Путешествие в Хельхайм

An anxious gazer from the shore -
I marked the whitening wave,
And wept above thy fate the more
Because - I could not save.

It recks not now, when all is over:
But yet my heart will be
A mourner still, though friend and lover
Have both forgotten thee!

- Anois


Этой поэмой я закрываю последние мрачные страницы своей жизни, освобождая долгожеланное место радостным.


1

Хлюпали подошвы грязью черной,
Сохли комья стоптанной земли.
Смертью недостойной и позорной
Умершие монотонно шли.
Под луною мерно, обреченно
Двигался рассеянный поток.
А вдали вздымался затаенно
Облачный, чуть видимый чертог.
По одной проторенной дороге,
Шаг за шагом, тяжело дыша
И едва переставляя ноги,
Волочилась каждая душа.
От ворот на расстояньи мили
Слышалась истошных криков боль.
Это мост бедняги проходили
Через проклятую реку Гьолль.
Великаном из прочнейшей стали
Возвышался мост в страну теней.
Из моста клинками вверх торчали
Тысячи наточенных мечей.
Проходил тот мост лишь вверх смотрящий,
Поборов волнение свое;
Кто бросал взор наземь, был пропащий -
Сразу попадал на острие.
Эти люди – трусы, прохиндеи -
Здесь кончали свой последний путь:
Извиваясь на клинках, как змеи,
Камнем падали в речную муть.
Всем минувшим острие кинжала
Открывались ржавые врата.
Там на башне Мордгуд их встречала -
Страшных сновидений красота.
В небесах орел кружился сонно,
Доставая крыльями до звезд,
А в толпе шел странник отчужденно,
Тайно миновав зловещий мост.
Взмыл орел, вознесся над рекою
И спикировал вниз головой.
Стражи замерли, готовы к бою.
Странник, несомненно, был живой.

2

Птичьи вопли бешено носились,
Выпрямилась Мордгуд в полный рост,
Тучи стрел в ночное небо взвились
И стеной обрушились на мост.
Тут и там глаза сплошным мерцаньем
Всматривались в сумрак берегов.
Он стоял безмолвным изваяньем,
Невредим, недвижим и суров.
Мордгуд мощной дланью размахнулась.
Грянул сокрушительный обвал.
Вся долина разом содрогнулась,
С шумом в реку град загрохотал,
Заметались мертвецы на стенах,
В темноте мелькали сотни ног,
Медной глоткой, кровь студящей в венах,
С башни заорал тревожный рог.
Странник капюшон назад откинул,
Поднял посох, оглядел дозор,
Выждал миг, коль скоро гомон минул,
И неспешно начал разговор:
- Смилуйся, могучая орлица,
Не с копьем пришел я в мир теней.
Не судьба мне с госпожою биться -
Безоружен я уж много дней.
Отвори ворота, коль не жалко,
Стань добра, приветлива со мной.
Все, чем я богат – лишь эта палка
И века скитаний за спиной...
…Тишина повисла гробовая.
Ждал дозор неотвратимый час.
Вдруг засов подался, громыхая –
Это Мордгуд отдала приказ.
Лязгали заржавленные цепи,
Отворялась дверь в загробный свет.
Темнота кромешная, как в склепе,
Неизменно устремлялась вслед.
Несколькими быстрыми шагами
Он вступил меж разведенных скал.
Гарм-хранитель, бдящий за вратами,
Голоса ни разу не подал.

