Лето

В голубой синеве ослепительный шар,
он глумится над тенью, ликует!
Но износятся дни и утихнет пожар,
а природа опять затоскует.

Это будет не скоро, но что-то внутри
рапортует: распад неизбежен,
замаячат вдали сентябри-октябри,
а за ними и сплин, что безбрежен.

Просочится процентщица-осень тайком
в дом горячего, смуглого лета,
и обрубит унылым, скупым топором
якоря беззаботного света.

Сердобольных осин и седых тополей
ей, как водится, будет не жалко,
и погонит листву вдоль аллей, вдоль аллей
хилый ветер ни шатко ни валко.

«Всё проходит» – мотив, что набросит лассо
на беспечность – не будет покоя,
и покатится жизнь – колесо, колесо
по дорогам июльского зноя.

Мимо старых скамеек и горьких утрат,
грандиозных свершений, открытий,
но тоска, во сто крат, во сто крат, во сто крат
станет горше, а мир деловитей.
 
Вот скамейка, присядем, в лихие года
может здесь и творил поэт Рыжий,
вновь твердя: «никого, ничего, никогда»,
не приемля обыденной жижи.

А по небу бегут облака, облака -
пилигримы, лишенные дома,
и рождается вдруг за строкою строка,
как поэма июльского грома…

В небесах колобродит рубиновый шар,
хоть слегка потускнел, как монета,
это значит всё тоже – вселенский пожар
сердобольных осин, ну а лето

незаметно растает в туманной дали,
где его дожидается Рыжий,
и сожжет за собой корабли, корабли,
чтобы стать, чтобы стать сердцу ближе.