Сильнее крысы зверя нет

Всё придумано мудро, здорово.
Каждый в мире силён и слаб:
все по-разному, в целом - поровну,
и по-братски
друг друга - цап!
Плодовит, например, как-то внаглую
нежужжащий жук колорадский:
под листочками он или на -
практикует уже групповуху,
полосат
под сухую ботву,
но бери его грузно-доступным -
некусачего и невёрткого.
Дождевому червю и слепому кроту
или кондору в Андах зоркому
как и нам, хомо сапиенсам,
выбор дан:
сигануть ли, растерзанным быть,
догнать,
обмануть смолянистым стволом,
карпом-зеркалом, глянцем-камнем...

В дебет-кредит
звериный, в доход-расход,
в постановки про зайцев-охотников,
в кошко-мышкины траги-
комедии
игры встроились, но без правил:
никакой королевский апломб,
рык и мускулы, удаль стайная
не помогут льву, тигру, медведю
схорониться в берлоге-спаленке
от капкана, от пули охотничьей,
в век, когда отступают саванна,
степь и прерия, и тайга,
и не лёд под когтями - наледь.

И, скорее уж, зайцу проще:
он хотя бы бегучий, маленький...
Время доброе или злое -
как ни парились деды мазаи,
МЧСы, паромщики, нои -
мир толкается в полураспаде:

паразит, санитар,
подбирающий сзади,
он же -
душеприказчик побед! -
в маркитанском обозе падальщик.