3

На земле, истрескавшейся сушью,
Пыль сметала странника следы.
Впереди непроходимой глушью
Разверзались мертвые сады.
Листья мерно по ветру летели,
Пламенем незримым сожжены;
Ссохшиеся в прах дубы и ели
Густо были здесь погребены.
За вратами кладбище лежало:
Холод вездесущий, сушь и тьма.
Тучи впереди, как покрывало,
Укрывали хилые дома.
Странник шел вперед не озираясь
Сквозь сухой взъерошенный покров.
Так он, шаг за шагом пробираясь,
Вскоре оказался у холмов.
Где-то рдело странное свеченье.
Скрылась в туче желтая луна.
Взгорья ледяное возвышенье
Громоздилось рядом как стена.
В нем зияла щель для душ бродящих,
Бледных и принявших свой удел.
Сотни их входило, полуспящих,
Но назад никто ступить не смел.
За ущельем хижины виднелись,
Лез в глаза сгустившийся туман,
Едкой мутью фонари желтелись,
Разрывая черный океан.
Горизонт заледеневшей дали
Был подернут белой полумглой.
Души ничего не замечали,
Отстраненно глядя пред собой.
Стал дождем туман, тропу размыло,
Вмерзли в грязь халупы меж огней.
Поредевшая толпа входила
В град неупокоенных людей.

4

Странник было подходил к кому-то,
Тщетно предлагал поговорить,
И никто не жаловал минуты
Проходящим мимо уделить.
Вот одна душа рукой махнула,
Вот иная, лишь взглянув едва,
Быстрым шагом в темноте скользнула
Вглубь толпы – и сталась такова.
Странник все ходил, кричал прохожим,
А меж тем посыпал мокрый снег.
Чем-то липким, на кисель похожим,
Заметали вихри между век.
Ближе стала рябь сияний странных.
Лил с небес то дождь, то снегопад.
Вдруг в метели, вместо сел туманных,
Впереди отверзся грозный град.
Все пространство резко развернулось,
Обнажив зияющую пасть.
Вьюга с новой силой встрепенулась
На просторе обнаженном всласть.
Простирались каменные тонны
Как густой непроходимый лес;
Восходили темные колонны
Прямо в низкий потолок небес.
А среди громад и великанов
Высился источник полумглы:
Тусклый свет бил словно из фонтанов
У подножия крутой скалы.
Слева замок, справа лишь руины -
В мареве белесом, чуть дрожа,
Плыл дворец, и в недрах исполина
Мирно почивала госпожа.
На широкой городской дороге
Долго странник окликал людей -
Звал с собой, переступал пороги,
Ждал у покосившихся дверей.
Лишь однажды голос заунывный
Он услышал из-за головы:
- Ты оставь надежду, гость наивный,
Все они не знают, что мертвы...

5

Тихие слова живой волною.
Появились вдруг из ничего.
Темная фигура за спиною
Пристально глядела на него.
Обернулся странник, растерялся
И немного отступил назад.
Через дымку тускло проявлялся
Ясный, непоколебимый взгляд.
Молвила душа: - Тебя, похоже,
Я встречал в каком-то странном сне.
Не могу я распознать, кого же
Ты собой напоминаешь мне?
Ты беседы ищешь у народа -
Что ж, изволь, тоску мою развей.
Как же душит мерзкая погода!
Ты какого мнения о ней?
Странник прошептал в оцепененьи:
- Правду ль молвишь ты, что все кругом
Обитают в щупальцах забвенья
И не знают о своем былом?
Коли так, как ты, здесь обитая
Мертвою душой в злосчастной лжи,
Выведал один всю тайну края
Под началом Черной госпожи?!
Незнакомец принял вид серьезный:
- Долгая история сия,
Путь здесь мной проделан грандиозный,
Но былую жизнь не вспомнил я…
Хоть до нас нет дела в этом месте,
Все же нам чужих не нужно глаз -
И, нырнув в заулок с гостем вместе,
Незнакомец начал свой рассказ.

