Видение императора Франции

Там, где в глубинах океана
Волна вгрызается в гранит
Давно заснувшего вулкана,
Под тяжестью бетонных плит
Клеймленный именем тирана
Под неусыпною охраной
Великий император спит.
В своем нетленном одеяньи
Хранит он вечное молчанье,
И маске Цезаря его
Подобно бледное чело:
Померкло прежнее страданье, 
Явив почившему покой
Своей пророческой рукой...
Но как жестоко увяданье
Его величия! Едва ль 
В его глазах былая сталь
Сверкала в тот предсмертный час,
Когда безвременно угас
Его души великий пламень, 
Разбившийся о черный камень
Его безрадостной тюрьмы, 
Где лишь пустынные холмы
Да ветра неизбывный вой 
Носился над туманной тьмой. 

Уж много лет, как минет год —
Взметнется мрак бурлящих вод,
И дрогнет сумрачный гранит,
Разверзнув тяжесть скорбных плит,
Под коей император спит...
И с ним от вечного покоя
Очнутся неизменно двое:
Месье Маршан и граф Бертран
Пред ним во тьме склоняют стан.
И много лет, как минет год, 
Сквозь спящий Лонгвуд тень плывет:
Почивших маршалов своих
Зовет сквозь вечность скал глухих.
И помнит неизбывно Он,
Как в час предсмертный видел сон...


В тот скорбный день, застлав глаза 
Взвилась над Лонгвудом гроза;
Он спал, лишённый сновиденья.
Лишь оттиск горького мученья
На алебастровом челе
Неспешно тлел в полночной мгле,
Когда предсмертное томленье
Слепой агонии оков
Сменилось золотом песков.

Среди пустыни опаленной
Горячим солнцем иссушенный,
Разлился плодородный Нил,
Что испокон веков хранил
В лазурных водах жизни пламень.
Горел восток. И жёлтый камень
Повсюду высился, куда б
Ни кинул взгляд ничтожный раб.
И средь златых песчаных дюн
Он вновь стоял. Он снова юн,
Под гнётом золотых пластин
Над всем Египтом господин,
И взгляд, очерченный углём,
Горел застывшим янтарем.

Ему подносят подаянья
Что божеству. И одеянья
Расшитый златом легок край,
В ветрах дрожащий невзначай,
Что белых лилий нежный цвет.
В честь императора побед
Воздвигнут храм, и гордый лик
В скале в мгновение возник.
Он нерушим: он царь и жрец.
Роскошный высится дворец
Среди златых песчаных гор,
Куда бы он ни бросил взор.

Но кто бы знал, как горько он
Тоскует, свой оставя трон;
Однажды в ночь, из года в год
Он к Нилу спящему бредет,
Сложив у чёрных вод колец
Златую россыпь и венец
Тяжелый подле опустив.
И долго, тих и молчалив,
Глядит в застывшую он гладь,
Один ответ желая знать.

Однажды в год во мраке он
Один и тот же видит сон
О том, как манит и зовет
Его сквозь шум бурлящих вод
Далёкий остров, и над ним
Звезда виднеется сквозь дым.
И каждый год бросает он
Кольцо в покойный Нил сквозь сон
И ждет, когда над мраком вод
Чернее станет небосвод,
И сквозь безжизненную рябь
Он тень сумеет угадать.

И видит он сквозь горький сон
Как средь беснующихся волн,
Что черный мрак о берег бьёт,
Фигура мрачная бредет,
Запрятав кисти бледных рук
В туманом сотканный сюртук.
Упрям и мрачен гордый взгляд
Тех глаз, что тень веков хранят.
И небывалою тоской
Его сменяется покой,
Когда из хладных темных вод
Плеяда маршалов встает,
И наполняют злую ночь
Штыки, отринутые прочь,
К его ногам. Их славен гром
Звенящий в воздухе пустом!
Как только штык ложится в ряд,
"Mon emperor!" — кричит солдат,
И глаз янтарь сменяет лед
Того, кто Нила милость ждет
Из года в год,
         Из года в год...

Примечание автора: сие есть не более, чем скромный очерк-дополнение к "Неизвестному". Зарисовка о том, как в бреду императору снится, будто он, проживая жизнь властителя Египта, видит сон о своей истинной судьбе.