперника лишиться,
Любовь его была так зла,
Сумел на подлость брат решиться –
Амбар с зерном спалил дотла.

Затем писульку же на брата,
Мозгой обдумав неспешна,
Карябал левой куда надо,
По жизни был хоть и правша.

Меня забрали, срок влепили,
А он к Настёне в тот же миг,
Мол, брата нет, загибнет в гнили,
Иди ко мне, чем не жених?

Она ему же отказала
И на пороге, встав к стене
«Люблю Ивана, - так сказала, -
И не ходи, прошу, ко мне…»

С утра до ночи в поле ль, дома
Тащила Настя тяжкий воз
И по решению обкома
В войну возглавила колхоз.

В колхозе ж были одни бабы,
Да дед Кузьма, да дед Степан –
На фронт и их забрали б, кабы
Кровь не текла из старых ран.

А мужики горели в танках
На Курской огненной дуге,
В морях тонули на «жестянках»
И мёрзли на полях в пурге.

Не все вернулись с войны лютой –
Лежат, зарыты в шар земной,
А брат вернулся, чтоб Иудой
Ответ держать передо мной.

Пришел с контузией до дому,
Не слышал даже по первой,
Ревел в ночи, подобно грому,
И рвался всё в незримый бой.

Затем запил, стал куролесить,
К Настасьи снова приставал
И, коль не врёт, разов аж десять,
К себе в супруги её звал.

Она ему же всё твердила
Упрямо, твердо: «Нет!» и «Нет!»
А вскоре в город укатила
Возглавить важный комитет.

И где-то там сейчас при власти
Решает сложные дела,
А брат с весны не видел Насти –
Судьба дороги развела.

Ну, вот и всё, к рассказу больше
Добавить нечего ему –
Кому из нас же было горше
Пусть судит жизнь, да по уму.

Вот так вот встретился я с братом…
И повидав, что в нём, внутри,
Я обозвал Василия «гадом»,
Расставил точки все над И.

Хоть брат он мне и даже
В нас кровь одна, одна и плоть –
Не знаю в жизни его гаже,
Он мне – отрезанный ломоть…
                Август 2020 года