6

- В этом мире, сером и туманном,
Все законы держит госпожа.
Сдавлен город страхом постоянным,
Идеалам госпожи служа.
Мерзкая, дождливая погода,
Души в черном одного лица -
Все это, по горькой правде – мода,
Прихоть без начала и конца.
Здесь никто не смеет выделяться
Из огромной траурной толпы.
Души нелюдимы, всех дичатся,
И без исключения глупы.
Сам подумай – не своим желаньем
Люди вечность коротают здесь:
Где же им теперь разжиться знаньем,
Коль рассудок затуманен весь?
Души ведать без предубеждений
Не хотят ни мира, ни себя -
Так и ходят, все мрачнее тени,
Словно стадо мокрого зверья.
Иногда проносятся здесь слухи
О других таинственных мирах,
Где живется лучше, нет разрухи,
И у всех улыбки на губах -
Слухи меж понурыми умами
Исчезают, словно миражи.
Всем привычней долгими годами
Уповать на милость госпожи.
Недовольство в массах мерно зреет -
Госпожа уж в том убеждена.
Но за все вину у них имеют
Не они, не мир и не она.
Здесь винят обычно снег и слякоть,
И пустые гибельные дни.
Хоть порой иным охота плакать,
Делают, что принято, они.
Призван раб, запуганный кинжалом,
Думать так, как госпожа велит.
Несомненно, под ее началом
Град еще немало простоит.

7

Во дворце – владычицы покои,
Там и залов, и хором не счесть.
А еще – секрет тебе раскрою -
Книжное хранилище там есть.
Городская заросла дорога
В замка необрушенную часть.
Мало кто слыхал, что внутрь чертога
Можно беспрепятственно попасть.
Души никогда туда не ходят –
Страхом веет роковой престол.
Нас судьба куда, знать, ни заводит -
И однажды я туда зашел.
Я в библиотеке, озираясь,
Вынул с полки твердый переплет.
Тотчас же, колом в меня вонзаясь,
Сердце сжал невыносимый гнет.
Я тонул в немеющих объятьях
Злой тоски, и их не мог разжать;
И к тому ж, весь сыпался в проклятьях
От того, что не умел читать.
Понял я потом, что заколдован
Храм наук, сказаний и былин –
Каждому внутри был уготован
Жребий, узнаваемо, один.
То проклятье и не подпускало
Всех кругом к познаниям всегда…
Каждый день усиленно, устало,
Стиснув зубы, я ходил туда.
Я познал все руны, знанье слова,
Тайну Древа девяти миров,
И узрел, что слухи все не новы,
И что это – город мертвецов.

8

Я превозмогал себя нещадно,
Возвращался без последних сил.
Ярких снов нектар глотал я жадно,
Сомневаясь, сон ли это был.
В нем ловил я странные виденья:
Кто-то в них хотел меня убить;
Образ появлялся на мгновенье,
Но не ведал я, кем мог он быть.
Я не мог ни спать, ни есть, как прежде.
Я смотрел на руки не дыша;
Книжный храм поведал мне, невежде,
Что и я - усопшая душа.
Все пространство разом изменилось,
Тщетно я бродил, искал покой.
Понял я, что нечто сотворилось
Невообразимое со мной.
Я ходил в прострации часами,
Я взывал неведомо к кому,
Проклинал себя и кулаками
Бил непробиваемую тьму;
Я не знал, как долго здесь томился,
Я не помнил, кем при жизни был,
Чувствовал, что спятил, отстранился,
Что-то очень важное забыл.
Нет – не спятил я! Мой ум изведал –
Здесь никто не вспомнит ничего!
Как и все, свою я память предал,
Как того желало колдовство.
Бурно наступило озаренье -
Перешло в отчаянье оно
От того, что мне в цепях забвенья
Быть теперь навеки суждено.

9

Я хотел поведать всем, конечно,
Тайну, что постиг случайно сам.
Я все говорил, но безуспешно,
Все бежали по своим делам.
Я кричал, уже и не мечтая
Всем вокруг на мир глаза раскрыть,
Лишь бы хоть одна душа чужая
Боль могла со мною разделить…
Но меня не слушали. И верно,
Что мерзавцам дело до меня?
Все они вели себя прескверно
В годы их поганого житья,
Все они при жизни эгоисты,
Подлый, низкодушный, глупый сброд.
С ними дело всяк иметь нечисто,
Надо ли ненужных мне забот?
Тут меня ужасно осенило.
Я и мертвецы – мы здесь одни.
Я один из них - всегда так было,
Я живу и мыслю как они.
В смертном теле крупно провинившись,
Души наши все попали в ад.
Значит, в царстве мрака появившись,
Я уже был в чем-то виноват?!
Может, я обманывал, лукавил,
Радовался, гнусность сотворив?
Раз я здесь - согласно своду правил,
Я виновен - или же труслив…
Я ль кого-то мог забыть в печали?
Мог ли я предать добро и свет?
Дрогнуть в нужный миг рука могла ли?
Я - мерзавец? Я не верю, нет!!!
Адским сокрушеньем одержимый,
Проклял я острог противных стен.
Всюду теснотою нестерпимой
Нависал мой вековечный плен.
Я пешком в зловещем угнетеньи
Долго шел, куда глаза глядят;
Поредели грозные строенья,
И впервые я взглянул назад.
Фонари все меньше здесь горели,
Заходился шумом мертвый лес,
И нигде за мною не смотрели,
И не шли – народ кругом исчез.
Свет совсем в деревьях потерялся.
Дождь пошел. Я бросился с тропы,
И бежал, влачился, продирался
Прочь от ненавистной мне толпы.
Я, весь оцарапанный ветвями,
Выдохся и пал лицом на склон,
И на влажной почве меж корнями
Сразу провалился в полусон.

10

Я очнулся резко и нежданно.
Дождь не шел. Лес продолжал шуметь.
Было так светло, хоть и туманно,
Что я мог деревья разглядеть.
Никогда, за все мое томленье
В мире, где пришлось мне все забыть,
Я не знал доселе, что свеченье
Может отовсюду исходить.
Свет струился мягко, белоснежно
Меж раскидистых, пушистых крон.
Я привстал. Все было безмятежно,
Словно я попал в волшебный сон.
Тучи стали серыми, густыми,
Ветром обнажались рукава,
И внезапно в вышине за ними
Оком загорелась синева.
Мой немой вопрос просил ответа,
Потрясеньем сжалось все в груди.
Это все я видел, видел где-то!
Жизнь, что я оставил позади!..
Я на склон пологий забирался,
Синева росла над головой,
Влажный воздух в уши забивался
И свистел, хлестал в лицо рекой.
Желтое сплошное одеяло
Укрывало высохшие пни
И неспешно наземь опадало
С мертвых кленов… мертвые ль они?!..
Я бежал, орлом летел к вершине,
Вдруг вверху весь мир пред мной стал бел.
Сокрушенный в световой лавине,
Я отпрял назад – и онемел.

11

Впереди, как скатерть золотая,
Простирался желтый океан,
И, сиянье бурно извергая,
Где-то над долиной бил фонтан.
Это солнце. Солнце над лесами
Мне светило, полыхало, жгло…
Солнце. Я читал о нем ночами
И воображал его тепло.
Хоть не ведал я ни дня, ни зноя,
И не видел света за окном,
Что-то удивительно родное
Я нашел в сказаниях о нем.
И теперь, поверженный свеченьем,
Ощутил я нечто, что давно
Ни познаньем, ни воображеньем
Пробудить мне было не дано.
Я стоял, прищурившись, на склоне,
Свет хлестал, топил меня в себе;
Свет меня тропой на синем фоне
Вел к моей свершившейся судьбе.
В голове свистел порыв смятений,
Сердце разрывалось от огня,
Солнце выжигало груз сомнений,
И под ними просыпался я.
Да! Я помнил!!! В солнце, в солнце сила!
Я пылал, горел, я стал иным;
Сломленное сердце снова было
Беззаботным, радостным, живым!
Я упал и весь в забвеньи слился
С желтою пожухшею травой.
Я лежал, я в счастье провалился,
Канул в мир услады с головой.
Я смеялся, плакал, упивался,
Сквозь пространства разносился крик.
Зов иных миров в меня врывался,
Я глотал непостижимый миг.
Там потом, под сенью небосвода,
Я поклялся: на своем пути
Этому мгновению свободы
Я не дам из памяти уйти.

12

Я прочел, что в иномирье высшем
Вслед за днем всегда приходит ночь,
Но казался светлый диск зависшим,
Не спешащим закатиться прочь.
Он неспешно двигался направо,
Мерно обходя единый круг,
И вечерним светом величаво
Озарял осенний лес и луг.
Осень. Вечный вечер. Так и было,
Тот же вид везде, куда ни глянь…
Тут меня ужасно осенило –
Я читал про эту глухомань.
К западу от города ночного
Земли запустелые лежат.
Там природа менее сурова.
Там в веках господствует закат.
В царстве мглы везде своя погода.
Время здесь у госпожи в плену.
Здесь царит конец и дня, и года
Без надежд на утро и весну.
В сумрачных дворцовых коридорах
Я мечтал сбежать с глухих земель.
Этот мир широк в своих просторах:
Я не жив - я все еще у Хель.
Я смотрел в желтеющие дали.
Много думал. Свет глаза слепил.
Клены тихо кронами качали,
Запах влаги в воздухе парил.
Я немного знал, и в откровеньях
Не нашел, к несчастью, свой ответ.
Снова вспоминал о воплощеньях
И не отыскал желанный след.

13

То, что я нашел, тот край забвенный -
Лучше было, все ж, чем ничего.
Я окинул взором мир мертвенный
И решил исследовать его.
Вспомнил карту: где-то за лугами
Берег был на дальней стороне.
Так пошел я быстрыми шагами
К северу, как показалось мне.
Через чащи, через лес кленовый
Без тропы я пробирался в глушь;
Ветер в спину завывал суровый,
И сверкали блики редких луж.
Солнце вскоре в тучах потерялось,
Мир туман тягучий поглотил.
Лес редел; деревья растворялись
В омуте удушливых белил.
Пустота кругом в глаза вонзалась.
Скрылся в молоке последний клен.
Ничего повсюду не осталось –
Лишь земля и мгла со всех сторон.
Я на ощупь шел, и твердь сухая
Трескалась, хрустела под ногой.
Я шагал вперед, куда - не зная,
Одинокий, жалкий и слепой.
Словно сам стал облаком бездонным,
Двигался я вглубь небытия.
В мире тьмы, затерянном и сонном,
Безнадежно потерялся я.
Всюду становилось все темнее.
Я подумал, что схожу с ума.
Небо краской налилось, чернея,
И внезапно расступилась тьма.
Уходил назад туман, редея;
Показались вдалеке огни.
Я в момент познал душой своею
Чувства погребенные мои.
Снова неземное наважденье
На меня обрушилось стеной.
Я стоял в безмолвном восхищеньи –
Ведь то были звезды надо мной.

14

Да, и этот свет я помнил смутно -
Помнил и, наверное, любил…
Озаренья снова поминутно
Разжигали нетерпенья пыл.
Проясненья душу колыхали,
Но злосчастный разум пустовал.
Мысли так же быстро ускользали,
Несмотря на чувств истошный шквал.
Кто я? Почему мне так знакомо
Небо, что укрыло мир живых?
Где-то в нем я видел образ дома
И забытых родичей моих…
Я решил немного оглядеться.
Море. Я достиг конца земли.
И в низине стали мне виднеться
Кости в многовековой пыли.
Берег был усеян черепами:
Их, как гальку, умывал прибой.
Тьма доспехов и щитов с мечами
Грудою лежала под водой.
Берег мертвецов. Кругом скелеты.
Каждый был свободною душой.
Каждый жил, и каждый умер где-то,
Каждый отправлялся в мир иной.
Но потом, узнав о том, что грешен,
Этой мысли вынести не смог,
И себя, убит и безутешен,
На уничтожение обрек.
Или же, глухим существованьем
Полностью пресытившись в тоске,
Жаждя положить конец страданьям,
Сразу утопил себя в реке.
Или же в начале, пред вратами,
Через страшный мост не перешел…
Я заплакал горькими слезами.
Слишком далеко мой путь привел.
Этот мир жесток и безнадежен,
Гибельная, проклятая твердь!
Вот исход, что мнился невозможен -
В царстве смерти умерших ждет… смерть.

15

Нет пути отсюда – так страницы
Молвили мне робко при свечах.
Несомненно, был я у границы –
Горизонт весь в алых облаках.
То был Муспельхайм, мир великанов,
Огненных существ кипящий дом.
Я готов был сотни океанов
Переплыть, чтоб оказаться в нем.
Я б не смог там выжить, но оттуда
Мог в Мидгард желанный я попасть…
Я душой надеялся на чудо,
Чтоб сломить богини смерти власть.
Я прочел, что берег окаянный
Охраняет лютая змея.
Думал я: неужто путь желанный
Гадина отнимет у меня?
Может ли змеюка быть опасна?
Я был слеп, я не видал беды –
Мысль меня всего объяла страстно
Одолеть мерзавку у воды.
Я схватил копье, решил – годится!
Я окинул взором мертвый брег.
Неужели может оступиться
На плаву свободный человек?!
Я валил засохшие осины –
Мне легко давался каждый ствол.
Из сухой и прочной древесины
Крепкий плот я воедино сплел.
Я горел стремленьем прочь из ада
В сей же час, немедленно бежать;
Я ловил безумную отраду –
Ту, что здесь пришлось мне потерять.
Воодушевленный искрой силы,
Упивался весь порывом я.
Это – часть того, что смерть сгубила,
Часть ушедшей жизни, часть меня!!!
Я спустил плот на воду; вдруг море
Заходило бурною волной.
Плот кренило беспощадно: вскоре
Он переломился подо мной.
Я копье держал ладонью крепко.
Гад ползучий вылез из пучин.
Хвост змеиный извернулся цепко,
Прочь меня швыряя от глубин.
Я бросался в бой, но безуспешен
В темноте был каждый мой рывок.
Гад шипел из пены, лют и бешен;
Взор его был дерзок и жесток.
Я швырял, рубил, кричал, метался;
Мне казалось, тварь была везде.
Сонм колец из пены подымался,
Их конца не видел я в воде.
Кольца лезли, туго обвивались,
Словно ядовитая лоза,
И в последний миг пред мной смеялись
Дьявольские желтые глаза.

16

Пекло. Гибель. Я не спал, не мыслил,
Я не слышал и не ощущал.
К лику слабых рок меня причислил -
И теперь я это доказал.
Я в бреду проваливался в бездну.
В забытьи мне снилось забытье.
Но одно внушалось мне железно:
Я проклятье заслужил свое.
Я виновен. Резким приговором
Злого, беспощадного суда
Голоса во мне рождали хором
Чувство величайшего стыда.
Я лежал, отчаяньем влекомый.
Я внутри сражен был наповал,
И какой-то голос незнакомый
Громко и ехидно хохотал.
Помню: что-то важное нежданно
Вспоминал и забывал опять;
Были те видения туманны -
Их, увы, не смог я удержать.
Но запомнил разум мой несносный,
Как болело сердце, как во мне
Кровь кипела лавой смертоносной,
Возвещая о моей вине.
Все мои безвестные пороки
Плющили в тисках рассудок мой,
И одни убийственные строки
Глыбою стояли предо мной:
«Все равны пред неотвратным ликом
В черный час скончанья бытия.
Нет отличья в гнусном и великом:
Мертвецам одна лишь смерть судья».

17

Я очнулся. Мрак душил и ранил
Пелену моих уставших глаз.
Кто-то словно разум затуманил –
Я лежал без мыслей целый час.
Было отвратительно: казалось,
Никуда я вовсе не ходил -
Только чувство гадкое осталось,
Что я больше прежнего забыл.
Я был снова в городе. Похоже,
Что меня обратно принесли,
Водрузили кое-как на ложе
И, как прежде, по делам ушли.
Я был возвращен, но несомненно,
Больше до меня здесь дела нет.
Иль терял я разум я постепенно?
Вдруг все это был лишь сонный бред?..
Вновь все сновидения забыты,
Вновь часов бесцветных череда.
Тлен. Тоска. Душа была разбита,
Вновь идти не мог я никуда.
Я терзался жутким пониманьем:
Прошлого не обратить мне вспять –
С прежним околдованным сознаньем
Я уже не мог существовать.
Я не чуял сил пошевелиться.
Гробовой плитою свод навис.
Мне хотелось навсегда забыться;
Я сидел, смотрел куда-то вниз.
В знаньях больше смысла я не видел,
Умерла навек мечта моя.
Я сидел и просто ненавидел
Мирозданье, город и себя.

18

Проходили долгие мгновенья,
Претворяя час в протяжный год.
Я не ведал, сколько в отреченьи
Я не покидал своих ворот.
Дом стал миром. Все пространство сжалось
В ящик из угрюмых серых стен,
Но внутри упрямо вырывалось
Нечто, проклинавшее мой плен.
Так прошла треть года – или века?.. -
И усилья воли дали знать.
Я опять пошел в библиотеку,
Чтоб продолжить тяжело читать.
Каждый день, упорно, терпеливо
Я хожу противиться тоске.
И теперь я шел неторопливо
И тебя приметил вдалеке.
Я очам не верил: я впервые
Видел неподдельный интерес –
В миг, когда узрел глаза живые,
Словно сам внезапно я воскрес.
Потому поведал все тебе я.
Свет надежды есть в твоих глазах… -
Незнакомец вдруг замолк, бледнея.
Мысль застыла на его устах.
Влага с крыш размеренно сочилась.
Странник не спеша заговорил:
- Что ж из книг узнать тебе случилось?
За каким ты знанием спешил?
Взгляд страдальца щурился устало,
Чутко изучая старика.
- Я читаю о богах Валгаллы… -
Говорил он как издалека.
Странник, в очи тусклые взирая,
Тронул незнакомца за плечо.
- Ты все вспомнишь, братец. Обещаю… -
Произнес скиталец горячо.
Душу охватил порыв смятенья.
- Стой! – раздался запоздалый крик; -
Никогда не знал я утешенья,
Никогда, пока ты не возник!
Слушатель мой добрый, благодарный,
Кто же ты? Постой… ты так похож…
О, неужто снова сон кошмарный?
Быть того не может!!! Это ложь!..
Странник только грустно улыбнулся:
- Не теряй надежды, друг малой…
И затем неспешно развернулся,
Растворяясь в пропасти ночной.

19

На безмолвном солнечном просторе,
На широком золотом холме
Он сидел один, в глубоком горе,
С думой безутешною в уме.
Странник плакал. В чаще отрешенной
Он терзался из последних сил.
Сколько раз, соблазнами плененный,
Глупости бездумно он творил!..
Вот – плоды заносчивых деяний!
Под единовластием творца
День за днем хоронят зов мечтаний
Чистые, невинные сердца.
Думал странник: «Будучи в ответе
За закон, свою я предал цель.
Я мерзавец хуже всех на свете.
Пуще прочих заслужил я Хель…»
Разлетались листья по равнинам,
Достигая медленно земли.
Солнце нависало исполином
Над кленовой порослью вдали.
Небеса заметно потемнели.
Потрясенный, странник молча встал.
Над долиной вороны летели,
Миновав нагроможденья скал.
Солнце в желтом море отражалось.
Тишиной звучал осенний лес.
Нет – скитальцу это не казалось:
Ветер странным образом исчез.
Справа темень грозового фронта
Надвигалась к лесу тяжело.
Яркий шар коснулся горизонта.
Время, без сомнения, пошло.
Странник видел светлое знаменье.
Было ясно, что в минувший час
Прорвана завеса чар забвенья –
Уничтожен дьявольский указ.
Радости самозабвенно внемля,
Странник посох свой в ладонь вложил,
Размахнулся, и в сырую землю
Основанье яростно вонзил.
И с холма, над мертвыми лугами
Он вещал сквозь временной поток:
- Не свершится битва между нами -
Знай же, окаянная: он смог!
У тебя в чертогах нет мне права,
Царство тьмы покинуть мне пора.
Но гляди ж – грядет твоя расправа.
Берегись, жестокая сестра!

2020